Риналди, Кэти

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ринальди, Кэти»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Риналди.
Кэти Риналди-Станкел
Место проживания Палм-Сити, США
Место рождения Стюарт, США
Рост 168 см
Вес 55 кг
Начало карьеры 1983
Завершение карьеры 1997
Рабочая рука правая
Удар слева двуручный
Призовые, долл. 1 353 737
Одиночный разряд
Титулов 2 WTA
Наивысшая позиция 7 (26 мая 1986)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 4-й круг (1984)
Франция 1/4 финала (1981, 1986)
Уимблдон 1/2 финала (1985)
США 4-й круг (1982)
Парный разряд
Титулов 3 WTA, 2 ITF
Наивысшая позиция 13 (8 февраля 1993)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (1991, 1993)
Франция 1/2 финала (1987)
Уимблдон 1/4 финала (1993)
США 1/2 финала (1985)
Завершила выступления

Кэтлин Сюзанна «Кэти» Риналди-Станкел (англ. Kathleen Suzanne 'Kathy' Rinaldi Stunkel; род. 24 марта 1967, Стюарт[en], США) — американская теннисистка, теннисный тренер и телевизионный комментатор. Бывшая седьмая ракетка мира в одиночном разряде; семикратная полуфиналистка турниров Большого шлема (один раз — в одиночном разряде, четырежды — в парном разряде, дважды — в миксте); победительница пяти турниров Virginia Slims WTA-тура (из них три — в одиночном разряде); трёхкратная обладательница Кубка Уайтмен (1983, 1985-86) в составе национальной сборной США; тренер сборной США в Кубке Федерации.





Общая информация

Кэти Риналди выросла в спортивной семье. Её отец Деннис Риналди играл в Кливленде за сборную колледжа в бейсбол и баскетбол, а оба её старших брата, Деннис-младший и Билл, и сестра Тина занимались теннисом (Денни и Тина выступали за команды своих колледжей). Сама Кэти начала играть в четыре года, и со временем её тренером стал друг семьи Фрэнк Фрёлинг — бывшая шестая ракетка мира[1].

Спортивная карьера

Игровая карьера

В 12 лет Кэти стала первой в истории, кому удалось за один сезон выиграть в своей возрастной категории все четыре национальных чемпионата США (на травяном, грунтовом, хардовом покрытиях и в помещениях)[2]. Она также победила на престижном международном юниорском турнире Orange Bowl в категории до 12 лет. На следующий год, выступая в возрастной категории до 14 лет, она выиграла два крупных турнира, закончив сезон на третьем месте в национальном рейтинге после двух девочек на год старше её[1].

В 1981 году, в 14 лет, Кэти Риналди обыграла двух посеянных соперниц во взрослом турнире Открытого чемпионата Франции — Дайанну Фромхольц и Энн Смит — по пути в четвертьфинал. Через две недели после этого она стала в 14 лет и 91 день самой молодой теннисисткой в истории Уимблдонского турнира, победившей в первом круге основной сетки[1] (этот рекорд был побит в 1990 году Дженнифер Каприати, которая к тому моменту была на один день моложе, чем Риналди в 1981 году[3]). В июле 1981 года Риналди в 14 лет и 4 месяца стала также самой молодой в истории профессиональной теннисисткой, улучшив на четыре месяца рекорд, который установила Андреа Джегер[2]. В октябре она уже стала победительницей профессионального турнира в Киото. В общей сложности за десять месяцев Риналди поднялась в рейтинге WTA со 181-го до 25-го места и была названа «Новичком года WTA»[4]. Успехи Риналди в таком раннем возрасте объяснялись её отличными физическими кондициями (она была более атлетично сложена, чем Андреа Джегер или Трэйси Остин в её годы) и хорошей игрой с лёта, но подача и удар открытой ракеткой оставались слабыми сторонами её игры[1].

Новый подъём в теннисной карьере Риналди наметился в 1985 году, когда ей удалось выйти в полуфинал сначала в итоговом турнире тура Virginia Slims (после победы над посеянной второй Ганой Мандликовой), а затем на Уимблдонском турнире, где она победила седьмую ракетку соревнования Гелену Сукову, но затем проиграла посеянной первой Крис Эверт. Менее чем через два месяца Риналди выиграла второй в карьере профессиональный турнир, победив в финале ещё более юную Штеффи Граф, а затем в паре с Зиной Гаррисон дошла до полуфинала Открытого чемпионата США, где их остановили посеянные под вторым номером Сукова и Клаудиа Коде-Кильш. К маю 1986 года Риналди поднялась в одиночном рейтинге WTA до 7-го места и на Открытом чемпионате Франции, где была посеяна седьмой, проиграла в четвертьфинале первой ракетке мира Мартине Навратиловой.

В 1983, 1985 и 1986 годах Кэти Риналди выступала за сборную США в Кубке Уайтмен. Но в середине 1987 года, после Открытого чемпионата Франции, игровая карьера Кэти едва не оборвалась в двадцать лет. Молодая теннисистка, на тот момент 11-я в мире, поскользнулась на лестнице и, скатившись с неё, раздробила себе правый палец. Восстановление заняло более полугода, и на протяжении этого времени Риналди, чтобы не терять спортивной формы, играла показательные матчи одной левой рукой. Она вернулась на корт только весной следующего года и лишь в августе вновь появилась в рейтинге — на 466-м месте[5]. К концу 1989 года, однако, она приблизилась вплотную к Top-50 рейтинга, за сезон одержав победы над двумя соперницами из первой двадцатки — Лори Макнил и Яной Новотной — и по его итогам получила ещё одну награду WTA, на этот раз в номинации «Возвращение года»[4].

На начало 1990-х годов пришёлся второй пик в карьере Риналди — на этот раз в парном разряде. С весны 1991 по весну 1993 года она 12 раз играла в финалах турниров WTA в парном разряде (11 из них — с канадкой Джилл Хетерингтон) и завоевала два титула. В 1991 году они с Хетерингтон дошли до полуфинала Открытого чемпионата Австралии, по ходу обыграв соперниц, посеянных под шестым и третьим номерами. Летом на Уимблдонском турнире Риналди с ещё одним канадцем — Грантом Коннеллом — стала полуфиналисткой в миксте[6]. В 1993 году Риналди и Хетерингтон повторили свой успех на Открытом чемпионате Австралии, победив в четвертьфинале третью сеяную пару Аранча Санчес-Кончита Мартинес, а на Уимблдоне вышли в четверьфинал. В начале 1993 года Риналди поднялась до рекордного в своей парной карьере 13-го места в рейтинге.

В декабре 1993 года Кэти Риналди вышла замуж за Брэда Станкела, свою школьную любовь, в дальнейшем выступая под двойной фамилией Риналди-Станкел. В 1995 году у супругов родился первый сын. Хотя Кэти вернулась к соревнованиям после рождения ребёнка, она уже не выступала регулярно и в 1997 году объявила о завершении карьеры[7]. После окончания профессиональных выступлений Риналди-Станкел продолжала играть в парах в ветеранских соревнованиях[8].

Тренерская деятельность

Окончив выступления, Кэти Риналди начала карьеру теннисного тренера. В рамках программы наставничества WTA она работала, в частности, с Анной Курниковой, а в 2006 и 2008 годах была тренером сборной США в Кубке Федерации, которую в эти годы в качестве капитана возглавляла её бывшая партнёрша по корту Зина Гаррисон. С 2008 года она сотрудничает с отделом развития спортсменов Ассоциации тенниса Соединённых Штатов (USTA)[9], перед этим около десяти лет проработав тренером в Палм-Бич-Гарденс (Флорида). Среди подопечных Риналди в качестве национального тренера были первая ракетка мира среди девушек Тейлор Таунсенд и победительница Открытого чемпионата США среди девушек Саманта Кроуфорд[10]; также Кэти возглавляла сборную страны на юниорском Кубке Федерации. В 2012 году за свою деятельность в качестве тренера Кэти Риналди была удостоена награды Международного зала теннисной славы за педагогические заслуги[11]. Одновременно Кэти Риналди работает телевизионным комментатором, выполняя работу спортивного аналитика для канала ESPN[9].

Место в рейтинге в конце года

Разряд 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994 1996
Одиночный 15 23 11 8 26 87 52 70 105 110 83 327 225
Парный - - - 23 75 565 96 81 20 15 22 103 52

Финалы турниров Virginia Slims и WTA за карьеру

Отрывок, характеризующий Риналди, Кэти

Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Риналди,_Кэти&oldid=79614473»