Рипо! Генетическая опера

	Рипо! Генетическая опера
	Repo! The Genetic Opera
Жанр	мюзикл, драма, антиутопия, фантастика, сплаттерпанк
Режиссёр	Даррен Линн Баусман
Продюсер	Даррен Линн Баусман; Марк Берг; Орен Коулс; Питер Блок; Ёсики Хаяси
Автор; сценария	Терренс Здунич; Даррен Смит
В главных; ролях	Алекса Вега; Энтони Хэд; Сара Брайтман; Пол Сорвино; Терренс Здунич; Пэрис Хилтон; Билл Мозли; Кевин Грэхэм Огилви «Огр»; Сара Пауэр
Композитор	Терренс Здунич; Даррен Смит
Кинокомпания	Lionsgate
Длительность	97 мин
Бюджет	8,5 млн $
Страна	США
Язык	английский
Год	2008
IMDb	ID 0963194
	Выход фильма «Рипо! Генетическая опера» (оригинальное название — Repo! The Genetic Opera)

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан) К:Фильмы 2008 года

«Рипо! Генетическая опера» (англ. Repo! The Genetic Opera) — американский фильм-мюзикл 2008 года, поставленный режиссёром Дарреном Линном Баусманом по одноимённой рок-опере, написанной Терренсом Здуничем и Дарреном Смитом.

Данный фильм сочетает в себе готический и киберпанковый стиль, его жанр граничит между остросоциальной антиутопией, семейной драмой и циничным триллером с долей чёрного юмора и гротеска.

Мюзикл «Генетическая опера» содержит большое количество песен и музыкальных номеров, часть которых была частично или полностью вырезана из фильма для экономии времени. Эти песни написаны в разных стилях — рок, электронная музыка, панк, джаз и классическая музыка. Двадцать две из них были выпущены 30 сентября 2008 года отдельным альбомом.

Премьера фильма в США состоялась 7 ноября 2008 года, а официальный выпуск фильма на DVD и Blu-Ray — 20 января 2009 года. 17 февраля 2009 года вышел расширенный саундтрек, в который включены некоторые вырезанные из фильма музыкальные номера, а также песни, не вошедшие в предыдущий альбом.

Фильм мало известен широкой публике. К моменту выхода он был не очень важен для компании Lionsgate — у неё сменилось руководство и потому поменялись приоритеты — и в день релиза эту картину показали лишь в семи театрах, собрав по $3250 с каждого.

Длительность фильма — 1 час 37 минут. Из-за сцен насилия, употребления наркотиков, секса, а также нецензурных выражений фильму присвоен рейтинг R.

Сюжет

Действие фильма происходит в 2056 году. Приблизительно за двадцать лет до описываемых событий в результате экологической катастрофы на Землю обрушилась пандемия отказа органов у людей. Биотехнологическая корпорация «GeneCo» пришла на помощь человечеству, осуществляя трансплантацию искусственных органов, но, естественно, небесплатно. Тех, кто запаздывает с платежом на три месяца, ожидает ужасная участь — «GeneCo» присылает к ним безжалостного «Конфискатора» (англ. Repossession (Repo) Man), чьей задачей является возвращение компании неоплаченных органов (разумеется, ценой жизни несостоятельного должника). Такое убийство считается в обществе будущего абсолютно законным, а изъятые органы пересаживаются другим пациентам. Несмотря на законность своей деятельности, конфискаторы предпочитают анонимность, а потому пользуются масками и костюмами, полностью скрывающими их внешность.

Персонажи и исполнители

17-летняя Шайло Уоллес (Алекса Вега) живёт со своим отцом, который прилагает все усилия, чтобы изолировать дочь от внешнего мира, мотивируя своё поведение жестокостью и опасностью этого мира, а также редкой генетической болезнью, которой страдает Шайло — болезнь эта уже свела в могилу Марни, мать девочки, и, если Шайло не будет беречь себя, то же самое может случиться и с ней. Шайло страдает от одиночества и скуки и пытается бунтовать против отца.

Натан Уоллес (Энтони Стюарт Хэд) — любящий и заботливый отец Шайло. Дочь уверена в том, что он работает врачом, но на самом деле Натан является Главным Конфискатором. Он винит себя в смерти своей жены и живёт в постоянном страхе за дочь, она — единственное, что привязывает его к жизни. К своей профессии он относится неоднозначно — его сознание давно расщеплено внутренним конфликтом. С одной стороны, он, по-видимому, получает определённое удовольствие от своей работы и гордится тем, что хорошо её выполняет, а с другой — называет себя убийцей, злодеем и чудовищем, его воображение наполнено призрачными голосами его жертв. При исполнении «профессиональных обязанностей» его поведение изменяется — голос становится низким и хриплым, а движения — резкими и порывистыми. Натан пытался создать лекарство для своей жены, но при попытке его ввести Марни скончалась. Натан уверен, допустил ошибку в формулах и винит себя в смерти возлюбленной, в действительности же Ротти Ларго подменил препарат на ампулу с ядом.

Ротти Ларго (Пол Сорвино) — основатель и президент «GeneCo», самый влиятельный человек на свете. Ротти умирает от неизлечимой болезни и, презирая собственных детей, подыскивает достойного наследника. Когда-то он рассматривал Натана Уоллеса в качестве потенциального преемника, но возненавидел его после того, как Марни, которую он любил, предпочла Натана. Ротти годами вынашивал планы мести и теперь начинает осуществлять их, используя Шайло (которую заманивает обещанием полного излечения от её болезни). Подменив ампулы, убил жену Натана Уоллеса, подставив последнего, однако, дав взятку, спас его от суда. Взамен Натан вынужден работать на Ротти главным конфискатором.

Магдален Дефо «Слепая Мэг» (Сара Брайтман) — слепорождённая певица, которой «GeneCo» дала зрение. В качестве платы за эту операцию Мэг пришлось подписать пожизненный контракт и стать «голосом GeneCo» — она выступает в оперном театре, принадлежащем корпорации, рекламирует услуги и продукцию «GeneCo», участвует в торжественных мероприятиях и пр. Несмотря на свою огромную популярность, Мэг чувствует себя очень несчастной и пытается освободиться от ненавистного ей контракта, что расценивается Ротти Ларго как «предательство», а потому он приговаривает её к «конфискации». Она узнает об этом и смиряется со своей судьбой. Мэг была близкой подругой Марни и, согласно её духовному завещанию, является крестной матерью Шайло.

Кармела Ларго «Эмбер Свит» (Пэрис Хилтон) — дочь Ротти, посредственная певица, мечтающая занять место Слепой Мэг после её смерти. Как и её братья, она постоянно подвергает себя пластическим операциям. Кроме того, она «сидит» на «Зидрате» — болеутоляющем наркотическом средстве, производимом «GeneCo» для операционной анестезии и облегчения послеоперационных болей.

Луиджи Ларго (Билл Мозли) — старший сын Ротти. Он злобен и агрессивен, постоянно размахивает ножом, ссорится с братом и сестрой за право наследования, с удовольствием убивает любого, кто подвернётся ему под руку, также имеет привычку часто портить свою рубашку - либо в гневе разрывая её, либо пачкая кровью очередной жертвы, из-за чего его ассистент постоянно носит запасные.

Пави Ларго (Кевин Грэхэм Огилви «Огр») — младший сын Ротти. Он тщеславен, жеманен и похотлив. Его любимый аксессуар — небольшое зеркальце, в которое он постоянно смотрится и с которым не расстаётся ни при каких обстоятельствах. Чтобы скрыть собственное лицо, изуродованное многочисленными операциями, Пави носит маски, сделанные из кожи, срезанной с женских лиц.

Могильный Вор («Стервятник» в русском переводе) (Терренс Здунич) — наркоторговец, продающий собственный, более дешёвый вариант «Зидрата», который он извлекает из трупов. Эмбер Свит — одна из его постоянных клиенток. Кроме того, «Стервятник» является основным рассказчиком этого повествования.

Марни Уоллес (Сара Пауэр, вокальная партия — Нэнси Лонг) — покойная мать Шайло. Все считают, что Марни умерла от болезни крови, но на самом деле она была отравлена влюблённым в неё Ротти Ларго.

Образ Марни постоянно проскальзывает в воспоминаниях Натана и Ротти, а её поющее голографическое изображение, проецируемое глазами Слепой Мэг, появляется в эпизоде «Chase the Morning».

Первая Телохранительница Ротти (Алиса Беркет)

Вторая Телохранительница Ротти (Андрея Панкрис)

Мать-одиночка (Джейк Рирдон, вокальная партия — По)

Руководитель рок-группы (Даррен Смит)

Репортёр (Дж. ЛаРоз)

Джоан Джетт в роли рок-гитаристки в эпизоде «Seventeen» (Камео)

Краткое содержание

Фильм открывается подборкой картинок-комиксов, рассказывающей об ужасной эпидемии, поразившей мир и о становлении корпорации «GeneCo», а также о последующей легализации конфискации органов за неуплату и появлении Конфискаторов. Затем появляется Стервятник, который рассказывает о страшном Конфискаторе, от которого невозможно спастись. Следующая сцена показывает всемогущего Ротти Ларго и трёх его детей — Луиджи, Пави и Эмбер Свит. Ротти приносят фотографии, на которых его дети засняты в компрометирующих ситуациях; его настроение ещё больше ухудшает визит врача, сообщающего ему о том, что он неизлечимо болен и у него осталось мало времени. («Depraved Heart Murder at Sanitarium Square», «Genetic Repo Man», «Crucifixus», «Things You See in a Graveyard (Part One)»)

Тем временем Шайло просыпается и идёт к могиле своей матери через подземный ход, соединяющий дом со склепом. Там она видит светящееся насекомое, которое пытается поймать для своей коллекции, но оно ускользает наружу через решётку. Шайло, никогда прежде не выходившая из дома, решает последовать за насекомым и оказывается на кладбище, где сталкивается со Стервятником, который занимается извлечением Зидрата из мертвецов, попутно поддразнивая полицейских, пытающихся поймать его (наказание за разорение могил — немедленная смерть). Когда испуганная Шайло пытается вернуться домой, дверь склепа захлопывается. Стервятник предлагает ей следовать за ним, но её ловят. Последнее, что она видит перед тем, как потерять сознание — Конфискатора, расталкивающего полицейских («21st Century Cure»).

Шайло приходит в себя в своей постели. Она пытается рассказать своему отцу, Натану Уоллесу, об увиденном, но он утверждает, что все это лишь привиделось ей во время обморока, случившегося из-за её собственной небрежности — она забыла принять лекарство («Shilo Wakes»). Когда отец выходит из её комнаты (заперев за собой дверь) Шайло с горечью обращается к портрету матери — именно от неё она унаследовала болезнь крови, не позволяющую ей вести активный образ жизни («Infected»).

Тем временем, расстроенный произошедшим Натан собирается на работу — ведь именно он и является Конфискатором. Он вспоминает Марни, свою любимую жену и то, как «убил» её, чтобы спасти их младенца, Шайло. Ему неизвестно, что Ротти Ларго, с которым у Марни был роман до того, как она встретила и полюбила Натана, является истинным виновником её смерти — в гневе от её «предательства» он подменил её лекарство ядом, вызвавшим общее кровотечение («Legal Assassin»).

Дети Ларго встречаются на складе «GeneCo», где между ними разгорается яростный спор за наследство отца (в ходе которого Луиджи убивает одну из своих помощниц). Они не догадываются, что Ротти считает их слишком ничтожными, чтобы отдать дело своей жизни в их руки («Mark It Up»).

В то время как Натан «конфискует» органы у очередной жертвы («Thankless Job»), Ротти звонит Шайло и говорит ей, что был близким другом её матери и что он может навсегда избавить её от болезни. Он назначает ей встречу в склепе, откуда её похищают его телохранительницы. Ротти просит у неё прощения за такие меры и снова сулит полное излечение. Затем он приглашает Шайло на празднество, что состоится этим вечером и обещает познакомить со Слепой Мэг, её любимой певицей, которая даст сегодня свой прощальный концерт («Things You See in a Graveyard (Part Two)», «Limo Ride»).

Тем временем Пави примеряет своё новое лицо, а Луиджи пребывает в бешенстве из-за того, что до сих пор не получил свой кофе. Когда один из его помощников приносит ему напиток, он бросается на него с ножом. Слепая Мэг старается унять его, но наталкивается на Эмбер Свит, которая пытается вызвать её на ссору, утверждая, что собирается занять её место. Сцена перерастает в очередную склоку между братьями и сестрой, которую прерывает их кстати появившийся отец («Genterns», «Largo’s Little Helpers», «Luigi, Pavi, Amber Harass Mag»).

Ротти знакомит Шайло со Слепой Мэг, которая узнает в лице девочки черты своей дорогой подруги Марни. Именно благодаря Марни и её роману с Ротти Ларго слепорождённая Мэг получила свои чудесные глаза, позволяющие ей не только видеть, но и «записывать» происходящее. Однако, дав ей зрение, Ротти навязал ей бессрочный контракт, сделавший её жизнь фактически бессмысленной. Только сейчас, семнадцать лет спустя, он соглашается вернуть ей свободу, о чём он сообщает со сцены, не преминув «пошутить», что технически Мэг все ещё принадлежит корпорации («Seeing You Stirs Memories»).

Телохранительницы Ротти насильно отводят Шайло в один из шатров и не позволяют ей выйти оттуда. Натан, который в это время занимается «конфискацией» позвоночника, звонит Шайло, чтобы удостовериться в том, что она приняла лекарство. Что-то кажется ему подозрительным и Шайло с трудом удаётся успокоить его и уговорить не покидать своих пациентов («Inopportune Telephone Call»).

Стервятник, бродящий в поисках какой-нибудь поживы, проделывает дыру в стенке шатра и, найдя там Шайло, помогает ей сбежать («GraveRobber and Shilo Escape»).

Тем временем Ротти, объявивший журналистам, что его дочь выступит с докладом о Зидрате, поставлен в неловкое положение: Эмбер, не предупредив его, сбежала с праздника («Zydrate Support Network», «Worthy Heirs»).

Стервятник, попутно занимаясь торговлей, рассказывает Шайло о своём товаре — нелегальном Зидрате. В это время появляется Эмбер Свит, пришедшая за очередной дозой. Она со злорадством говорит о том, что дни славы да и самой жизни Слепой Мэг подошли к концу, и Стервятник подтверждает эту информацию. Начинается полицейская облава, и Стервятник снова помогает Шайло скрыться («Zydrate Anatomy»). Она добирается до дому и, заслышав шаги отца, притворяется спящей.

Натан приносит Ротти конфискованный позвоночник, и тот даёт ему новое задание — конфисковать глаза (а также и жизнь) Слепой Мэг. Расторгнув контракт, она лишилась каких-либо прав, да и Эмбер не прочь избавиться от талантливой соперницы. Натан с ужасом отказывается, но Ротти напоминает ему о договоре, который они заключили, когда владелец «GeneCo» не позволил арестовать его за «убийство» Марни. Ротти и его сыновья вынуждают Натана совершить ещё одну «конфискацию», одновременно восхваляя его профессиональные способности и напоминая ему о его «преступлении». Несмотря на все это, он отказывается «заняться» Мэг, чем приводит Ротти в ярость — с этой минуты его участь решена («Who Ordered Pizza?», «Night Surgeon»).

Тем временем Слепая Мэг приходит к Шайло и рассказывает ей о том, что является её крестной матерью. Она пытается поощрить Шайло начать нормальную жизнь и предостеречь от ошибок, которые совершила сама («Chase the Morning»). Когда Мэг собирается уходить, она сталкивается с вернувшимся Натаном. Она упрекает его в том, что он солгал ей, сказав, что Шайло умерла вместе с матерью и тем самым заставил её нарушить слово, данное ею Марни — позаботиться о девочке. Натан отвечает, что его дочь слишком больна для общения и пытается выгнать Мэг из дома, но Шайло умоляет его спасти Мэг, спрятав её от Конфискатора, который должен прийти за её глазами. Натан притворяется, что не верит сказанному и, несмотря на протесты дочери, выталкивает Мэг за дверь («Everyone’s a Composer»). Шайло показывает ему статью в журнале, в которой объясняются условия договора Мэг, и снова просит отца спасти Мэг от смерти. Когда Натан говорит, что есть вещи, с которыми бесполезно бороться, Шайло устраивает бунтарскую сцену и принимается разбрасывать и крушить вещи. Чтобы унять дочь, Натану приходится дать ей пощёчину, после чего она теряет сознание («Come Back!», «What Chance Has a 17 Year Old Girl», «Seventeen»).

Эмбер приходит к отцу, чтобы пожаловаться на неудачную пластическую операцию. Сначала он не хочет слушать её жалоб и упрекает в неблагодарности, но, когда видит изуродованное лицо дочери, обещает помочь, чтобы она смогла выступить на сцене этим вечером; обрадованная Эмбер уходит. Ротти с горечью говорит, что в жизни нельзя полагаться ни на славу, ни на любовь, ни даже на семью; золото — вот единственная реальная ценность. Он берет своё завещание и вписывает в него имя своей единственной наследницы — Шайло («Happiness is Not a Warm Scalpel», «Gold»).

Натан, сидя у постели дочери, которая все ещё не пришла в себя, перехватывает звонок Ротти, в котором тот приглашает Шайло в Оперу, где она получит своё лекарство. Натан приходит в ярость, понимая, что Ротти хочет отнять у него дочь. Но когда Шайло просыпается, он делает вид, что ничего не произошло, и снова пытается убедить её в том, что все случившееся — сон. Спустившись в подвальный этаж своего дома, Натан сталкивается с полицейскими, которые пришли арестовать его по приказу Ротти, и убивает их. Вернувшись наверх, он обнаруживает, что Шайло снова сбежала из дома. Окончательно взбешённый, он решает убить Ротти («Nathan Discovers Rotti’s Plan», «Tonight We Are Betrayed»).

Каждый готовится к вечернему событию по-своему; Стервятник предрекает кровавую резню в Опере. Опера постепенно наполняется зрителями (At the Opera Tonight", «Bloodbath!» «We Started This Op’ra Shit!»).

Эмбер дебютирует на сцене в качестве певицы, но поёт отвратительно, а вдобавок ещё и умудряется уронить своё новое лицо; зрители освистывают её, и она убегает со сцены («Blame Not My Cheeks»).

Слепая Мэг исполняет свою последнюю песню. В отчаянной попытке сохранить себе жизнь и независимость она сама вырывает свои глаза, но Ротти перерубает трос, поддерживающий Мэг над сценой и она падает на железные колья ограды, которые пронзают её насквозь. Ротти унимает панику среди зрителей, утверждая, что произошедшее — часть представления, и обещая излечить Шайло на глазах у всех («Chromaggia», «Mag’s Fall», «Pièce De Résistance»).

За кулисами Шайло ожидает Конфискатора — Ротти приказал ей поймать его в качестве платы за лечение. Когда Конфискатор входит в комнату, она бьёт его по голове лопатой («Interrogation Room Challenge»).

Оглушённый Натан снимает шлем и Шайло узнает отца. Между ними происходит бурная сцена: Натан упрекает дочь в непослушании, а она его — во лжи. Когда же на экране появляется изображение мёртвой Мэг, Шайло, думая, что её убил Натан, проклинает отца и уходит на сцену («Let the Monster Rise»). Натан следует за ней и пытается напасть на Ротти, но Луиджи ранит его, а телохранительницы Ротти удерживают на месте при помощи электродубинок. Ротти объясняет Шайло, что именно отец является причиной её недуга — все эти годы он давал ей «лекарства», ослаблявшие её и создававшие иллюзию болезни, а кроме того, обвиняет его в убийстве Марни. Натан пытается оправдаться: удерживая дочь дома, он пытался уберечь её от жестокости мира, а смерть её матери была несчастным случаем. Ротти приказывает Шайло убить отца, обещая, к ужасу своих детей, что если она повинуется, он оставит ей «GeneCo» («Sawman’s Lament», «The Man Who Made You Sick», «Cut the Ties»). Шайло наконец понимает, что Ротти использовал её в своих целях и отказывается; тогда Ротти из последних сил стреляет в Натана и смертельно ранит его. Сам он умирает здесь же, на сцене, с презрением гоня от себя собственных детей и сокрушаясь лишь о том, что теперь его корпорация рухнет, а его имя забудется. Шайло и умирающий Натан трогательно прощаются, и Шайло уходит… («Shilo Turns Against Rotti», «I Didn’t Know I’d Love You So Much», «Genetic Emancipation»)

На следующий день Стервятник читает в газете о том, что Шайло скрылась, отказавшись от наследства Ротти. Эмбер захватывает корпорацию в свои руки и, в залог грядущих перемен в «GeneCo», выставляет своё «упавшее лицо» на благотворительном аукционе. Но Луиджи убивает трёх главных претендентов, и «лицо» достаётся Пави, который теперь с гордостью носит его. История «GeneCo» продолжается… («Epitaph», «Repo Man»)

Порядок песен в фильме

«Depraved Heart Murder at Sanitarium Square»
«Genetic Repo Man» — «Стервятник»
«Crucifixus» — Слепая Мэг
«The Prognosis»
«Things You See in a Graveyard (Part One)» — Ротти
«A Sandwich and a Bug» — Шайло
«21st Century Cure» — Шайло и «Стервятник»
«Shilo Wakes» — Натан и Шайло
«Infected» — Шайло
«Bravi!» — Ротти, Луиджи, Пави, Эмбер
«Legal Assassin» — Натан
«Lungs and Livers»
«A New World Organ»
«Mark It Up» — Эмбер, Луиджи, Пави
«Tao of Mag» — Слепая Мэг
«Things You See in a Graveyard (Part Two)» — Ротти
«Limo Ride» — Ротти и Шайло
«Thankless Job» — Натан
«No Organes? No Problema!»
«Genterns» — Пави
«Largo’s Little Helpers» — Луиджи
«Luigi, Pavi, Amber Harass Mag» — Слепая Мэг, Ротти, Эмбер, Луиджи, Пави
«Seeing You Stirs Memories» — Ротти
«Inopportune Telephone Call» — Натан и Шайло
«GraveRobber and Shilo Escape» — Шайло и «Стервятник»
«Zydrate Support Network» — Ротти, Слепая Мэг, диктор(?)
«Worthy Heirs»
«Zydrate Anatomy» — «Стервятник», Шайло, Эмбер
«Who Ordered Pizza?» — Луиджи, Натан, Пави, Ротти, Эмбер
«Night Surgeon» — Натан, Ротти, Луиджи, Пави
«Chase the Morning» — Слепая Мэг, Шайло, Марни
«Everyone’s a Composer» — Слепая Мэг, Натан, Шайло
«Come Back!» — Натан и Шайло
«What Chance Has a 17 Year Old Girl» — Натан и Шайло
«Seventeen» — Шайло
«Happiness is Not a Warm Scalpel» — Ротти и Эмбер
«Gold» — Ротти
«Nathan Discovers Rotti’s Plan» — Ротти, Натан, Шайло
«Tonight We Are Betrayed» — Натан
«At the Opera Tonight» — Шайло, Мэг, Натан, Эмбер, «Стервятник», Ротти, Луиджи, Пави
«Bloodbath!» — «Стервятник»
«We Started This Op’ra Shit!» — руководитель рок-группы, Луиджи, Пави, мать-одиночка, Ротти
«Blame Not My Cheeks» — Эмбер
«Chromaggia» — Слепая Мэг
«Mag’s Fall»
«Pièce De Résistance» — Ротти
«Interrogation Room Challenge» — Ротти
«Let the Monster Rise» — Натан и Шайло
«Sawman’s Lament» — Натан, Шайло, Ротти, Луиджи, Пави
«The Man Who Made You Sick» — Ротти
«Cut the Ties» — Натан, Шайло, Ротти, Луиджи, Пави
«Shilo Turns Against Rotti» — Натан, Шайло, Ротти, Луиджи, Пави
«I Didn’t Know I’d Love You So Much» — Натан и Шайло
«Genetic Emancipation» — Шайло
«Epitaph» — «Стервятник»
«Repo Man» — Пави (титры)
«VUK-R» — Violet UK (поёт Кэйти Фицджеральд, автор — Ёсики Хаяси) (титры)
«Needle Through a Bug» — Шайло и «Стервятник» (титры)
«Bravi!» — Мэг, Ротти, Луиджи, Пави, Эмбер (титры)
«Aching Hour» — Слепая Мэг (титры)

Список вырезанных и сокращённых песен

«No Organes? No Problema!»
«Can’t Get It Up If the Girl’s Breathing?» — Эмбер и «Стервятник»
«Come Up and Try My New Parts» — Эмбер
«Tao of Mag»
«Needle Through a Bug» — Шайло и «Стервятник»
«Rotti’s Chapel Sermon» — Ротти
«Interrogation Room Challenge»
«GraveRobber and Shilo Escape»
«Buon Giorno»

Короткометражный фильм

В 2006 году Дарреном Линном Баусманом был срежиссирован короткометражный мюзикл «Рипо! Генетическая опера» с целью добиться разрешения продюсеров на постановку полнометражного фильма. Длина ленты составляет всего десять минут, она содержит приблизительный вариант эпизодов «Zydrate Anatomy», «21st Century Cure» и других. Актёрский состав отличается от состава, задействованного в полнометражном фильме.

В ролях

Энтони Хэд — Конфискатор
Пэрис Хилтон — Эмбер Свит
Алекса Вега — Шайло Уоллес
Терренс Здунич — Могильный вор
Дж. ЛаРоз — Пави

Авторы сценария

Композиторы

Саундтрек

«At the Opera Tonight» — Шайло, Мэг, Натан, Эмбер, «Стервятник», Ротти, Луиджи, Пави
«Crucifixus» — Мэг
«Things You See in a Graveyard» — Ротти
«Infected» — Шайло
«Legal Assassin» — Натан
«Bravi!» — Мэг, Ротти, Эмбер, Луиджи, Пави
«21st Century Cure» — «Стервятник»
«Mark It Up» — Эмбер, Луиджи и Пави
«Can’t Get It Up If the Girl’s Breathing?» — Эмбер и «Стервятник»
«Zydrate Anatomy» — «Стервятник», Шайло, Эмбер
«Thankless Job» — Натан
«Chase the Morning» — Мэг, Шайло, Марни
«Night Surgeon» — Натан, Ротти, Луиджи, Пави
«Seventeen» — Шайло
«Gold» — Ротти
«We Started This Op’ra Shit!» — руководитель рок-группы, Луиджи, Пави, мать-одиночка, Ротти
«Needle Through a Bug» — Шайло и «Стервятник»
«Chromaggia» — Мэг
«Let the Monster Rise» — Натан и Шайло
«I Didn’t Know I’d Love You So Much» — Натан и Шайло
«Genetic Emancipation» — Шайло
«Genetic Repo Man» — «Стервятник»

См. также

Напишите отзыв о статье "Рипо! Генетическая опера"

Ссылки

[www.repo-opera.com/ Официальный сайт фильма] (англ.)
«Рипо! Генетическая опера» (англ.) на сайте Internet Movie Database
[www.tramvision.ru/lapsus/2009/repo-mistakes.shtml Киноляпы фильма]

Отрывок, характеризующий Рипо! Генетическая опера

– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.

Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?