Римская кавалерия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск





Период республики и ранней империи

Римляне после Пунических войн чаще использовали не конницу из римских всадников и союзников-италийцев, а использовали нумидийские, галльские, германские, испанские и прочие наёмные отряды, или как отдельные части-алы (300—400 человек) или по 120 человек в легионе. Основной частью конницы времен принципата были галльские конники, единообразно вооруженные и организованные в алы под руководством префектов из римлян. Ауксиларии — нумидийцы и некоторые другие действовали по своим обычаям и своим оружием, но под руководством префектов. К примеру нумидийцы славились как лёгкая кавалерия, метающая дротики и невероятно мобильная. Галлы, иберы и германцы использовались как ударная конница и разведка. В охране императора было от 1000 до 2000 всадников-батавов (Germani corporis custodes). При Траяне появилась первая ала дромадерариев, а при Адриане первая регулярная часть катафрактов.

Период поздней империи

При Галлиене для защиты границы создана целая конная армия из далматов, мавров (мавры и далматы действовали как нумидийцы, но имели доспехи и легкие пики, во всяком случае далматы), эквитов сагитариев (конных стрелков), эквитов скутаторов (всадников со скутумами), эквитов стаблезианцев (конные легионеры из охраны наместников провинции) и эквитов промотов (отдельно действующей легионной конницы). Далматы сумели не пустить в третьем веке готов в Иллирик после гибели армии Деция, а при Аврелиане они и мавританская конница сумели разбить пальмирских катафрактов Зенобии. Позднее часть этих частей при Диоклетиане вошла в состав комитаторов, часть осталась на границе (части комитатов и лимитанов имели те же названия, отличаясь лишь приставкой по гарнизону, или комитаты либо палатины). Также тогда сформировали конный эскорт(эквиты комиты), а при Константине были сформированы схолы — гвардейские конные отряды, заменившие преторианцев. Тогда же усиливается роль конных стрелков и катафрактариев как ответ на персидскую и германскую конницу. Конница стала почетнее и лучше оплачиваемее пехоты, но хотя действовала в целом неплохо, часто из-за трусости конницы (в основном катафрактов), пехота оказывалась на грани разгрома, как пехота Юлиана под Страсбургом, когда после бегства катафрактов, бой против превосходящих сил вела (и сумела выиграть) пехота, или во время его персидского похода. При Адрианополе, из-за необдуманной атаки и бегства конницы, была окружена и уничтожена пехота комитатов Востока. Римляне после Адрианополя активно пользовались конными федератами (гуннскими конными лучниками и готскими конными копейщиками).

Ранняя Византия

Одновременно, основой мощи Византии стал катафракт — конный лучник с хорошей броней, способный действовать и пикой. Такие солдаты помогли Велизарию отбить натиск персов в Сирии и отвоевать Италию у остготов, а Африку у вандалов, народов славившихся своей сильной конницей. При Юстиниане пехота (комитаты) были из имперских граждан (исавров, иллирийцев), а конница в основном из федератов, однако тогда варвары (готские стрелки) служили и в пехоте, а имперские жители служили иногда в частях федератов. Как катафрактарии Велизария, так и готские, герульские и ломбардские конные копейщики часто спешивались и строились фалангой, в чём видел их превосходство над пехотой (наряду с лучшей выучкой, мобильностью и вооружением) император Маврикий в своем «Стратегиконе».Прокопий Кесарийский замечал,что во время Готской войны многие пехотинцы старались обзавестись конём,чтобы иметь возможность попасть в кавалерию.

См. также


Напишите отзыв о статье "Римская кавалерия"

Отрывок, характеризующий Римская кавалерия

Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.