Римский календарь

Календарь
Данные о календаре
Тип календаря	Солнечный, лунный, лунно-солнечный
Календарная эра		Вставка високосов
Другие календари
Армелина · Армянский: древнеармянский, христианский · Ассирийский · Ацтекский · Бахаи · Бенгальский · Буддийский · Вавилонский · Византийский · Вьетнамский · Гильбурда · Голоценский · Григорианский · Грузинский · Дариский · Древнегреческий · Древнеегипетский · Древнеиндийский · Древнеперсидский · Древнеславянский · Еврейский · Зороастрийский · Индийский · Инки · Иранский · Ирландский · Исламский · Кельтский · Китайский · Конта · Коптский · Малайский · Майя · Масонский · Миньго · Непальский · Новоюлианский · Пролептический: юлианский, григорианский · Римский · Румийский · Симметричный · Советский · Стабильный · Тамильский · Тайский: лунный, солнечный · Тибетский · Трёхсезонный · Тувинский · Туркменский · Французский · Хакасский · Ханаанейский · Хараппский · Чучхе · Шведский · Шумерский · Эфиопский · Юлианский · Яванский · Японский

Календарь

По древнейшему римскому календарю год состоял из десяти месяцев, причём первым месяцем считался март. Этот календарь был заимствован у греков; согласно традиции, его ввёл основатель и первый царь Рима, Ромул, в 738 году до н. э.. Восемь названий месяцев этого календаря (март, апрель, май, июнь, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь) сохранились во многих языках до настоящего времени. На рубеже VII и VI веков до н. э. из Этрурии был заимствован календарь, в котором год делился на 12 месяцев: январь и февраль следовали после декабря. Эта календарная реформа приписывается Нуме Помпилию, второму римскому царю. Год состоял из 354 дней: 6 месяцев по 30 дней и 6 месяцев по 29 дней, но каждые несколько лет добавлялся дополнительный месяц (см. Лунно-солнечный календарь). Месяцы римского календаря носили следующие названия:

Название		Примечание
латинское	русское
Martius	март	в честь бога Марса
Aprilis	апрель	лат. aperire — открывать, начало весны
Maius	май	в честь римской богини Майи
Junius	июнь	по имени богини Юноны
Quintilis, позже Julius	июль	пятый; с 44 года до н. э. — июль, в честь Юлия Цезаря
Sextilis, позже Augustus	август	шестой; с 8 года до н. э. — август, в честь Октавиана Августа
September	сентябрь	седьмой
October	октябрь	восьмой
November	ноябрь	девятый
December	декабрь	десятый
Januarius	январь	по имени бога Януса
Februarius	февраль	месяц очищений, от лат. februare — очищать, приносить искупительную жертву в конце года
Mercedonius; Mensis intercalaris	мерцедоний	промежуточный месяц, вводился по решению великого понтифика раз в несколько лет

Юлий Цезарь в 46 году до н. э., по совету египетского астронома Созигена, провёл коренную реформу календаря по образцу, принятому в Египте. Устанавливался четырёхгодичный солнечный цикл (365 + 365 + 365 + 366 = 1461 день) с неравной продолжительностью месяцев, принятой до сих пор: 30 дней в апреле, июне, сентябре и ноябре, 31 день — в январе, марте, мае, июле, августе, октябре и декабре, в феврале — 28 дней в течение трёх лет и 29 дней для четвёртого года. Начало года Цезарь перенёс на 1 января, так как с этого дня консулы вступали в должность, начинался римский хозяйственный год.

Обозначение римлянами чисел месяца основывалось на выделении в нём трёх главных дней, связанных первоначально со сменой фаз луны:

1. 1-й день каждого месяца — календы (Kalendae или Calendae, сокр. Kal., Cal.); первоначально первый день новолуния, о котором возвещает верховный жрец (от лат. глагола calare — созывать, в данном случае для возвещения о новолунии).
2. 13-й или 15-й день месяца — иды (Idus, сокр. Id.); первоначально в лунном месяце середина месяца, день полнолуния (по этимологии римского учёного Варрона — от этрусского iduare — делить).
3. 5-й или 7-й день месяца — ноны (Nonae, сокр. Non.), день первой четверти луны (от порядкового числительного nonus — девятый, 9-й день перед идами, считая день нон и ид).

В марте, мае, июле, октябре иды приходились на 15-е, ноны на 7-е число, а в остальные месяцы — иды на 13-е, а ноны на 5-е число. В истории известны, например, мартовские иды — 15 марта 44 до н. э., день убийства Юлия Цезаря: Idus Martiae.

Названия этих дней (календы, ноны, иды) при обозначении даты ставились в аблятив времени (ablativus temporis): Idibus Martiis — в мартовские иды, Kalendis Januariis — в январские календы, то есть 1 января.

Дни непосредственно предшествующие календам, нонам или идам, обозначались словом pridie — накануне (в вин. падеже): pridie Idus Decembres — накануне декабрьских ид, то есть 12 декабря.

Остальные дни обозначались посредством указания, количества дней оставшихся до ближайшего главного дня; при этом в счёт входили также день, который обозначался, и ближайший главный день (ср. по-русски «третьего дня» — позавчера): ante diem octavum Kalendas Apriles — за восемь дней до апрельских календ, то есть 25 марта, обычно писалось сокращённо a. d. VIII Kal. Apr.

До календарной реформы Гая Юлия Цезаря (отсчёт времени по солнечному циклу начался с 45 года до н. э.) в конце февраля раз в несколько лет великий понтифик добавлял месяц мерцедоний. После этой реформы в каждом четвёртом году цикла вставлялся добавочный день непосредственно перед 24 февраля, то есть перед шестым днем перед мартовскими календами, и назывался ante diem bis sextum Kalendas Martium — в повторный шестой день перед мартовскими календами.

Год с добавочным днём назывался bi(s)sextilis — с повторным шестым днём, откуда в русский язык (через посредство греческого) проникло название «високосный».

Обзор года назывался kalendarium (отсюда календарь), так же называлась и долговая книга, так как проценты платили во время календ.

Обозначения дней месяца (до 45 года до н. э.)

День	Месяцы из 29-и дней	Месяц из 28-и дней	Месяцы из 31-го дня	Нумерация (на примере мая)
	январь, апрель, июнь, секстилий (август), сентябрь, ноябрь, декабрь	февраль	март, май, квинтилий (июль), октябрь	Краткая форма	Полная форма
1	kalendae			Kal. Mai.	Kalendis Maiis
2	IV		VI	a. d. VI Non. Mai.	ante diem VI (sextum) Nonas Maias
3	III		V	a. d. V Non. Mai.	ante diem V (quintum) Nonas Maias
4	pridie		IV	a. d. IV Non. Mai.	ante diem IV (quartum) Nonas Maias
5	nonae		III	a. d. III Non. Mai.	ante diem III (tertium) Nonas Maias
6	VIII		pridie	prid. Non. Mai.	pridie Nonas Maias
7	VII		nonae	Non. Mai.	Nonis Maiis
8	VI		VIII	a. d. VIII Id. Mai.	ante diem VIII (octavum) Idus Maias
9	V		VII	a. d. VII Id. Mai.	ante diem VII (septimum) Idus Maias
10	IV		VI	a. d. VI Id. Mai.	ante diem VI (sextum) Idus Maias
11	III		V	a. d. V Id. Mai.	ante diem V (quintum) Idus Maias
12	pridie		IV	a. d. IV Id. Mai.	ante diem IV (quartum) Idus Maias
13	idus		III	a. d. III Id. Mai.	ante diem III (tertium) Idus Maias
14	XVII	X	pridie	prid. Id. Mai.	pridie Idus Maias
15	XVI	IX	idus	Id. Mai.	Idibus Maiis
16	XV	VIII	XVII	a. d. XVII Kal. Iun.	ante diem XVII (septimum decimum) Kalendas Iunias
17	XIV	VII	XVI	a. d. XVI Kal. Iun.	ante diem XVI (sextum decimum) Kalendas Iunias
18	XIII	VI	XV	a. d. XV Kal. Iun.	ante diem XV (quintum decimum) Kalendas Iunias
19	XII	V	XIV	a. d. XIV Kal. Iun.	ante diem XIV (quartum decimum) Kalendas Iunias
20	XI	IV	XIII	a. d. XIII Kal. Iun.	ante diem XIII (tertium decimum) Kalendas Iunias
21	X	III	XII	a. d. XII Kal. Iun.	ante diem XII (duodecimum) Kalendas Iunias
22	IX	pridie	XI	a. d. XI Kal. Iun.	ante diem XI (undecimum) Kalendas Iunias
23	VIII	terminalia	X	a. d. X Kal. Iun.	ante diem X (decimum) Kalendas Iunias
24	VII	VI	IX	a. d. IX Kal. Iun.	ante diem IX (nonum) Kalendas Iunias
25	VI	V	VIII	a. d. VIII Kal. Iun.	ante diem VIII (octavum) Kalendas Iunias
26	V	IV	VII	a. d. VII Kal. Iun.	ante diem VII (septimum) Kalendas Iunias
27	IV	III	VI	a. d. VI Kal. Iun.	ante diem VI (sixtmum) Kalendas Iunias
28	III	pridie	V	a. d. V Kal. Iun.	ante diem V (quintum) Kalendas Iunias
29	pridie		IV	a. d. IV Kal. Iun.	ante diem IV (quartum) Kalendas Iunias
30			III	a. d. III Kal. Iun.	ante diem III (tertium) Kalendas Iunias
31			pridie	prid. Kal. Iun.	pridie Kalendas Iunias

Неделя

Первоначально римляне использовали восьмидневные неделиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) — нундины (лат. nundinae), в которой дни обозначались буквами: A, B, C, D, E, F, G, H. Деление месяца на семидневные недели, возникшее на Древнем Востоке, в I веке до н. э. стало употребляться в Риме, откуда позднее распространилось по всей Европе.

В заимствованной римлянами семидневной неделе только один день имел особое название — «суббота» (др. евр. sabbath — отдых, покой), остальные дни назывались порядковыми номерами в неделе: первый, второй и т. д.; ср. в русском понедельник, вторник и т. д., где «неделя» означала первоначально нерабочий день (от «не делать»). Римляне назвали дни недели по семи светилам, носившим имена богов. Названия следующие: суббота — день Сатурна, дальше — день Солнца, Луны, Марса, Меркурия, Юпитера, Венеры.

Латинские названия, видоизменившись, отчасти сохраняются до сих пор в названиях дней недели в Западной Европе. В Китае, а также Японии и других странах, традиционно находившихся под влиянием Китая, для обозначения дней недели приняты те же планеты, что и в римской традиции, но используются их национальные названия, связанные с элементами традиционной китайской алхимии.

Русский	Латинский	Французский	Английский	Немецкий	Финский	Японский	Китайский
понедельник	Lunae dies	lundi	Monday	Montag	Maanantai	月曜日 Гэцуё:би	月曜日 юэяожи
вторник	Martis dies	mardi	Tuesday	Dienstag	Tiistai	火曜日 Каё:би	火曜日 хояожи
среда	Mercuri dies	mercredi	Wednesday	Mittwoch	Keskiviikko	水曜日 Суйё:би	水曜日 шуйяожи
четверг	Jovis dies	jeudi	Thursday	Donnerstag	Torstai	木曜日 Мокуё:би	木曜日 муяожи
пятница	Veneris dies	vendredi	Friday	Freitag	Perjantai	金曜日 Кин'ё:би	金曜日 цзиньяожи
суббота	Saturni dies	samedi	Saturday	Samstag, Sonnabend	Lauantai	土曜日 Доё:би	土曜日 туяожи
воскресенье	Solis dies	dimanche	Sunday	Sonntag	Sunnuntai	日曜日 Нитиё:би	日曜日 жияожи

Часы

Разделение суток на часы вошло в употребление со времени появления в Риме солнечных часов (лат. horologium solarium) в 291 году до н. э.; в 164 году до н. э. в Риме ввели водяные часы (лат. solarium ex aqua). День, как и ночь, был разделён на 12 часов. В разное время года продолжительность одного часа дня и одного часа ночи менялась. День — это время от восхода до захода солнца, ночь — от захода до восхода солнца. В равноденствие день считался с 6 часов утра до 6 часов вечера, ночь — с 6 часов вечера до 6 часов утра. Напр.: hora quarta diei — в четвёртом часу дня, то есть в 10 часов утра, 4 часа спустя после 6 часов утра.

Ночь делилась на 4 стражи по 3 часа каждая: prima vigilia — первая стража, secunda vigilia — вторая стража, tertia vigilia — третья стража и qvarta vigilia — четвёртая стража.

Летоисчисление

У римлян велись списки консулов (лат. fasti consulares). Консулы избирались ежегодно по два на год. Год обозначался по именам двух консулов данного года, имена ставились в аблятив, напр.: Marcus Crassus et Gnaeus Pompeius consulibus — в консульство Марка Красса и Гнея Помпея (55 до н. э.).

С эпохи Августа (с 16 года до н. э.), наряду с датировкой по консулам, входит в употребление летоисчисление от предполагаемого года основания Рима (753 до н. э.): ab Urbe condita — от основания города, сокр. ab U. c., a. u. c.

См. также

• Юлианский календарь
• Григорианский календарь
• Праздники Древнего Рима

Ссылки

• Римский календарь / Календарь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Римский календарь

Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.