Римская колония
Римская колония (лат. colonia, мн. ч.: coloniae) — городское поселения римских граждан в захваченных Римом землях. Статус колонии обычно предоставлялся крупному или стратегически значимому городскому поселению, которое было основано по постановлению римского сената или же волей римского народа. Постановление о наделении города статусом колонии выдавали специально назначенные триумвиры или, реже, квинквевиры (triumviri или quinqueviri coloniae deducendae).[1] Римская колонизация опиралась на сеть колоний в римских провинциях, которые были связаны между собой сухопутными дорогами, став таким образом одной из самых успешных разновидностей античной колонизации. В отличие от древнегреческой колонизации, древнеримская колонизация отличалась более глубоким проникновением в континентальные районы Европы. Многие римские колонии возникли вдали как от моря, так и от самого Рима (например, столица Римской Дакии Ульпия Траяна).
Содержание
Развитие
После захвата новой территории римляне обычно основывали военный лагерь каструм, часто на месте небольшого автохтонного поселения. В случае его успешного роста на перекрёстке нескольких дорог, он разрастался. В нём селились гражданские колонисты, оседали ветераны и купцы из Италии и других провинций империи. Посёлок получал статус муниципия. В случае ещё большего роста, появления крупных объектов инфраструктуры (форумы, амфитеатры и др.) и важного стратегического значения, муниципиум получал статус колонии. В особых случаях, когда город достигал высшей (по римским меркам) степени развития, или имел статус региональной столицы, ему даровали полное италийское право, то есть его жителей приравнивали в правах к жителям Рима. В таком случае сельские земли в его округе раздавались римским ветеранам[2] , на них возникали римские виллы.
Типы римских колоний
- Coloniae civium Romanorum
Первоначально это был единственный вид римских колоний. Состоял исключительно из коренных римских граждан, они имели образ правления сходный с метрополией, те же законы, религию и празднества. Их граждане сохраняли права гражданства, кроме права подачи голоса в комициях и права исполнения государственных должностей, для чего требовалось присутствие в Риме.
- Coloniae civium maritimae
Постоянные гарнизоны в приморских городах. Гарнизоны состояли обыкновенно из 300 человек, поселялись тут навсегда и получали определённый надел земли. Прежние жители, считавшиеся первоначально «покорёнными» (dediticii), получали потом права гражданства и сливались с колонистами. Последние сохраняли полные права римского гражданина, хотя и не пользовались ими вполне, вследствие удаления своего от столицы. Колоний этих насчитывают до 22.
- Земледельческие колонии для бедного населения Рима и Италии.
Это были укрепления в Италии, частью и вне Италии, с пришлым населением в 2000, 3000, 6000 человек и больше. Их насчитывают до 13.
- Coloniae militares
Другое название Coloniae veteranorum. Для награды выслуживших срок службы солдат, во время междоусобных войн и при императорах. Надел колониста древних приморских колоний составлял от 2 до 21/2 югеров земли, а в позднейших приморских и прочих колониях римских граждан обыкновенно от 5 до 10.
- Coloniae Latinorum
Латинскими колониями они назывались потому, что внесённые в их списки люди имели те же права и обязанности, что и некоторые древние союзные города, оставшиеся самостоятельными после великой латинской войны 338 года. Взамен известных прав, они должны были подавать военную помощь; размеры её были определены для каждой колонии. Латинские колонии устраивались римлянами в завоёванных областях и представляли собой значительные крепости с отрядами до 6 000 человек. Число колоний достигало 40. В 90 году до н. э. закон Юлия дал права римского гражданства латинским колониям.[3]
Значение
Колонии были центром античной романизации автохтонного населения Западной Европы. Поначалу функция колония состояла в защите римских граждан (поселенцев и военных) на территориях, автохонное население которых было по-прежнему враждебно настроено к римлянам в первые годы после завоевания. По мере романизации коренных жителей, военные угрозы ослабевали. После образования Римской Империи и до эдикта императора Каракаллы в 212 г. н. э. статус колонии предоставлялся в качестве привилегии некоторым провинциальным городам, что фактически означало дарование прав римского гражданства населению этих городов (иногда, впрочем, им всё же не позволялось голосовать).[4] В 212 году император Каракалла даровал римское гражданство всем жителям провинций.
Напишите отзыв о статье "Римская колония"
Литература
- Daremberg et Saglio, «Dictionnaire des antiquités grecques et romaines»; Виллемс,
- «Римское государственное право» (Киев, 1888);
- Целлер, «Римские государственные и правовые древности» (М., 1893, § 194; перев. 1-го изд., поэтому лучше пользоваться вторым, исправленным и дополненным);
- Zoeller, «Römische Staats— und Rechtsaltertümer» (2 изд., Бреславль, 1895, § 200; здесь же указана и литература).
См. также
Примечания
- ↑ [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1153971&s= Научная Сеть >> Некоторые аспекты взаимоотношений римских колоний с метрополией вV III вв. до н. э]
- ↑ [www.romana.su/publ/26-1-0-429.htm Ветеранское землевладение в римской колонии эпохи принципата — Провинции — Римская Империя — Свиток рукописей — История Рима — Вечного Города. Древний Рим. Легион. Рим]
- ↑ Колонии римские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Колонии античные — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
Ссылки
- Urbs // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Римская колония
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
