Рыцарский зал

Рыцарский зал, или Риддерзаал (нидерл. Ridderzaal) — историческое здание в городе Гаага, Нидерланды. Используется для торжественных речей монарха по случаю открытия сессий Генеральных штатов, а также для официальных королевских приёмов и межпарламентских конференций. Является частью резиденции Бинненхоф.

История

В XIII веке Флорис IV купил небольшой участок земли рядом с озером, а его внук Флорис V по проекту архитектора Герарда ван Лейдена построил Риддерзаал (или Рыцарский Зал). Начиная с XVII века Риддерзаал служил для различных целей — здесь находилась больница, место для торговли книгами, офис государственных лотерей и т. п. В конце XVI века Мориц Оранский сделал Ридерзаал резиденцией штатгальтеров Нидерландов. В 1898—1904 годах были проведены мероприятия по восстановлению внутреннего и внешнего облика замка, а само помещение начало использоваться для государственных задач.

Архитектура

Риддерзаал представляет собой здание в готическом стиле с треугольным фасадом и двумя башнями по краям. Над входом находится большое круглое окно («роза»), украшенное гербами правивших в Нидерландах династий.

Центральный элемент внутреннего убранства замка, благодаря которому он и получил своё название, это большой Готический зал (40х20 м) с великолепными витражами. Конструкция потолочных балок напоминает корпус перевернутого судна, а деревянные головы символизируют наблюдателей от высшей власти, которые должны удерживать членов парламента от лжи.

Отрывок, характеризующий Рыцарский зал

Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.