Ривадавия, Бернардино

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бернардино де ла Тринидад Гонсалес Ривадавия и Ривадавия
Bernardino de la Trinidad Gónzalez Rivadavia y Rivadavia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Аргентины Аргентины
8 февраля 1826 — 9 августа 1827
Предшественник: Хуан Педро Агирре
Преемник: Висенте Лопес и Планес
 
Рождение: 20 мая 1780(1780-05-20)
Буэнос-Айрес, Аргентина
Смерть: 2 сентября 1845(1845-09-02) (65 лет)
Кадис, Испания
  
История Аргентины

Портал Аргентина
Доисторическая Аргентина

Индейцы Аргентины

Колониальная Аргентина

Война гуараниАнгло-португальское вторжениеВице-королевство Рио-де-Ла-ПлатаБританские вторжения

Борьба за независимость

Майская революцияКонтрреволюция ЛиньерсаВойна за независимостьТукуманский конгресс

Гражданские войны в Аргентине

Бернардино РивадавияМануэль РосасФранцузская блокадаАнгло-французская блокада

Формирование аргентинской нации

Конституция 1853 годаЗавоевание пустыниПоколение 1880 годаПравление радикалов (1916—1930)Бесславное десятилетие

Первое правление Перона

Хуан Перон и Эвита ПеронПеронизмВсеобщая конфедерация труда

История Аргентины (1955—1976)

Освободительная революцияАртуро ФрондисиАртуро Умберто ИльиаАргентинская революцияМонтонерос и ААА

Процесс национальной реорганизации

Переворот 1976 годаГрязная войнаФолклендская война

Современность

Суд над хунтамиРауль АльфонсинКризис 2001 годаКиршнеризм

Бернардино Ривадавия (полное имя Бернардино де ла Тринидад Гонсалес Ривадавия и Ривадавия, исп. Bernardino de la Trinidad Gónzalez Rivadavia y Rivadavia; 20 мая 1780, Буэнос-Айрес, Аргентина, — 2 сентября 1845, Кадис, Испания) — один из руководителей борьбы за независимость Южной Америки от испанского господства, в 1811—12 годах член Триумвирата — аргентинского правительства, первый президент Аргентины с 8 февраля 1826 по 9 августа 1827 года.



Биография

Родился в Буэнос-Айресе в 1780 году. Он принимал активное участие в революционном движении за независимость Аргентины при британских вторжениях в 1806 году и в мае 1810 года в Аргентину. В 1811 году, Ривадавия стал доминирующим членом руководящего триумвирата как министр финансов. С 1812 — министр внутренних и иностранных дел. В 1815—1821 годах возглавлял дипломатическую миссию Объединённых провинций Ла-Платы в Европе. Состоял в переписке с министром иностранных дел Великобритании лордом Каслри, с графом К. В. Нессельроде и другими видными европейскими дипломатами, пытаясь обеспечить сначала невмешательство европейских монархий в конфликт Испании со своими заморскими колониями, а затем ускорить дипломатическое признание молодых южноамериканских государств. В мае 1821 года он возвращается в Аргентину и в июне становится государственным министром в правительстве губернатора Буэнос-Айреса Мартина Родригеса. На этом посту он провёл ряд политических и экономических реформ (частичная аграрная реформа, создание банковской системы), а также военную и церковную реформы, реформу народного просвещения. Он основал университет Буэнос-Айреса, несколько академий, первый на континенте музей естественных наук, а также расширил фонды национальной библиотеки.

В феврале 1826 года, Ривадавия был избран президентом Объединённых провинций Ла-Платы, преобразованных в декабре 1826 года в Аргентинскую Конфедерацию. У его правительства было много проблем, прежде всего война с Бразилией из-за территории Уругвая и проявляющийся в более или менее острых формах сепаратизм провинциальных властей. В результате вспыхнувшего вооруженного восстания Ривадавия подал в отставку 29 июня 1827 года. Сначала он вернулся к частной жизни, но в 1829 году эмигрировал в Европу. В 1834 году Ривадавия попытался вернуться в Аргентину, но вновь был изгнан: сначала в Бразилию, а потом в Испанию, где и умер 2 сентября 1845 года.

Память

В честь него названа самая длинная улица Аргентины Авенида РивадавияБуэнос-Айресе), длиной более 14 км.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ривадавия, Бернардино"

Отрывок, характеризующий Ривадавия, Бернардино

– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил: