Рис Вильямс, Альберт

Вильямс Альберт Рис
Американский журналист,публицист
Имя при рождении:	Albert Rhys Williams
Дата рождения:	28 сентября 1883(1883-09-28)
Место рождения:	Гринвич, штат Огайо
Дата смерти:	27 февраля 1962(1962-02-27) (78 лет)
Место смерти:	Оссининг, Нью-Йорк (штат)

Альберт Рис Вильямс (англ. Albert Rhys Williams (28 сентября 1883, Гринвич, штат Огайо, — 27 февраля 1962, Оссининг, штат Нью-Йорк) — американский публицист и журналист, интернационалист. Очевидец и участник Октябрьской революции 1917 г. Со всем энтузиазмом принял идеи и сам дух русской революции. Автор книги «Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917—1918».

Биография

Сын конгрегационалистского проповедника Дэвида Томаса Вильямса, и Эстер Рис. Родители Альберта Риса Вильямса приехали в США из Уэльса. Второй из четырёх сыновей в семье. Все четыре брата также были проповедниками. В 1900—1904 годах учился в колледже Мариэтта (en:Marietta College) в Огайо. В 1904—1907 годах учился в конгрегационалистской Хартфордской теологической семинарии (en:Hartford Seminary). Работал в церкви в Нью-Йорке, познакомился с пресвитерианским семинаристом Норманом Томасом, будущим кандидатом социалистов в президенты США.

Получил стипендию и в 1907—1908 годах продолжил образование в Кембриджском университете и Марбургском университете. Установил связи с деятелями британской Лейбористской партии и другими социалистами. Вернувшись в 1908 году в США, участвовал в предвыборной кампании кандидата от Социалистической партии Америки Юджина Дебса. В 1908—1914 — проповедник в конгрегационалистской церкви в Бостоне. Поддерживал забастовку 1912 года в Лоуренсе, Массачусетс. В это время познакомился с Джоном Ридом.

Перед началом первой мировой войны поехал в Европу, где был корреспондентом журнала Outlook. Был арестован в Бельгии немцами по подозрению в шпионаже в пользу Англии, но через некоторое время освобождён.

По возвращении в Америку Вильямс читал лекции в округе Чатаукуа, а в 1917 году опубликовал книгу «В когтях германского орла» о своем опыте войны. Книгу хорошо приняли читатели, и это побудило его стать писателем. Вильямс решил не возвращаться в церковь Маверик. После свержения царского режима в России в июне 1917 года он поехал в Петроград в качестве корреспондента газеты «Нью-Йорк ивнинг пост». По дороге в Россию познакомился с большевиками В. Володарским, А. Нейбутом, С. Восковым. В июле 1917 выступил с приветствием от американских социалистов на I съезде Советов. В сентябре 1917 выступал перед Центробалтом в Гельсингфорсе. Неоднократно встречался и беседовал с Лениным.

В феврале 1918 организовал интернациональный отряд в помощь Красной армии. Присутствовал на II и III съездах советов. В 1918 уехал во Владивосток, где застал начало интервенции в Советскую Россию, а затем, едва избежав гибели, вернулся в США. В мае 1918, перед отъездом в США, был принят В. И. Лениным, передавшим через него известное письмо «Американским социалистам-интернационалистам» (Полн. собр. соч. Изд. 5-е. Т. 50, с. 86). Выступал в поддержку большевиков. Писал книги о Ленине и советской власти.

В сентябре 1918 года он возвратился в Сан-Франциско из Владивостока и по всей стране распространял статьи, направленные против вторжения Америки в Советский Союз. Вильямс активно выступал в защиту советской власти, агитировал против интервенции в Советскую Россию, вёл пропаганду большевистских идей.

В следующем году он опубликовал два памфлета под заглавием «76 вопросов и ответов о большевиках и Советах» и «Советская Россия и Сибирь», которые продавались миллионными тиражами. Вильямс написал книгу «Ленин: Человек и его работа», которая стала первой биографией Ленина, вышедшей в Америке.

Книга Вильямса «Сквозь русскую революцию» — мемуары о событиях 1917—1918 годов — появилась в 1921 году.

В феврале 1919 года Альберт Рис Вильямс вместе с Джоном Родом, Луизой Брайант и Бесси Битти свидетельствовал перед антикоммунистически настроенным комитетом Сената США.

В 1922 году он вернулся в Россию и в 1923 году женился на Люсите Сквайр (Lucita Squier). С ней Рис познакомился в 1919 году в городе Нью-Йорке. Они вместе приехали в Москву, чтобы снять фильм на средства квакеров, чтобы собрать деньги в помощь голодающим.

Сотрудничал в изданиях New Republic the Atlantic Monthly, the Nation, Yale Review.

До 1928 года Вильямс путешествовал по СССР от Архангельска до Кавказа, забирался в самые глухие деревни страны, собирая материалы для книги о крестьянах и наблюдая влияние революции на старинные нравы и обычаи. Истории, родившиеся из его путешествий, были опубликованы в журнале «Атлантик мантли», «Азия», «Нью рипаблик», «Нейшн» и в других журналах, которые в конечном итоге вылились в книгу «Русская земля», увидевшую свет в 1928 году. Многие считают эту книгу его лучшим произведением.

В 1929 году в семье Вильямса родился сын Рис. Семья переехала в Седар, на остров Ванкувер, Канада, а затем, в 1932 году, в Кармел, штат Калифорния. На протяжении 30-х годов Вильямс продолжал читать лекции и писать о Советском Союзе. Он совершил туда две поездки в 1930 и 1937 годах. В 40-х годах и позже, в эпоху Сталина, он жил и писал в Седаре или в Оссининге, штат Нью-Йорк.

В последний раз Вильямс приехал в Москву в 1959 году, по приглашению советского правительства, после того как написал поздравительную статью по поводу запуска в 1957 году спутника. Вернувшись в Оссининг, он собрал все свои многочисленные заметки и рукописи и с энтузиазмом принялся за написание настоящей книги. Теперь он стал единственным в Америке свидетелем и участником Октябрьской революции. Он знал Ленина и большевиков второго эшелона (которых он называл русскими американцами), которые бежали в Соединенные Штаты во время царского режима и вернулись в Россию в 1917 году.

Рис умер в феврале 1962 года, оставив книгу незавершенной. Его жена жила и работала вместе с ним сорок лет и помогала ему с этой рукописью. После его смерти она посвятила себя тому, чтобы закончить её. Она три раза ездила в Советский Союз, чтобы проконсультироваться с друзьями и поработать в библиотеках.

В своей книге Рис делится впечатлениями о путешествии по Советской России. Знакомство с убеждёнными в своей правоте, необыкновенными людьми очень повлияло на Вильямса. До конца жизни он был большим другом Советского Союза, активным борцом за мир, свободу и социальную справедливость.

Вильямс лично знал Троцкого, Бухарина и Ленина, был очевидцем и активным участником многих сражений в дни Октябрьской революции 1917 года, участником взятия Зимнего дворца.

Вот как описывают встречу в 1935 году, с Рис Вильямсом, Илья Ильф и Евгений Петров в книге «Одноэтажная Америка»:

…Альберт Рис Вильямс, американский писатель и друг Джона Рида, совершивший вместе с ним путешествие в Россию во время революции, большой седой человек с молодым лицом и добродушно сощуренными глазами, встретил нас во дворе маленького ветхого дома, который он снимал помесячно. Его домик походил на все американские домики только тем, что там был камин. Все остальное было уже не похоже. Стояла неожиданная тахта, накрытая ковром, было много книг, на столе лежали брошюры и газеты. Сразу бросалось в глаза — в этом доме читают. В своей рабочей комнате Вильямс открыл большую камышовую корзину и чемодан. Они были доверху наполнены рукописями и газетными вырезками. — Вот, — сказал Вильямс, — материалы к книге о Советском Союзе, которую я заканчиваю. У меня есть еще несколько корзин и чемоданов с материалами. Я хочу, чтобы моя книга была совершенно исчерпывающей и дала американскому читателю полное и точное представление об устройстве жизни в Советском Союзе. Вильямс несколько раз был у нас и в один из своих приездов прожил целый год в деревне. Вместе с Вильямсом и его женой, сценаристкой Люситой Сквайр, мы отправились к Линкольну Стеффенсу. На Люсите Сквайр было холщовое мордовское платье с вышивкой. — Это я ношу в память о России, — сказала она. Мы шли берегом океана, не уставая им восхищаться. — Черное море лучше, — заметила Люсита Сквайр. Мы похвалили Кармел, его домики, деревья, тишину. — Москва мне больше нравится, — сухо заметила Люсита Сквайр. — Вы её не слушайте, — сказал Вильямс, — она одержимая. Она постоянно думает о Москве. Ей ничего не нравится на свете, только Москва. После того как она побывала там, она возненавидела все американское. Вы же слышали! Она сказала, что Черное море красивее, чем Тихий океан. Она даже способна сказать, что Черное море больше, чем Тихий океан: только потому, что Черное море — советское. — Да, — сказала Люсита упрямо, — я это говорю и буду говорить. Хочу в Москву! Мы не должны сидеть здесь ни минуты!…

См. также

• Джон Рид
• Луиза Брайант
• Бесси Битти
• Комиссия Овермэна
• Иностранная военная интервенция в России

Сочинения

• [www.bookarchive.ru/dok_literatura/istorija/22948-puteshestvie-v-revoljuciju.-rossija-v-ogne.html Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917—1918.] (Journey into Revolution: Petrograd, 1917—1918) Перевод с английского Т. Ю. Логачевой. (М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. — Свидетели эпохи) Scan, OCR, SpellCheck, Formatting: Zed Exmann, 2009.
• брошюра «Большевики и советы»
• очерк «Ленин — человек и его дело» (1919; рус. пер. 1925; предисловие А. Елизаровой)
• книга «Сквозь русскую революцию» (1921; рус. пер. 1924)
• книга «Народные массы в русской революции»
• очерк о Мавзолее Ленина «Величайшая в мире приемная» (рус. пер. 1932)
• «О Ленине и Октябрьской революции». Пер. с англ. В. Артемова. Предисловие автора перевел Н. Алипов. Очерк Бориса Полевого «Альберт Рис Вильямс — наш давний друг» (с. 3-25.). — М.:Госполитиздат, 1960. — 287 с., с фотопортретом и фотоилл. (Содержание: Ленин — человек и его дело; Сквозь русскую революцию.)
• «Новая Россия глазами американцев», «Ин. лит-ра», 1967, № 5
• [www.gutenberg.org/etext/11414 In the Claws of the German Eagle.] 1917.
• [www.archive.org/details/leninthemanandhi005761mbp Lenin, the Man and His Work.] 1919.
• Russia and Siberia. 1919.
• 76 Questions and Answers on the Bolsheviks and the Soviets. 1919.
• [www.gwpda.org/memoir/RusRev/RRTC.htm Through the Russian Revolution.] 1921.
• The Russian Land. 1928.
• The Soviets. 1937.
• The Russians: the Land, the People, and Why They Fight. 1943.
• Journey into Revolution. 1969.

Литература

• Киреева И. В. «Альберт Рис Вильямс». Материалы к биогр. 1883—1919 гг.— «Учен. зап. Горьк. ун-та», 1973, вып. 160.
• Петров П. С. «Альберт Рис Вильямс — участник Великого Октября».— «Вопросы истории», 1987, № 10.
• «Писатели США о Стране Советов». 1983. В тематический сборник вошли очерки и публицистические статьи известных американских писателей Дж. Рида, А. Р. Вильямса, Т.Драйзера, Л.Хьюза, Ф.Боноски, А.Кана и других прозаиков, публицистов, поэтов и общественных деятелей.
• Песиков Ю. В. «Советские друзья Вильямса». М., 1972.
• Интернационалисты. Трудящиеся зарубежных стран — участники борьбы за власть советов. М., Наука, 1967. Том 1. Стр. 539.

Ссылки

• [www25.uua.org/uuhs/duub/articles/albertrhyswilliams.html Albert Rhys Williams. Dictionary of Unitarian and Universalist Biography]
• [publ.lib.ru/ARCHIVES/V/VIL%27YAMS_Al%27bert_Ris/_Vil%27yams_A.R..html О Вильямсе. Публичная библиотека]
• [geography.su/books/item/f00/s00/z0000006/st121.shtml О Вильямсе в географо-этнографическом справочнике]
• [www.from-ussr.com/viljams.html Интервью с Рисом Вильямсом, ноябрь 1961 г.]

Отрывок, характеризующий Рис Вильямс, Альберт

– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.