Риза Господня

Риза Господня — бесшовный хитон, полученный по жребию одним из воинов, бывших при распятии Иисуса Христа (Ин. 19:23-24) — по преданию, грузином, принесшим ризу в Иверию, где она и сохранилась.

По другим мнениям, Честную Ризу Господа не следует отождествлять с нешвенным Его Хитоном — они ясно различаются в Священном Писании: «Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. И так сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий» (Ин. 19:23-24; Пс. 21:19). Хитон в отличие от ризы, нельзя было делить, иначе бы он просто распустился на нитки.

Об обстоятельствах перенесения хитона и ризы из Иерусалима повествуют разные предания: армянские, грузинские, сирийские, не согласующиеся между собой. В отличие от Хитона, Риза хранилась не под спудом в основании Мцхетского Патриаршего собора Светицховели, а в его сокровищнице.

Риза в России

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Персидский шах Аббас I, по настоянию русского посла, прислал ризу в 1625 году царю Михаилу Фёдоровичу. В прилагавшемся письме шах извещал, что он, покорив Грузию, обрёл ризу в ризнице митрополита, сокрытую в кресте.

Патриарх Филарет Никитич собрал о ней достоверные сведения, после чего она была торжественно положена в великолепном ковчеге в шатёр для священных реликвий в московском Успенском соборе, и установлен ежегодный праздник Положения Ризы Господней, 10 июля (по юлианскому календарю), служба для которого составлена Киприаном, митрополитом Крутицким (Положение честной ризы Господа нашего Иисуса Христа в Москве).

Часть Ризы хранилась в киевском Софийском соборе, две части — в Санкт-Петербурге (одна — в церкви Спаса нерукотворенного образа, находящейся в Зимнем дворце, другая — в соборном храме Петропавловской крепости). На Западе существует предание, что Риза Господня первоначально найдена была царицей Еленой в Палестине, перенесена в Трир и в 328 году положена в Трирском соборе. Предание это появляется только в 1196 году, а народное почитание Ризы установлено в 1512 году. Возможно, речь идёт о разных частях Ризы.

В 2002 году одна из частей ризы была найдена в Ярославском музее-заповеднике научным сотрудником Еленой Бурдаковой. В 2004 году она была передана Русской православной церкви и положена для поклонения в Спасо-Введенском Толгском женском монастыре. С 1 декабря 2007 года находится в Храме Христа Спасителя.

Интересное

Хитон изображен на гербе князей Багратиони. Девизом герба является латинская фраза «хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху».

См. также

• Христианские реликвии

Источники

• Риза Господня // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.riza.su/ Риза Господа Нашего Иисуса Христа] — сайт, посвящённый Ризе
• Августин (Никитин). [www.patriarchia.ru/db/text/330913.html О Ризе Господней] // Истина и Жизнь, № 7-8 / 2006

Отрывок, характеризующий Риза Господня

– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.