Рим — открытый город
Рим — открытый город | |
Roma, città aperta | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Ферруччо Де Мартино |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания |
Excelsa Film |
Длительность |
101 мин |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Рим — открытый город» (итал. Roma, città aperta) — фильм Роберто Росселлини 1945 года, который считается эталоном и отправной точкой в развитии итальянского неореализма.
Содержание
Сюжет
Действие фильма происходит в 1944 году в Риме. Гестапо охотится за инженером Джорджио Манфреди. Он находит приют в квартире своего друга Франческо. Ему также помогает священник Дон Пьетро и невеста Франческо — вдова Пина.
На следующий день у Франческо и Пины назначена свадьба. Венчать их должен Дон Пьетро, хотя Пина и не очень религиозна, тем более беременна до свадьбы.
Дети взрывают ночью цистерну с бензином недалеко от дома.
Днём дом оцепляют немецкие войска и начинают обыск квартир. Франческо схвачен. Пина бежит за машиной с арестованными[1], и её расстреливают. Позже на автоколонну нападают участники Сопротивления и освобождают арестованных.
Джорджио и Франческо прячутся на квартире любовницы Джорджио, Марины. Та выдаёт их гестапо в обмен на наркотики.
На следующий день гестапо арестовывает Джорджио, Дона Пьетро и немецкого дезертира. Последний вешается в камере. Гестаповцы пытают Джорджио на глазах у Дона Пьетро. Священник молится за Джорджио, чтобы тот никого не выдал. От пыток Джорджио умирает.
Дона Пьетро расстреливают на глазах у детей из его дома.
В ролях
- Вито Анникьярико — Марчелло, сын Пины
- Нандо Бруно — Агостино, дьяк
- Альдо Фабрици — дон Пьетро Пеллегрини, священник
- Харри Фист — майор Бергман
- Франческо Гранжаке
- Анна Маньяни — Пина
- Мария Мичи — Марина Мари
- Марчелло Пальеро — Джорджо Манфреди / Луиджи Феррарис
- Эдуардо Пассарелли
- Карло Синдичи
- Акош Толнаи — австриец-дезертир
- Йооп ван Хюльзен — Хартман, майор
Съёмочная группа
- Автор сценария: Серджо Амидеи при участии Федерико Феллини
- Режиссёр-постановщик: Роберто Росселлини
- Оператор-постановщик: Убальдо Арата
- Художник-постановщик: Розарио Меджна
- Монтаж: Эральдо Да Рома
- Продюсер: Ферруччо Де Мартино
- Композитор: Ренцо Росселлини
Работа над фильмом
Роберто Росселлини, Федерико Феллини и Серджо Амидеи начали работать над сценарием во время немецкой оккупации Италии.[2] Однако Феллини в своих воспоминаниях утверждает, что Росселлини предложил ему «участвовать в написании сценария для фильма, который впоследствии получил название „Рим — открытый город“» уже после того, как Рим был оккупирован американцами.[3]
В качестве немцев в фильме использовались пленные немецкие солдаты.[4] Все зверства в фильме приписываются именно немцам. Это было обусловлено политикой национального примирения, которая была актуальна в Италии во время съёмок фильма.[5] Во время съёмок сцены ареста Джорджио и Дона Петро испуг на лице священника был настоящим: человек с револьвером из подъехавшего такси пытался помешать «аресту». Альдо Фабрици кричал: «Не стреляйте!»[4]
Резонанс
Ознакомившись с фильмом, прокатчик отказался от контракта по распространению фильма, заявив, что просмотренное нельзя назвать фильмом.[2] Однако за рубежом новаторство Росселлини было «распробовано» и оценено по достоинству. Фильм имел большой резонанс по всему миру, положив начало моде на неореализм и сделав Анну Маньяни звездой первой величины. В 1946 году «Рим» завоевал Гран-При Каннского кинофестиваля, три премии Национального совета кинокритиков США и другие награды.
Напишите отзыв о статье "Рим — открытый город"
Примечания
- ↑ Сцена из фильма с бегущей Пиной была использована на итальянской марке 1988 года из [www.ibolli.it/php/ems-italia-952.php серии], посвящённой неореализму.
- ↑ 1 2 Интервью Роберто Росселлини 1963 года французскому телевидению, помещённые в издании фильма на DVD в The Criterion Collection.
- ↑ Федерико Феллини, Шарлотта Чэндлер. [zmiersk.ru/fellini-federiko/moj-trjukrezhissura.html Мой трюк — режиссура]. — Радуга.
- ↑ 1 2 Документальный фильм «Once Upon a Time… „Rome Open City“», помещённый в издании фильма на DVD в The Criterion Collection.
- ↑ Документальный фильм «Into the Future», помещённый в издании фильма «Paisà» на DVD в The Criterion Collection.
Ссылки
- «Рим — открытый город» (англ.) на сайте Internet Movie Database (Проверено 25 апреля 2012)
- [www.rottentomatoes.com/m/open_city/ «Рим — открытый город»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes (Проверено 25 апреля 2012)
- [www.allmovie.com/movie/v36504 Рим — открытый город] (англ.) на сайте allmovie (Проверено 25 апреля 2012)
Отрывок, характеризующий Рим — открытый городКнязь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов. – Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров! – Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски. Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк. – Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он? Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов. – Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов. – Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз. Зрители и слушатели французы засмеялись. – Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов. – Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз. – De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…] – Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его. – Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он. – Чорт его дери вашего императора! И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь. – Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному. – Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров! Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова: – Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу. – Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам. Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки. Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса. Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою… |