Риссю
Риссю (яп. 律宗, «школа устава») — школа Винаи, одна из шести ранних буддийских школ Японии, принадлежащая направлению Дхармагуптаки, возникла из одноимённой китайской школы Люй-цзун[1]. Школа связана с колесницей хинаяны, но не является «чисто хинаянистской школой» из-за активного использования махаянской философской системы Виджнянавады[2].
Содержание
История Риссю
Школа Риссю была основана слепым китайским монахом Цзяньчжэнем (кит. трад. 鑒真, упр. 鉴真, пиньинь: Jiànzhēn, яп. 鑑真 Гандзин, 688—763), прибывшим в Японию в 753 году. Основное внимание в ней уделялось не философским теориям, а строгости практического соблюдения заповедей монашеского кодекса Винаи. В кратком варианте насчитывалось 250 заповедей для мужчин и 348 для женщин, в полном варианте число заповедей считалось «бесчисленным». Следующим после монашеских заповедей ориентиром для последователей была практика медитации[2].
Эта традиция использует Винаю школы Дхармагуптака.
В 753 году Цзяньчжэнь стал проповедовать своё учение в храме в храме Тодай-дзи (яп. 東大寺) в Нара, позже центром школы стал храм Тосёдай-дзи (яп. 唐招提寺) в Нара.
В период Камакура возникло несколько направлений Риссю, получивших название по главным храмам — Тосёдай-дзи, Сайдай-дзи и Сэнъю-дзи.
В 1900 году указом правительства школа Риссю была передана в подчинение школе Сингон.
На 1992 год число последователей Риссю составляло 50—60 тысяч человек, а количество храмов, принадлежащих школе, было более двадцати[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Риссю"
Примечания
- ↑ Степанянц, 2011, с. 574.
- ↑ 1 2 3 Игнатович, 1992.
Литература
- Игнатович А. Н. Буддизм в Японии. Очерк ранней истории. М., 1987.
- Игнатович А. Н. Риссю // Буддизм: Словарь / Под общ. ред. Н. Л. Жуковской, А. Н. Игнатовича, В. И. Корнева. — М.: Республика, 1992. — 288 с. — ISBN 5-250-01657-X.
- Философия буддизма: энциклопедия / отв. ред. М. Т. Степанянц;. — М.: Вост. лит.,ИФ РАН, 2011. — 1045 с. — ISBN 978-5-02-036492-9.
Ссылки
- [www.tabiken.com/history/doc/T/T079C200.HTM 律宗]
|
Отрывок, характеризующий Риссю
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.