Рибо, Александр

Александр Рибо

Александр Феликс Жозеф Рибо (фр. Alexandre Félix Joseph Ribot; 7 февраля 1842 года, Сент-Омер, департамент Па-де-Кале — 13 января 1923 года, Париж) — французский политик и государственный деятель, неоднократно возглавлял кабинет министров Франции.

Александр Рибо, после получения юридического образования работал адвокатом.

В 1878 году Рибо был избран в палату депутатов, где, примкнув к левому центру, боролся против амнистии и возвращения палат в Париж.

Как сотрудник журнала «Parlement», выступил противником мер, принятых по отношению к духовным конгрегациям.

Рибо занял в палате влиятельное положение и сделался одним из вождей и главным оратором республиканской консервативной группы; он принимал деятельное участие в обсуждении финансовых вопросов (был докладчиком бюджета 1883 года) и вопросов внешней политики. Так, он сильно критиковал тонкинскую экспедицию и содействовал падению министерства Ферри в 1885 году.

В 1890 году Рибо принял в кабинете Фрейсине портфель министра иностранных дел, который сохранил и в министерстве Лубе 1892 года.

Содействовал сближению российской Империи и Франции (посещение Кронштадта адмиралом Жерве).

После падения кабинета Лубе, Александр составил, в начале 1893 года, новый кабинет, в котором, вместе со званием министра-президента, взял на себя портфель министра внутренних дел.

Кабмин Рибо поддерживал политику республиканской концентрации. Рибо провел закон о передаче судам исправительной полиции дел о проступках в печати против иностранных правительств или их представителей.

В апреле 1893 года министерство Рибо пало, вследствие несогласия между палатой и сенатом по вопросу о бюджете.

В январе 1895 года, после падения второго кабинета Дюпюи и выхода в отставку президента Казимира Перье, Рибо составил новое министерство из радикальных и умеренных элементов, и сам принял портфель министра финансов; но уже в октябре того же года министерство пало, вследствие разоблачений по делу о южных железных дорогах.

Позднее Рибо ещё дважды возглавлял кабинет министров: с 9 июня 1914 по 13 June 1914 года и с 20 марта 1917 по 12 сентября 1917 года.

Александр Феликс Жозеф Рибо скончался 13 января 1923 года в столице Франции городе Париже.

Библиография

• 1866 — «Biographie du lord Erskine»
• 1873 — «Acte du 5 ao ût 1873 pour l’etablissement d’une cour suprême de justice en Angleterre»

Источники

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• Частично использованы материалы англоязычного и италоязычного разделов Википедии.

Отрывок, характеризующий Рибо, Александр

Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.