Рейсвейкский мирный договор

Рейсвейкский мирный договор (англ. Treaty of Ryswick; нидерл. Vrede van Rijswijk) — договор, подписанный в Рейсвейкском дворце (Республика Соединённых провинций) 20 сентября 1697 года. Завершил девятилетнюю Войну Аугсбургской лиги (Франция против «Великого альянса»).

История

Мирные переговоры начались в мае. Представители Франции разместились в Гааге, представители Великого альянса — в Делфте, переговоры проходили во дворце Хёйс тер Ньивбюрг в расположенном на полпути между ними Рейсвейке (Рисвике).

Первые несколько недель переговоров не привели ни к какому результату, поэтому два основных антагониста — Вильгельм III Оранский и Людовик XIV — назначили двух представителей, которые должны были встретиться частным образом. Этими представителями были названы Иоганн Вильгельм фон Бентинк и маршал Луи Франсуа де Буфле. Набросанные ими условия соглашения вызвали неприятие императора Леопольда и испанского короля Карла II. Когда Испания изменила свою позицию, Франция 20 сентября подписала мир с Англией, Испанией и Республикой Соединённых провинций. После этого Вильгельм вынудил Леопольда согласиться заключить мир, и 30 октября был подписан договор между Францией и Священной Римской империей.

Условия договора

Основой для договора послужило положение о том, что всё должно вернуться к границам, установленным Нимвегенскими мирными договорами 1679 года. Франция возвратила Священной Римской империи Фрайбург, Брайзах-на-Рейне и Филипсбург, но удержала Страсбург. С другой стороны, Франция получила Сан-Доминго и вернула себе Пондишерри (заплатив Соединённым провинциям 16.000) и Акадию (Новую Шотландию), в то время как Испания получила обратно Каталонию и пограничные крепости Монс, Люксембург и Кортрейк.

Герцогство Лотарингия, которое много лет находилось под властью Франции, вновь получило независимость, и в его главе встал Леопольд Иосиф Карл, внук Карла IV. Голландцам было разрешено держать гарнизоны в некоторых ключевых крепостях Испанских Нидерландов, включая Намюр и Ипр. Людовик признал Вильгельма королём Англии, и обязался более не поддерживать претензии на английский трон Якова II; также Людовик обязался прекратить вмешательство в дела Кёльна, являвшегося одним из выборщиков императора Священной Римской империи, и отказаться от претензий на некоторые земли Курпфальца.

Отрывок, характеризующий Рейсвейкский мирный договор

– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.