Римский-Корсаков, Воин Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Воин Яковлевич Римский-Корсаков (4 июня 1702 — 30 июля 1757) — русский вице-адмирал.





Биография

Был старшим сыном петербургского вице-губернатора Якова Никитича Римского-Корсакова.

В 1715 году был определён в открывшуюся Морскую академию; в феврале 1717 года, в числе десяти лучших учеников был отправлен совершенствоваться в морском деле во Францию[1].

Будучи зачислен гардемарином он обучался в Тулонской академии и последовательно был произведён в унтер-лейтенанты и лейтенанты французского флота.

По возвращении в Россию Римский-Корсаков был произведён, в ноябре 1724 года, в унтер-лейтенанты флота, а в следующем году, 12 февраля, был назначен «к содержанию крогсрехтов» при Санкт-Петербургском Адмиралтействе. В августе 1731 года ему было поручено исследование и описание лесов, расположенных по берегам Ладожского и Онежского озер. Выполнив это поручение, Римский-Корсаков в следующем году представил подробно составленную им карту всей Карелии и Олонецкого уезда. В 1732 году В. Я. Римский-Корсаков впервые командовал кораблем — яхтой. 18 января 1733 года он был записан лейтенантом майорского ранга и состоял при командующем эскадрой адмирале Томасе Гордоне[1]. В мае 1734 году, командуя галиотом «Керс-Макер», он на пути в Данциг был захвачен в плен; за потерю судна Римский-Корсаков был привлечён к суду, но был оправдан. 25 января 1737 «по взысканию доимок» был назначен командовал яхтой[1]. 10 февраля 1738 года он был представлен, вместе с другим лейтенантом Ник. Лопухиным, к отправлению к Камчатской экспедиции в качестве помощника капитану Берингу, однако по повелению Анны Иоанновны был оставлен при Адмиралтейств-коллегии. В 1739 году он был командирован для составления ланд-карты в Кубанскую область, но по указу Адмиралтейств-коллегии возвращён обратно в Петербург. 5 ноября 1740 года он был произведён в капитаны полковничьего ранга и командирован «состоять за маршала от флота» (военно-морской атташе) при отправлявшемся к турецкому султану чрезвычайном и полномочном посольстве генерала А. И. Румянцева. По возвращению из Константинополя, 3 сентября 1742 года Римский-Корсаков был пожалован советником Адмиралтейств-коллегии и назначен присутствовать в Комиссариате и начальствовать над придворными яхтами. В 1743 году он был назначен командиром на корабль «Нептунус» и отряжен для производства крейсерских разведок, а затем переведён командиром на корабль «Азов» в Ревельскую эскадру адмирала Головина; наконец, 29 сентября того же года он был определён в Экипажную Экспедицию, под непосредственное начальство князя Белосельского. 27 июня 1745 года Римский-Корсаков был произведён из капитанов в капитан-командоры и назначен командиром вновь построенного военного корабля «Св. Великомученица Варвара»; плавая на нём, он принял участие в празднествах, происходивших по случаю бракосочетания наследника престола (впоследствии Петра III) с Екатериной II и 30 августа сопровождал ботик «Дедушка русского флота» к Александро-Невскому монастырю. 5 сентября 1747 года В. Я. Римский-Корсаков пожалован в контр-адмиралы и одновременно с этим назначен начальником Петербургской корабельной команды. В этом же году ему был пожалован орден св. Анны. В 1751 году В. Я. Римский-Корсаков, имея флаг на корабле «Уриил» командовал Кронштадтской эскадрой; по возвращению флота из плавания он, не известно по какой причине, навлёк на себя неудовольствие императрицы Елизаветы Петровны и был оставлен присутствовать в конторе главного командира Кронштадтского порта. Уже в феврале 1752 года он был назначен присутствующим в Адмиралтейств-коллегии. В 1753 году Римский-Корсаков был в годичном отпуске по болезни, с сохранением содержания. Затем опять состоял при императрице во всё время пребывания её в Петергофе. Именным указом от 2 февраля 1755 года, в числе других лиц, он был награждён в вечное и потомственное владение деревнями в Мурашкинской волости Нижегородской губернии, с 700 душ крестьян, а 25 декабря того же 1755 года был пожалован вице-адмиралом и уволен по болезни в отставку с сохранением половинного содержания, полагавшегося по чину. По выходе в отставку Римский-Корсаков прожил на покое всего полтора года и скончался 20 июля 1757 года; погребён в |Александро-Невской Лавре.

Начиная с Воина Яковлевича, в роду Римских-Корсаковых 18 человек были моряками, 15 из них окончили Морской корпус, 9 были адмиралами.

В. Я. Римский-Корсаков составил проект преобразования военно-морских учебных заведений в Морской шляхетный кадетский корпус. В середине XVIII века в России имелось три учебных заведения, которые готовили специалистов для флота: Навигацкая школа, Морская академия и Гардемаринская рота. Римский-Корсаков предложил оставить одно учебное заведение с расширенной программой по примеру сухопутного шляхетского корпуса, но с сохранением элементов высшего образования. После обсуждения его записки по указу императрицы Елизаветы Петровны 26 декабря 1752 года на базе Морской академии был создан Морской шляхетный кадетский корпус; Навигацкая школа и Гардемаринская рота были упразднены[1].

Семья

Жена: Мария Ивановна, урождённая Неплюева (1714—1769), дочь И. И. Неплюева. Их дети:

Напишите отзыв о статье "Римский-Корсаков, Воин Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Грибовский В. Ю. Римские-Корсаковы. Морская династия на службе Отечеству. — Центр сохранения культурного наследия, 2013. — ISBN 978-5-91882-020-9

Литература

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:92263 Римский-Корсаков, Воин Яковлевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
  • Отрывок, характеризующий Римский-Корсаков, Воин Яковлевич


    Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
    Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
    – Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
    Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
    Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
    Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
    Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
    Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
    Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
    – Дома? – спросил Пьер.
    – По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
    – Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
    – Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
    Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
    – Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
    – Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
    Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
    Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
    Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
    – Извозчика отпустить прикажете?
    – Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
    – Сказывали, – отвечал Герасим.
    – Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
    – Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
    – Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
    – Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
    Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
    Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.