Иртидад

Столпы ислама Свидетельство · Молитва · Пост Милостыня · Паломничество Вероубеждение Аллах · Ангелы · Пророки · Писания Судный день · Предопределение История и представители Мухаммед · Халифы · Сахаба · Ансары Мухаджиры · 12 имамов Основные течения Суннизм · Шиизм · Исмаилизм · Ибадизм · Суфизм · Салафизм · Ваххабизм · Ашариты · Матуридизм Книги и законы Коран · Тафсир · Сунна · Сира Шариат · Фикх · Мазхабы Культура и общество Демография · Брак · Женщины · Имена · Искусство · Мечети · Календарь · Праздники · Философия См. также Глоссарий · Исламоведение · Единобожие · Эсхатология · Критика

Иртида́д (араб. ارتداد — отступничество, переход из одного состояния в другое) — вероотступничество из ислама, один из самых больших грехов в нём. Совершившего иртидад называют муртадом. Согласно исламскому вероубеждению, тот вероотступник, который не вернулся в ислам и не раскаялся, будет вечно гореть в самых глубоких уровнях ада. Согласно шариатскому законодательству вероотступничество является одним из наитягчайших форм неверия (куфра). В некоторых богословско-правовых школах (мазхабах) считается, что с момента вероотступничества все благие деяния, которые имели место в жизни человека до этого, оказываются пустыми и бессмысленными. Шариат расценивает вероотступничество как отпадение от ислама и отход к куфру независимо от того, было это сделано намеренно или это действие или высказанное слово привело к неверию. Даже высказанное в шутку заявление о вероотступничестве в шариате квалифицируются как отрицание ислама и впадение в куфр.

К вероотступничеству относится отрицание существования Аллаха, непризнание пророков, отрицание обрядов установленных в Коране, намерение стать в будущем неверным (кафиром) и др.

Для того, чтобы вероотступничество считалось свершившимся, необходимо выполнение двух условий:

1. вероотступник должен быть в полном сознании и умственно полноценным.
2. заявление о вероотступничестве не должно быть сделано по принуждению.

Мусульманские правоведы (факихи) считали, что взрослые мужчины-вероотступники однозначно должны быть казнены. Женщины-вероотступницы должны либо содержаться под арестом и принуждаться к принятию ислама, либо, так же как и мужчины, казнены. Перед казнью вероотступнику предлагают вернуться в ислам, и в случае возвращения этот человек освобождается из-под заключения. В случае отказа ему даётся 3 дня на обдумывание решения и покаяние.

Первым проявлением вероотступничества был отход от ислама после смерти пророка Мухаммада. Военные экспедиции, направленные Праведным халифом Абу Бакром в разные области Аравийского полуострова, помогли вернуть отпавшие аравийские племена в состав Халифата.

Примеры вероотступничества

Вероотступничеством являются следующие действия:

1. Отрицание Аллаха;
2. Непризнание хотя бы одного из пророков;
3. Клевета на какого-либо пророка;
4. Признание разрешёнными греховных деяний, которые приняты иджмой мусульман запрещёнными.
5. Признание запрещёнными деяний, которые иджмой мусульман разрешены. ;
6. Отказ от признания того, что в шариате является обязательным (фард). ;
7. Вера в обязательность того, что иджма мусульман не признала обязательным (фардом);
8. Наличие намерения стать в будущем неверным (кафиром) или сомневаться в своей вере.

Условия вероотступничества

Для признания вероотступничества свершившимся фактом, необходимо выполнение двух условий: осознанность совершения вероотступничества (акль) и непринуждённость.

Здравомыслие

Человек, преступивший грань, должен быть в полном сознании и умственно полноценным. Вероотступничество, совершенное психически больным человеком или несознательным ребёнком, шариат считает недействительным. Ханафиты считают недействительным вероотступничество, совершённое в нетрезвом состоянии и во сне. Однако шафииты и ханбалиты считают принятие и отказ от ислама в нетрезвом состоянии действительными и свершившимися. Пьяного человека, совершившего иртидад, не убивают, а дожидаются, пока он будет трезвым, а затем дают ему 3 дня для того, чтобы он покаялся.

Вероотступничество несовершеннолетнего ребёнка, согласно всем школам мусульманского права, считается свершившимся, но имамы Абу Ханифа и Мухаммад аш-Шайбани не допускали тяжелого наказания для таких детей. Имамы Абу Юсуф и аш-Шафии считали недействительным принятие ребёнком ислама и вероотступничество, так как они не несут ответственности за свои поступки. Они ссылались на хадис пророка Мухаммада, в котором говорится, что «не будут спрошены дети до достижения ими совершеннолетия». В книге «Фатх аль-кадир» и других источниках сообщается, что имам Абу Ханифа позднее тоже принял эту позицию. Все суннитские мазхабы, кроме шафиитского, считают принятие ислама и отступничество несовершеннолетнего ребёнка свершившимися.

Непринуждённость

Исламские богословы не считают вероотступником того мусульманина, которого принудили к вероотступничеству силой, в то время как он на самом деле он остался мусульманином в душе. Обязательным условием является заявление о вероотступничестве, сделанное самим человеком, на основании его желания.

Правовые постановления относительно вероотступников

Все мусульманские правоведы (факихи) считали, что вероотступники в конечном итоге должны быть казнены. Основанием для этого является хадис пророка Мухаммада: «Пролитие крови мусульманина разрешено в трех случаях: если он совершил прелюбодеяние, будучи женатым, если он совершил убийство и если он покинул свою религию». Казнить вероотступника возможно только по решению шариатского суда в исламской стране. Однако если иртидад совершён на войне, то вероотступника можно убить без суда прямо на поле боя. Во всех других случаях убийство муртада запрещено.

Исламские правоведы единодушны в том, что мужчина-вероотступник подлежит казни. В вопросе о том, как следует поступить с женщиной-вероотступницей, их мнения разошлись. Ханафиты считают, что женщину в таких случаях убивать нельзя, её необходимо содержать под арестом и принуждать к принятию ислама. Однако в других мазхабах считают, что женщину-вероотступницу следует казнить. Основанием для такого мнения служит следующий хадис: «Если какой-либо мужчина вышел из Ислама, то вначале пригласите его в Ислам. Хорошо, если он вернется, но если он откажется, то снесите ему голову. И если какая-нибудь женщина выйдет из Ислама, то пригласите её в Ислам. Хорошо, если она вернется, но если откажется, снесите и ей голову».

Ханафиты перед казнью предлагают вероотступнику вернуться в ислам, и в случае возвращения этот человек освобождается из-под заключения. Если же он откажется, то вероотступнику даётся 3 дня для того, чтобы он ещё раз подумал и пришёл к покаянию. В случае истечения отпущенного ему срока на покаяние, он должен быть казнён. Исламские правоведы считают, что вероотступника необходимо вначале пригласить к покаянию, а затем только казнить. В истории Праведного халифа Умара ибн аль-Хаттаба произошёл случай, когда к халифу Умару пришёл человек и Умар спросил его: «Какие известия ты принес?». Тот человек ответил: «Один человек после принятия ислама вновь отрекся от Аллаха. Поэтому мы его убили». На это Умар ответил: «Но если бы вы продержали его сначала под арестом 3 дня, может, он пришел бы к покаянию?». А потом он сказал: «О, Аллах! Я не имею отношения к этому происшествию, я не давал на это распоряжения и в помыслах у меня этого не было».

Войны ридда

После смерти пророка Мухаммеда среди аравийских племён началось движение, направленное против власти халифа. Вероотступничество как массовое явление началось ещё при жизни пророка Мухаммада, но к активной борьбе вероотступники перешли лишь после того, как распространилось известие о смерти пророка Мухаммеда.

Согласно преданию, принявшие ислам во времена пророка Мухаммеда арабские племена отреклись от ислама, когда халифом стал Абу Бакр ас-Сиддик. Одни племена не пожелали платить налоги мусульманским наместникам, другие поверили лжепророкам, объявлявшим себя посланниками Аллаха или ар-Рахмана.

Под подавлением ридды имеются в виду военные экспедиции, направленные Абу Бакром в разные области аравийского полуострова. В Центральной Аравии были подавлены племена асд, гатафан, тайй и другие. В Восточной Аравии — Бану Ханифа, возглавляемые лжепророком Мусайлимой, и Бану Тамим, следовавшие за лжепророчицей Саджах. В Йемене — мазхиджиты с лжепророком Абхалой аль-Асвадом, а в Хадрамауте — киндиты.

В войнах ридда в качестве полководца прославился Халид ибн аль-Валид. После завершение войн ридда халифы смогли направить все силы на завоевания за пределами Аравии. В частности, ещё при жизни пророка Мухаммеда был собран отряд под командованием Усамы ибн Зейда для похода против Византии.

Литература

• Пиотровский М.Б. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 ар-Ридда] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991.</span>
• Али-заде, А. А. Иртидад : [[web.archive.org/web/20111001002841/slovar-islam.ru/books/i.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
• Hallaq, Wael. [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-the-quran/apostasy-SIM_00023 Apostasy] // Encyclopaedia of the Qurʾān. — Washington DC: Brill Online, 2013..
• Griffel, Frank. [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-3/apostasy-SIM_0044 Apostasy] // Encyclopaedia of Islam, THREE. Edited. — Brill Online, 2013.

Отрывок, характеризующий Иртидад

– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…