Ривера, Джанни

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джанни Ривера
Общая информация
Полное имя Джованни Ривера
Прозвища Золотой мальчик (Bambino d’Oro), Маленький князь (abatino)
Родился
Алессандрия, Италия
Гражданство
Рост 175 см
Позиция полузащитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1956—1958 Алессандрия
Клубная карьера*
1958—1960 Алессандрия 26 (6)
1960—1979 Милан 501 (122)
Национальная сборная**
1962 Италия (до 21) 9 (6)
1962 Италия (B) 1 (0)
1962—1974 Италия 60 (14)
Международные медали
Чемпионаты мира
Серебро Мексика 1970
Чемпионаты Европы
Золото Италия 1968

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джова́нни (Джанни) Риве́ра (итал. Giovanni (Gianni) Rivera; 18 августа 1943, Алессандрия) — итальянский футболист, атакующий полузащитник. Выступал за «Алессандрию», «Милан» и сборную Италии. Обладатель «Золотого мяча» как лучший футболист Европы 1969 года. Лучший бомбардир чемпионата Италии 1973 года. По версии МФФИИС занимает 20 место среди лучших игроков мира, 12 место среди лучших игроков Европы XX века. По той же версии Ривера — лучший футболист Италии XX века. Ривера входит в ФИФА 100. После завершения карьеры игрока Ривера стал политиком, был членом Европейского парламента от партии Оливковое дерево.





Биография

«Алессандрия»

Джанни Ривера родился 18 августа 1943 года в Алессандрии, в семье железнодорожника[1]. С юных лет Ривера начал увлекаться футболом, играя позади старой часовни, поддерживаемый приходским священником Эликио[2]. Вскоре он записался в академию клуба «Алессандрия», игравшего в Серии А[3]. 2 июня 1959 года, в возрасте 15-ти лет, Ривера дебютировал в основном составе команды в домашней игре чемпионата Италии против клуба «Интернационале». За удачную и не по возрасту зрелую игру[3] на позиции «треквартисты» один из журналистов назвал его «Золотым мальчиком», под этим прозвищем Ривера был известен всю свою карьеру[4]. После первых игр о Ривере стали писать ведущие спортивные и футбольные издания страны:

«Он не касается мяча — он им творит так, как художник делает свои шедевры. Когда Ривера бежит, кажется, что он изящно летит по воздуху»[1]. Джанни Моттана, журналист

Уже в начала карьеры в «Алессандрии» Риверой заинтересовались представители ведущих итальянских клубов[4]. Первым был «Ювентус», который заметил молодого футболиста, когда тот выступал на юношеском турнире в Турине. Руководство команды предложило «Алессандрии» 2,5 тыс. фунтов, опасаясь, что слишком слабое физическое состояние игрока помешает его карьере. Франко Педрони, главный тренер «Алессандрии» был очень рассержен подобным заявлением: «Когда мы получили предложение „Ювентуса“, я не мог сдержать свой гнев. Я же Джанни оценивал намного выше»[1]. Вскоре после этого Педрони поговорил с мужем сестры своей жены, имеющим связи в другом футбольном гранде Италии, «Милане». Родственник вышел на связь с тренером «Милана», Джузеппе Виани, сказав, что в «Алессандрии» есть очень талантливый игрок. Виани, не доверявший такой характеристике, был поражён, когда увидел игрока: «Никому больше о нём не говорите, я обязательно порекомендую его клубу. Он станет великим футболистом»[1]. Осенью 1959 года Ривера приехал в «Милан» на просмотр. После одного товарищеского матча завершавшие свою карьеру ветераны клуба, Нильс Лидхольм и Хуан Альберто Скьяффино, подошли к тренеру команды, сказав: «Не отпускайте этого мальчика!»[1]. Несмотря на мнение звёзд команды, руководство клуба сомневалось в молодом футболисте, особенно сильны были сомнения в физическом состоянии игрока[5]. Но Нильс Лидхольм смог убедить руководство команды в том, что Ривера станет звездой футбола[4]. В 1960 году Ривера стал игроком «Милана». Миланский клуб заплатил за трансфер полузащитника 200 тыс. долларов"[1]. После этого Ривера доиграл сезон в Алессандрии и уехал в Милан[2].

«Милан»

В «Милане» Ривера оказался 23 мая[2]. Он дебютировал в составе 23 июня 1960 года в товарищеском матче с «Фулхэмом», завершившимся поражением «россонери» 1:2[2]. Через 3 месяца, 25 сентября, Ривера дебютировал за «Милан» в серии А в матче с «Катаньей», который Милан выиграл 3:0[2]. В первый сезон в команде Ривера играл вместе Нильсом Лидхольмом, который взял молодого игрока под свою опеку, обучая тонкостям игры и умению «видеть поле»[4]. Ривера быстро сыгрался с основным форвардом «Милана», Жозе Алтафини. И их дуэт принес клубу в 1962 году победу в чемпионате. В том же году, 13 мая 1962 года Ривера дебютировал в составе сборной Италии в матче с Бельгией[3]. В том же году он поехал со сборной на свой первый чемпионат мира, где провёл 1-й матч команды на турнире, с ФРГ (0:0). В следующем сезоне Ривера выиграл с клубом Кубок европейских чемпионов, ставший первым подобным трофеем в истории «Милана»[5]. В финале турнира, против «Бенфики», Ривера сделал два голевых паса на Алтафини, став одним из «творцов» победы. Английская газета Daily Mirror написала: «Футбольный мир в ногах Риверы»[1]. По окончании сезона, Ривера был одним из главных претендентов на «Золотой мяч», вручаемый лучшему футболисту Европы, но занял в опросе только второе место, уступив советскому голкиперу Льву Яшину. В 1963 году Лидхольм, до этого выполнявший функции ассистента, быз назначен главным тренером «Милана». Однако в период его работы «Милан» успехов не достиг. Также неудачна была игра Риверы и в сборной, в её составе он поехал на чемпионат мира в Англию, где провёл две игры. Одну из них со сборной Северной Кореи (поражение Италии 0:1) до сих пор считают одной из худших игр национальной итальянской команды[5]. В 1967 году «Милан» возглавил Нерео Рокко. И в первый год привёл клуб к выигрышу чемпионата Италии. В том же году Ривера в составе сборной победил на чемпионате Европы. На турнире Ривера провёл только 1 игру, полуфинал с СССР, где к тому же получил травму[1]. Причиной того, что Ривера не выходил на поле, стал Сандро Маццола, игрок «Интера», вытеснивший Риверу из состава команды[1]. Это послужило поводом для конфликта между футболистами, зачинщиком коего был Ривера, не переносивший какую-либо конкуренцию[4]. В 1969 году Ривера выиграл свой второй Кубок Европейских чемпионов. В финале турнира «Милан» победил амстердамский «Аякс», ведомый Йоханом Кройфом; в этой игре Ривера сделал два голевых паса. По окончании сезона Ривера получил «Золотой мяч», став первым урождённым итальянцем, добившимся такой чести (до него такой же чести удостоился Омар Сивори, натурализованный аргентинец)[5].

«1969 год и его „Золотой мяч“ навсегда останутся наилучшим воспоминанием за всю мою двадцатилетнюю карьеру. Скорее всего, на решение France Football повлияла победа „Милана“ над „Аяксом“ — 4:1 в финале Кубка европейских чемпионов. Да несколько неплохих моих игр за сборную. Но я думаю, что лучшими для меня были два предыдущих года. И хотя „Золотой мяч“ — самый значительный личный приз, он тесно переплетается с успехами твоей команды. Выиграл „Милан“ европейский трофей — выиграл и я»[6]. Джанни Ривера

В 1970 году, на чемпионате мира, Ривера принял решение покинуть ряды сборной[3]. Он даже покинул лагерь сборной, но, после разговора с Нерио Рокко, вернулся[1]. Причиной этого стало то, что главный тренер команды, Ферруччо Валькареджи, предпочитал Ривере Маццолу, поклонником таланта которого он был. Однако главный тренер нашёл решение. По его идее, один тайм играл Маццола, а другой Ривера; эту систему прозвали «эстафета»[1]. В 1/4 финала эта схема помогла итальянцам победить Мексику: вышедший во втором тайме Ривера наладил игру команды, забившей после этого 3 гола. В полуфинале с ФРГ Ривера стал главный творцом победы, забив решающий мяч в дополнительное время. В финале турнира с Бразилией Ривера не был, по-традиции, выпущен после первого тайма, а вышел лишь за 6 минут до конца встречи, при счёте 1:3 в пользу бразильцев[1], заменив Роберто Бонинсенью. По возвращении в Италию он сказал: «Все равно я не думаю, что мог бы помочь своей команде… Бразилия была слишком сильной… а 84 минуты, проведенных на скамейке запасных, лишь сохранили мое лицо от нескольких помидоров…»[1]

В 1971 году Милан занял второе место в чемпионате страны, на 4 очка уступив главному сопернику, «Интеру». В следующем году «Милан» вновь был вторым, а Ривера был дисквалифицирован с 14 апреля по 30 июня из-за обвинений в коррупции в адрес итальянского судьи Кончетто Ло Белло, который был обвинён в поддержке «Ювентуса»[7]. Из-за этих обвинений Ривера был вынужден пропустить финал Кубка Италии, выигранного «Миланом», и все оставшиеся матчи чемпионата страны. В следующем году Милан вновь выиграл кубок страны, а затем победил в Кубке кубков. В серии А клуб занял третий раз подряд второе место, несмотря на 17 голов и звание лучшего бомбардира чемпионата Риверы. По окончании сезона, Нерио Рокко подал в отставку. Несмотря на уход Рокко, в сезоне 19973-1974 Милан вновь вышел в финал Кубка Кубков, где встретился с клубом из ГДР, «Магдебург». В этой игре «Милан» проиграл, а Ривера провёл один из самых плохих матчей в составе «россонери»[1].

В 1974 году Ривера поехал со сборной на свой последний крупный турнир, чемпионат мира. Там он провёл две игры и забил 1 гол, последняя из них, 19 июня с Аргентиной, стала последним матчем Риверы за сборную Италии. Всего за национальную команду он провёл 60 матчей и забил 14 голов. В последующие годы клуб попал в полосу неудач. Из-за этого команду стали покидать ведущие игроки, менялись люди на руководящих постах и даже тренеры, про многих из которых Ривера говорил: «Они недостойны „Милана“»[2]. Новый президент «Милана», Альбино Бутики, высказал идею, что можно было поменять Риверу на Клаудио Салу, игрока «Торино», дважды ставшего лучшим футболистом Италии. Из-за этого, Ривера начал срочно собирать деньги, что бы выкупить команду: «Если президент „Милана“ хочет меня продать, то я куплю этот клуб»[1]. В 1977 году Ривера выиграл свой третий Кубок Италии. В чемпионате долгое время находился в «зоне вылета», но благодаря двум голам Риверы в ворота «Чезены», клуб опередил «Сампдорию» и остался в серии А[1]. В 1979 году на пост тренера «Милана» вернулся Нильс Лидхольм. Он смог изменить игру команды. В последнем туре клубу хватило бы ничьей, для завоевания «скудетто». Матч с «Лацио» проходил на Сан-Сиро, но игра долгое время не могла начаться из-за болельщиков, которые не покидали поле. Тогда Ривера вышел в центральный круг и обратился к фанатам команды, попросив их занять места на трибунах. Всего через несколько минут поле опустело, а затем «Милан» сыграл вничью с «Лацио» (1:1) и стал чемпионом. Этот тайм стал последним для Риверы в профессиональной футбольной карьере[1].

Карьера вне футбола

После завершения игровой карьеры, Ривера стал в 1979 году вице-президентом «Милана». Он пережил с клубом коррупционный скандал, связанный с покупкой матчей и ставками на игры, из-за которого «россонери» были отправлены в серию В и ушёл с должности, но вернулся в 1985 году[2]. Он проработал до 1986 года, когда клуб был куплен Сильвио Берлускони, и Ривера по собственной инициативе покинул «Милан». С 1986 года Ривера ушёл в политику. В 1987 году он присоединился к Христианско-демократической партии и был избран в нижнюю палату парламента[6]. После роспуска Христианско-демократической партии, Ривера стал депутатом от Патто Сеньи.

«На самом деле мое вступление в политику не было заранее обдуманным шагом. Я был просто знаком с некоторыми руководителями христианских демократов, которые и предложили мне стать одним из кандидатов на парламентских выборах. Я полагал, что у меня есть время подумать над этим предложением, но выборы оказались досрочными. И тогда я, словно бросившись с головой в омут, согласился быть в их списке. Единственное, чего я не желал, так это быть подставным лицом, служить лишь для привлечения избирателей»[6]. Джанни Ривера

С 1994 по 1996 год Ривера был секретарём парламента Италии и президентом Патто Сеньи. С 1996 по 2001 год Ривера работал государственным секретарём министерства обороны Италии[6]. Во время работы в парламенте Ривера несколько раз менял свои политические предпочтения; уйдя из Патто Сеньи, он присоединился к Итальянскому Возрождению, а потом к партии Демократы и Маргариткам. После объединения партий усилиями Романо Проди стал членом Демократической партии. С апреля 2005 года Ривера — член Европейского парламента от коалиции Оливковое дерево, набрав 45 тысяч голосов в серево-западном округе Италии, являясь независимым депутатом. В феврале 2008 года Ривера примкнул к центристской партии Белая Роза. Ривера — член комиссии защиты внутреннего рынка и потребителей и советник по спортивной политике муниципалитете Рима. Также Ривера занимается инвестированием денег для помощи молодым футболистам[6].

Личная жизнь

Ривера женат на Луаре Маркони. Имеет дочь Канталь и сына Джанни. Первой женой была танцовщица Элизабетта Вивиани, от которой у него дочь Николь Мария Луиза[2].

Статистика выступлений

Статистика выступлений Джанни Риверы за клубы
Сезон Клуб Лига Чемпионат Кубок Контин. Прочие
Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы
1958/59 Алессандрия Серия А 1 0 ? ?
1959/60 Алессандрия Серия А 25 6 ? ?
1960/61 Милан Серия А 30 6 1 0 2 0
1961/62 Милан Серия А 27 10 1 0 2 0
1962/63 Милан Серия А 27 9 0 0 7 2
1963/64 Милан Серия А 27 7 1 0 2 1 2 0
1964/65 Милан Серия А 29 2 0 0
1965/66 Милан Серия А 31 7 1 0 4 1
1966/67 Милан Серия А 34 12 6 7 2 0 1 0
1967/68 Милан Серия А 29 11 5 3 10 1
1968/69 Милан Серия А 28 3 4 1 7 2
1969/70 Милан Серия А 25 8 3 1 3 2 2 1
1970/71 Милан Серия А 26 6 10 7
1971/72 Милан Серия А 23 3 6 2 8 4
1972/73 Милан Серия А 28 17 6 3 9 0
1973/74 Милан Серия А 26 6 5 1 8 0
1974/75 Милан Серия А 27 3 4 0
1975/76 Милан Серия А 14 1 5 1 3 0
1976/77 Милан Серия А 27 4 7 0 5 0
1977/78 Милан Серия А 30 6 5 1 1 0
1978/79 Милан Серия А 13 1 4 1 5 0
1958—1979 Всего 527 128 74 28 76 13 7 1

Достижения

Командные

Личные

Напишите отзыв о статье "Ривера, Джанни"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [soccernews.ru/news/17727/ Статья на soccernews.ru. «Золотой» мальчик итальянского футбола]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.magliarossonera.it/protagonisti/Gioc-Rivera.html Статья на magliarossonera.it]
  3. 1 2 3 4 [www.profootball.com.ua/2004/02/16/velikie_igroki_milana_dzhanni.html Статья на profootball.com.ua. Великие игроки «Милана»: Джанни Ривера]
  4. 1 2 3 4 5 [www.litportal.ru/genre23/author2533/read/page/20/book25314.html 100 Великих футболистов: Джанни Ривера]
  5. 1 2 3 4 [www.rossoneri.ru/readarticle.php?article_id=19 Статья на rossoneri.ru. Джанни Ривера: Золотой мальчик Итальянского футбола]
  6. 1 2 3 4 5 [www.chas-daily.com/win/2000/05/13/s_64.html Джанни Ривера: «Сегодня все тренеры любят послушных игроков»]
  7. [www.storiedicalcio.altervista.org/milan_71_72.html Così parlò Rivera…]

Ссылки

  • [www.chas-daily.com/win/2000/05/13/s_64.html Статья на chas-daily.com]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/rivera.html Me lo vinci, …papà?]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/gianni_rivera_golden_boy_milan.html Gianni Rivera: la leggenda del Golden Boy]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/gianni_rivera_sett_1980.html Lui, il Diavolo, le pentole e i coperchi]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/gianni_rivera_golden_boy_milan_2.html Статистика выступлений]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/gianni_rivera_golden_boy_3.html RIVERA: PER IL MILAN «TRASLOCAI» IN TRENO…]
  • [www.storiedicalcio.altervista.org/brera_rivera.html Rivera, rendimi il mio Abatino…]
  • [www.magliarossonera.it/protagonisti/Gioc-Rivera.html Статья на magliarossonera.it]


</div> </div> </div> </div> </div> </div>

Отрывок, характеризующий Ривера, Джанни

– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.