Риадис, Эмилиос

Эмилиос Риадис греч. Αιμίλιος Ριάδης
Основная информация
Дата рождения	13 мая 1880(1880-05-13)
Место рождения	Фессалоники
Дата смерти	17 июля 1935(1935-07-17) (55 лет)
Место смерти	Фессалоники
Страна	Греция
Профессии	композитор

Эмилиос Риадис (греч. Αιμίλιος Ριάδης , 13 мая 1880, Фессалоники, Османская империя — 17 июля 1935 Фессалоники Вторая Греческая Республика) — видный греческий композитор классической музыки и пианист XX века. Вместе с Мариосом Варвоглисома, Дионисием Лаврангасом, Георгием Ламбелетом, и Манолисом Каломирисом, является одним из основоположников современной Национальной греческой музыкальной школы. Одновременно Риадис является признанным поэтом.

Молодость

Эмилиос Риадис родился в столице османской Македонии, городе Фессалоники. Риадис был сыном фармацевта Эррика (Генриха) Chou (или Hou, первоначально «Houis»), из Цешина в Силезии, утверждавшего, что он грек по происхождению, и местной гречанки Анастасии Григориу-Нини. В начале своей творческой карьеры избрал себе псевдоним Эмилиос К. Элефтериадис, который затем сократил на Риадис. Первые уроки игры на фортепиано получил в своём родном городе, у ученика и друга Вагнера, Димитриоса Лалласа (1848—1911). С 1908 по 1910 учился фортепиано и композиции в Мюнхенской королевской академии музыки (Мюнхенская высшая школа музыки и театра) у Anton Beer-Walbrunn (1864—1929); С 1910 по 1915 продолжил учёбу в Париже у Гюстава Шерпантье и у Мориса Равеля, где ему уделили внимание французские и греческие коллеги. Florent Schmitt (1870—1958) именовал его «Греческий Муссоргский»; Равель именовал его mon geniale élève («мой блестящий студент»).

Салоникская консерватория

С началом Первой мировой войны, Риадис, как подданный Османской империи, был первоначально арестован, но затем, в 1915 году, был освобождён в вернулся в свой родной город, который с октября 1912 года вновь стал греческим. Почти через год после освобождения македонской столицы, в 1914 году, по решению премьер-министра Греции Элефтериоса Венизелоса была создана Фессалоникская государственная консерватория. Организацию и дирекцию консерватории Венизелос поручил Александру Казандзису, которого с этой целью Венизелос пригласил из Брюсселя. Аналогично тому как его учитель, Равель, вступил во французскую армию, Риадис, по возвращению в Салоники в 1915 году, вступил в греческую армию, однако администрация Венизелоса сочла, что его место в новой консерватории. С 1916 года и до самой своей смерти, Риадис был профессором фортепиано Салоникской консерватории, а с 1920 года стал заместителем директора консерватории. В 1923 году получил «Национальную премию искусств и литературы». Говоривший на семи языках и доминирующий в музыкальной жизни города, композитор считался затворником и эксцентричным, его контакты с современными композиторами, такими как Каломирис и Митропулос, и поэтом Костис Паламас были редкими, что делает его биографию после репатриации малоизвестной. Кроме композиторской и преподавательскй деятельности в Салониках, он читал лекции по китайской и древней египетской музыке и Моцарту. Риадис умер в 1935 году в своём родном городе.

Оценка творчества Риадиса

Параллельно со своей музыкальной педагогической работой, Риадис наряду с Манолисом Каломирисом стал одним из инициаторов создания греческой Национальной музыкальной школы. С той лишь только разницей, что если Каломирис, в том что касается его техники, находился под влиянием немецкой музыки (Вагнер, Штраус), то Риадис оставался под влиянием французской музыки. Но у обоих лидеров национальной школы была общая цель: создание музыки с греческим лицом, музыки, которая независимо от любой техники, должна была исходить из этой земли и выражать её. Примечательно, что в марте 2002 года, на специальном концерте, организованном Афинским дворцом музыки, с целью отметить французское влияние на греческую музыку начала XX века, были представлены 4 композитора: 2 французских (Равель и Альбер Руссель) и 2 греческих (Риадис и Петрос Петридис). В дополнение к греческой народной музыке, Риадис также интересовался албанской, турецкой и другой азиатской музыкой, которые также отмечены в его композициях. Фортепиано в песнях Риадиса иногда иммитирует различные народнын инструменты. Риадис сегодня воспринимается как главный представитель греческого Импрессионизма. Музыковед Георгий Леоцакос пишет, что «Риадис — греческий импрессионист, музой которго является греческая народная музыка, но в руке он держит французское перо». Риадис написал более 200 песен и обработал более 100 народных песен. Благодаря своим песням, Риадис часто упоминается не только как «греческий Муссоргский», но и как «греческий Шуберт» и «греческий Вольф». К большинству своих песен Риадис написал стихи сам. Кроме этого, он писал прозу и написал около 200 страниц работ по истории музыки.

Память

Македонская столица чтит память Риадиса. Его именем назван концертный зал комплекса зданий Международной Салоникской ярмарки, один из двух залов нового Дворца музыки Салоник и одна из центральных улиц города. В 2000 году дальние родственники Риадиса из Греции и Бельгии подарили Музыкальной библиотеке Греции «Лилиан Вудури» архив Риадиса. Архив Риадиса состоит из 3529 листов. Из них 733 листов являются текстами прозы и поэзии, 563 листов разные документы и фотографии, в то время как музыкальные рукописи Эмилиоса Риадиса насчитывают 2233 листа. Благодаря усилиям работников Музыкальной библиотеки, музыковеда Георгия Леоцакоса и дирижёра Афинского государственного оркестра Вирона Фидедзиса, за последние 30 лет творчество Риадиса получило широкую известность. В 2005 году из музыкантов Государственного оркестра Салоник был образован квартет камерной музыки «Эмилиос Риадис».

Избранные работы

Оперные фрагменты

• Галатея, («Γαλάτεια», Музыкальная драма в трёх актах, либретто P. Ch. Jablonski, 1912-13.
• Зелёная дорога (La route verte, Опера в одном акте, либретто J. Valcler, 1914)

Музыкальное сопровождение

• Саломея (Уайльд, Оскар), 1922)
• Гекуба (Еврипид), для оркестра 1927)
• Рике с хохолком (Riquet à la houppe T. de Banville 1929)

Инструментальная музыка

• Колыбельная (Νανούρισμα для скрипки и фортепиано, 1908)
• Фуга до минор для фортепиано 1909
• Трагическая прелюдия или Симфониетта (Prélude tragique — Symphonietta для фортепиано 1911); в редакции Македонские тени (Ombres macédoniennes для двух фортпиано, 1912)
• Три греческих танца (Trois danses grecques для фортепиано, 1925)
• Дань Равелю (Hommage à Ravel для фортепиано)
• Две сонаты для виолончело и фортепиано
• Струнные квартеты соль минор, ре минор
• Призыв к миру (Invocation à la paix для оркестра)

Хоровая музыка

• Служба Иоанна Хризостома («Ιερά Λειτουργία Ιωάννου Χρυσοστόμου»)
• Христос Воскресе («Χριστός Ανέστη»)
• Служба Страстной Пятницы

Песни

• 18 опубликованных песен
• Восточные песни («Chansonette Orientale»)
• Жасмины и минареты («Γιασεμιά και Μιναρέδες»)
• Пять македонских песен («Πέντε Μακεδονικά Τραγούδια»)
• 13 маленьких греческих мелодий («13 Μικρές ελληνικές μελωδίες»)
• 12 греческих и 3 албанские народных песен («12 ελληνικά και 3 αλβανικά δημοτικά τραγούδια»)
• 5 танцевальных песен («5 χορευτικά τραγούδια»)
• 2 танцевальных песен («2 χορευτικά τραγούδια»)
• 9 маленьких ромейских (греческих) песен («9 μικρά ρωμέικα τραγούδια»)
• 3 оплакивания («3 μοιρολόγια»)
• около 50 неизданных песен

Поэтические сборники

• 1907: Тени и Сны («Σκιαί και Όνειρα»),
• 1920: Появление двух любимых («Το Πέρασμα των 2 Αγαπημένων»)
• 1920 Македонский дневник (το «Μακεδονικόν Ημερολογίον»)
• 1920 Одна музыкальная история («Μία Ιστορία της Μουσικής»).

Источники

• Το Λεξικό της Ελληνικής Μουσικής, Τάκης Καλογερόπουλος, τόμος 5
• digma.mmb.org.gr/Collection.aspx?cid=2

Литература

• Giorgos Leotsakos: Emilios Riadis (1880—1935), Booklet zu Emilios Riadis — Works I, Lyra Nr. CD 0116, Athen 1994.
• Giorgos Leotsakos: Emilios Riadis, in: The New Grove Dictionary of Music and Musicians, London 2001. ISBN 0-333-60800-3
• Dimitra Diamantopoulou-Cornejo, Les mélodies pour une voix et piano d’Emile Riadis: Aspects esthétiques entre les musique française et grecque au début du XXe siècle, Tours (Frankreich) 2001.

Ссылки

• [wiki.musicportal.gr/index.php/Ριάδης_Αιμίλιος Ριάδης Αιμίλιος]  (греч.)
• [emileriadis.blogspot.com/ Private Seite über Riadis]  (фр.)
• [emileriadis.blogspot.com/2007/07/bibliographie.html Bibliographie]  (фр.)  (нем.)
• [emileriadis.blogspot.com/2007/07/bibliographie-en-grec.html Bibliographie]  (греч.)
• [emileriadis.blogspot.com/2007/07/discographie.html Diskografie]  (фр.)
• [www.mmb.org.gr/page/default.asp?id=747&la=2 The Emilios Riadis Archive]  (греч.)
• [www.mmb.org.gr/files/Riadis/01100801.mp3 Trygos]  (греч.)
• [www.mmb.org.gr/files/Riadis/01100802.mp3 Ausschnitt]  (греч.)

Отрывок, характеризующий Риадис, Эмилиос

Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.