Риверсайд-драйв (Манхэттен)

Риверсайд-драйв (Манхэттен)Риверсайд-драйв (Манхэттен)

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Улица Нью-Йорка
Риверсайд-драйв англ. Riverside Drive
пересечение со 158-й улицей
40°48′57″ с. ш. 73°57′44″ з. д.40.8160056° с. ш. 73.962250° з. д. / 40.8160056; -73.962250
Боро	Манхэттен
Район	Манхэттенвилл, Гамильтон-Хайтс, Вашингтон-Хайтс
Риверсайд-драйв

Риверсайд-драйв (англ. досл. проезд со стороны реки) — это транспортная магистраль в западной части Манхэттена в Нью-Йорке. Она серпантинно проходит вдоль берега реки Гудзон, начинаясь с 72-й улицы и заканчиваясь возле моста Джорджа Вашингтона на 181-й улице. Риверсайд-драйв проходит вдоль острова и поэтому является «авеню» (или «проспектом»), а не «улицей». Несмотря на оживлённость, она славится своей живописностью и особенной архитектурой, поэтому квартиры и таунхаусы на Риверсайд-драйв ценятся особо сильно.

Риверсайд-драйв была частью проекта Риверсайд-парка ландшафтного архитектора Фредерика Лоу Олмстеда. Она проходит через такие районы Нью-Йорка, как Северный Уэст-сайд, Морнингсайд-Хайтс, через Манхэттенвилл в Западном Гарлеме, Виадук Риверсайд-драйв и Вашингтон-Хайтс. Среди памятников, видов и учреждений, расположенных на Риверсайд-драйв, можно перечислить статую Элеоноры Рузвельт работы Пенелопы Дженкс, Памятник солдатам и морякам, статую Жанны д’Арк работы Анны Хайат-Хантингтон и Памятник пожарному на 100-й улице (который стал особенно посещаем после событий 11 сентября), Мавзолей Гранта, Межцерковный центр, Риверсайдская церковь, Парк Сакуры, Набережный государственный парк, кладбище Церкви Троицы, Пресвитерианский медицинский центр в Нью-Йорке и парк Форта Вашингтона.

При строительстве Риверсайд-драйв проложили по старой дороге лишь местами; из-за холмистого ландшафта она проходит над 96-й, 125-й и 158-й улицами через виадуки; в двух последних случаях присутствуют альтернативные старые ветки дороги, которые также называются Риверсайд-драйв, в то время как виадуковые ветки официально называются (но не подписаны) Западной Риверсайд-драйв. Северное окончание Риверсайд-драйв соединялось с беговыми дорожками Генри-Гудзон-Паркуэй. Однако в 2005 году ограждение комплекса Кастл Вилладж упало на проезжую часть и беговые дорожки Генри-Гудзон-Паркуэй. Ограждение починили и в марте 2008 года движение по шоссе возобновилось.

До окончания в 1900 году строительства виадука, проходящего над 125-й улицей, Риверсайд-драйв заканчивалась тупиком у Мавзолея Гранта. Северная часть 158-й улицы, правая сторона которой носит сейчас название Риверсайд-драйв, была известна как Бульвар Лафайет, и вела к Отелю Лафайет в Гудзон-Хайтс. Часть пути, выходящая с парковой дороги на Дайкмен-стрит и оканчивающаяся на Бродвее, до сих пор носит название Риверсайд-драйв.

На восточной стороне Риверсайд-драйв, которая некогда была цепью богато отделанных блокированных домов с вкраплениями отдельно стоящих особняков XIX века, окружённых газоном, ныне выстроились в ряд роскошные жилые здания с несколькими оставшимися таунхаусами с начала Риверсайд-драйв до 118-й улицы. Место под названием «Риверсайд» занимает облицованный кирпичом Дом Шваба, построенный для промышленного магната Чарльза Майкла Шваба, некогда самый большой и претенциозный дом на Манхэттене. Среди архитектурных решений, которые особенно притягивают взгляды прохожих, можно назвать искривлённые фасады «Колизея» и «Патерно», а также дом Клиффа-Двеллерса на 96-й улице с черепами львов и буйволов на фризе. Дом Генри Кодмана Поттера на 89-й улице — один из немногих оставшихся особняков на Риверсайд-драйв, сейчас в нём размещается Иешива Хафец-Хаима. Напротив него находится Памятник солдатам и морякам (1902). На 99-й улице расположен памятник архитектору изящных искусств Джону Мервену Керреру, установленный его партнёром по бизнесу Томасом Хастингсом. Автором Памятника пожарному на 100-й улице является Аттилио Пиччирилли.

Отрывок, характеризующий Риверсайд-драйв (Манхэттен)

По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!