Ризома

Ризома (фр. rhizome «корневище») — одно из ключевых понятий философии постструктурализма и постмодернизма, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в одноименной книге 1976 года и призванное служить основанием и формой реализации «номадологического проекта» этих авторов. Ризома должна противостоять неизменным линейным структурам (как бытия, так и мышления), которые, по их мнению, типичны для классической европейской культуры.

Свойства ризомы

Делёз и Гваттари описывают свойства ризомы с помощью двух подходов: как неформальные свойства (в виде свободного текста) и как формальные свойства (в виде списка отдельных свойств, с описанием каждого свойства).

Неформальные свойства

Как модель для представления знания и как модель общества

Делёз и Гватари используют слова «ризома» и «ризоматичный», чтобы описать какую-либо теорию и какое-либо исследование, которые допускают множественные неиерахичные (не упорядоченные в какую-либо иерархию) точки входа и выхода в представлении и интерпретации знания. В «Тысяче плато» они противопоставляют ризому — древовидному (иерархичному, древоподобному) представлению знания, которое отражает дуальные категории и двоичные выборы. Ризома отражает горизонтальные/межвидовые и плоскостные связи, в то время как древовидная модель отражает вертикальные и линейные связи. Для иллюстрации горизонтальных/межвидовых и плоскостных связей в ризоме, Делёз и Гватари используют явление из биологии — «орхидею и осу». Мутуализм — это когда два различных вида взаимодействуют друг с другом, чтобы сформировать субстантивное множество, не связанное с каким-либо породившим его одним (множество называется «субстантивным», когда у него отсутствует какое-либо породившее его «одно»). Другими примерами горизонтальных связей в ризоме, могут быть гибридизация и горизонтальный перенос генов.

Как модель, порождающая неожиданные и несистемные различия

Наглядным примером для ризомы выступает запутанная корневая система растения. Согласно Делёзу и Гваттари, у ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа («генетической оси»), ни единого кода.

По мнению авторов, ризома способна порождать несистемные и неожиданные различия, которые невозможно противопоставить по наличию или отсутствию некоего признака. Эта ее функция вызвана ее конструкцией. Ризома включает в себя линии членения, «сравнительные скорости», движения по которым составляют её организацию. Связи линий ризомы образуют так называемое «плато» — временную зону устойчивости в её постоянно пульсирующей конфигурации.

Однако авторы принципиально противопоставляют эти зоны бинарным векторам развития, типичным для «древовидных структур». При этом номадология ставит проблему взаимодействия линейных («древовидных») и нелинейных («ризоморфных») сред. По толкованию М. А. Можейко, «ризоморфные среды обладают имманентным креативным потенциалом самоорганизации» и могут быть названы синергетическими.

Формальные свойства

Делёз и Гваттари называют следующие основные свойства ризомы: (1) связь, (2) гетерогенность, (3) множественность, (4) незначащий разрыв, (5) картография, (6) декалькомания.

Множественность

В первом приближении, свойство ризомы «множественность» является отрицанием свойства дерева «единство». Во втором приближении, свойство ризомы «множественность» является отрицанием свойства дерева «наличие у множества какого-либо породившего его одного».

Множественность в первом приближении

В первом приближении, свойство ризомы «множественность» является отрицанием свойства дерева «единство». Под «деревом» может пониматься как иерархическое линейное дерево (или корень), так и корень-пучок, мочковатый корень (корень без основного корня, который не дозрел или разрушается, а вместо него в полную силу разрастаются второстепенные корни). Делёз и Гватари используют слово «корень» и не используют слово «дерево», так как они указывают на одно и то же понятие (иерархическая линейная модель для представления знания).

У ризомы отрицание свойства дерева «единство» проявляется в отсутствии главного стебля или главного корня, и его отсутствие проявляется на всех уровнях, на каких это свойство проявляется у дерева.

Множественность во втором приближении

Во втором приближении, свойство ризомы «множественность» является отрицанием свойства дерева «наличие породившего одного». Множество, входящее в ризому, не связано с каким-либо породившим эти множество одним, или, как говорят, «субстантивно»:

• Если ризому представить в виде книги, то у нее не будет ни предмета, ни автора. Множество из лепестков смыслов, содержащихся в книге, не будет объединено чем-то одним, из чего оно порождено и что их объединяет (либо общий предмет, либо общий автор). Не только книга, но и сами предмет и автор не будут чем-то единым, одним, что могло бы объединять множество из лепестков смыслов, содержащихся в ней. «Книга [будет] сделана из материй, по-разному сформированных, из совершенно различных дат и скоростей. С того момента, когда мы наделяем книгу каким-либо автором, мы пренебрегаем этой работой материй, и внешним их отношений. Мы фабрикуем (fabriquer) „благого Б-га“ вместо геологических движений».
• Если ризому представить в виде множества из орхидеи и осы, то у этого множества не будет какого-либо породившего его одного.
• Если ризому представить в виде множества ниточек, идущих от марионетки к актеру, то у этого множества не будет породившего его одного в виде воли актера. Со стороны актера будет лишь сплетение нервных волокон, и сам он будет лишь марионеткой, управляемой другими ниточками и каким-либо сплетениями других ниточек.

Множество порождается не каким-либо одним, а конфликтом потоков

Если ризому представить в виде книги, то ее содержание будет порождаться не каким-либо одним предметом или автором, а конфликтом потоков, движущихся вдоль определенных линий.

В ризоме есть движение вдоль определенных линий с определенной скоростью, при этом разные потоки либо ускоряются, либо запаздывают друг относительно друга. Когда один поток ускоряется относительно другого, то возникает явление ускорения, разрыва. Когда один поток запаздывает относительно другого, то возникает явление вязкости, запаздывания. Конфликт между скоростью разных потоков и порождает содержание ризомы.

В описании ризомы у Делёза и Гватари, линии (как траектории движения потока) описаны очень нечетко и неясно, и трудно понять, какого рода это линии: «В [ризоме], есть линии сочленения или сегментации, страты, территориальности; но также и линии истечения (lingnes de fuite), движения детерриторизации и дестратификации». Как следует из их описания, движение вдоль какой-либо линии и сама какая-либо линия определенным образом связаны с сегментацией и десегментацией ризомы, однако какова именно эта связь — неясно.

Как следует из описания Делёза и Гватари, в ризоме линия (сочленения или сегментации; ускользания) — это линия, вдоль которой что-то движется (ризома либо ее отдельные части — сегменты, страты, территории); линия, вдоль которой осуществляется движение чего-то; траектория движения чего-то; а не линия, которая разделяет части ризомы.

У других философов

По словам У. Эко, выстраивая мир романа «Имя розы» как «пространство догадки», он опирался именно на понятие ризомы — одного из типов лабиринта.

Цитируемая литература

• Можейко М. А. [www.infoliolib.info/philos/postmod/risoma.html Ризома] // Постмодернизм. Энциклопедия / Сост. и науч. ред. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. — С. 656-660. — 1040 с.
• Делёз Жиль, Гваттари Феликс. [www.situation.ru/app/j_art_1023.htm Ризома] // Тысяча плато. — Онлайн-альманах «Восток», 2005.
• Эко Умберто. Заметки на полях «Имени розы». // Имя розы. — Симозиум, 1999.

Дополнительная литература

• Гречко П. К. [society.polbu.ru/grechko_models/ch29_i.html Ризома как метапаттерн истории] // [window.edu.ru/resource/216/42216/files/index.html Концептуальные модели истории: Пособие для студентов]. — М.: Изд. корпорация "Логос", 1995. — 144 с. — ISBN 5-88439-008-2.
• Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. С. 254—255. (та же статья И. П. Ильина перепечатана в кн.: Западное литературоведение XX века: Энциклопедия. М., 2004. С.354-355.
• Малин И. И. [baznica.info/article/rizoma-kak-ponyatie-postkhristianskoi-epok Ризома как понятие постхристианской эпохи и её проявление в нарративном богословии, литургических нововведениях и экзистенциальной интерпретации текста Писания и Традиции] // Будущее религии: из настоящего в грядущее. Сборник статей по истогам круглого стола. 21 ноября 2008 года / под ред проф. А. А. Фёдорова, проф. А. М. Дорожкина, И. И. Малина (сост. сб.). — Н. Новгород: НГПУ имени К. Минина, 2008. — 360 с. — ISBN 978-5-85219-160-1.
• Усманова А. Р. [www.infoliolib.info/philos/postmod/risoma2.html «Ризома»] // Постмодернизм. Энциклопедия / Сост. и науч. ред. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. — 1040 с.

Ссылки

• Текст книги Делёза и Гваттари «[www.situation.ru/app/j_art_1023.htm Ризома]» на сайте онлайн Альманаха «Восток»

Отрывок, характеризующий Ризома

Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.