Ристоро д’Ареццо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ристоро д’Ареццо (итал. Ristoro d'Arezzo) — итальянский монах и учёный XIII в. Известен как пионер ряда геологических дисциплин в европейской науке, а также первый автор-прозаик (и автор-учёный), писавший на итальянском языке.





«Строение мира»

В 1282 г. Ристоро д’Ареццо написал свой основательный естественнонаучный труд «Строение мира» (итал. Composizione del mondo), который стал первой известной книгой в прозе на итальянском языке.

Работа Ристоро посвящена географии и астрономии, в ней учёный монах впервые упоминает горячие источники Ландерелло в Тоскане, найденные в Ареццо удивительные произведения древнеримского гончарного искусства, описывает явления эрозии и затопления долин, рассказывает об ископаемых морских животных и гладкой гальке, найденной на высоких горах, появление которой там он объясняет Всемирным потопом.

Человеческое любопытство Ристоро считал способностью, данной людям богом для того, чтобы познать его творения.

Сведения о Сибири

В Книге Шестой своего сочинения Ристоро д'Ареццо даёт краткое описание Северной Азии на основании арабских известий о «шестом» и «седьмом» климатах.[1]

Влияние

Приписываемый Данте труд «Quaestio de Aqua et Terra» (1320) рассматривал геологические тематики, пионером в которых был д'Ареццо. Если Данте действительно был автором этого труда, то он, по всей вероятности, был знаком с «Строением мира». [2]

Напишите отзыв о статье "Ристоро д’Ареццо"

Примечания

  1. Алексеев М. П. Предисловие в кн.: Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. 1932. стр. XIV. \\ По [www.vostlit.info/Texts/rus3/Schiltberger_2/pred1.phtml?id=3410 тексту] кн.: Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, XIII-XVII вв. Новосибирск. Сибирское отделение Российской академии наук. 2006.
  2. [www.bookrags.com/research/dante-alighieri-scit-021234/ Dante Alighieri] на сайте bookrags.com

Отрывок, характеризующий Ристоро д’Ареццо

По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.