Байич, Риад

Риад Байич
Общая информация
Родился	Сараево, Босния и Герцеговина
Гражданство	Босния и Герцеговина
Рост	189 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	Коньяспор
Номер	10
Карьера
Молодёжные клубы
2003—2013	Железничар
Клубная карьера*
2013—2015	Железничар	48 (18)
2015—н.в.	Коньяспор	35 (7)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 15 сентября 2016.

Риад Байич (босн. Riad Bajić; 6 мая 1994 года, Сараево) — боснийский футболист, играющий на позиции нападающего. Ныне выступает за турецкий клуб «Коньяспор».

Клубная карьера

Риад Байич — воспитанник боснийского клуба «Железничар» из своего родного города. 16 июля 2013 года состоялся его дебют как профессионального футболиста, когда Бийич заменил нападающего Элдина Адиловича в гостевом матче квалификации Лиги чемпионов УЕФА против чешской «Виктории». Спустя 11 дней он дебютировал в боснийской Премьер-лиге, выйдя на замену в конце гостевого поединка против команды «Звезда». 19 октября того же года Байич впервые забил на высшем уровне, поучаствовав в разгроме клуба «Младост». 27 сентября 2014 года он сделал хет-трик в домашней игре со «Звездой».

В начале августа 2015 года Байич перешёл в клуб турецкой Суперлиги «Коньяспор». 17 октября того же года он впервые забил в главной турецкой лиге, открыв счёт в домашнем матче с «Газиантепспором». 26 августа 2016 года Байич сделал дубль, принесший «Коньяспору» ничью в домашней игре с «Бешикташем».

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/rijad-baji/301891 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.transfermarkt.com/riad-bajic/profil/spieler/263267 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
• [www.worldfootball.net/player_summary/rijad-bajic/ Профиль на worldfootball.net]

Отрывок, характеризующий Байич, Риад

Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.