Риттер, Карл (географ)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Риттер
нем. Karl Ritter

Карл Риттер
Дата рождения:

7 августа 1779(1779-08-07)

Место рождения:

Кведлинбург

Дата смерти:

28 сентября 1859(1859-09-28) (80 лет)

Место смерти:

Берлин

Научная сфера:

география

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «C.Ritter».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=8413-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Это статья о немецком географе. Статью о немецком дипломате см. Риттер, Карл (дипломат)

Карл Ри́ттер (нем. Karl Ritter; 7 августа 1779, Кведлинбург — 28 сентября 1859, Берлин) — немецкий географ, один из основоположников современной географической науки. Крупный специалист по древнему и новому Ирану.



Биография

Карл Риттер родился в 1779 году в Кведлинбурге, Саксония, в академической семье. Был одним из шести детей. Отец Карла, доктор Ф. В. Риттер умер, когда ребёнку было два года. В возрасте пяти лет он был зачислен в школу Шнепфенталя Зальцмана, сосредоточенную на изучении природы[1]. После завершения своего обучения, Риттер был представлен Бетман-Гольвегу, банкиру из Франкфурта. Банкир решил, что Риттер должен стать воспитателем детей Гольвега, и в то же время посещать университет в Галле за счет своего патрона. Выполнение обязанностей наставника Риттер начал в 1798 году и работал так в течение пятнадцати лет. В то же время он начал основательно изучать географию. В 1798 — 1814 гг. Карл Риттер совершил несколько путешествий по Швейцарии, Савойе, Франции и Италии.

В 1819 году он получил место учителя истории во франкфуртской гимназии. С 1820 года и до смерти заведовал кафедрой географии Берлинского университета. В 1821 году защитил докторскую диссертацию. Помимо университета, читал лекции в близлежащем кадетском корпусе. Риттер путешествовал каждое лето, посетив все страны Европы, кроме Испании и России.

Риттер - иностранный почётный член Петербургской АН1835 года). Автор фундаментального труда «Землеведение в отношении к природе и истории человечества» (нем. Die Erdkunde im Verhältniss zur Natur und zur Geschichte des Menschen; начат в 1817, при жизни Риттера вышло 19 томов, посвященных Азии и Африке). Много внимания уделял изучению географии России и Ирана. Развил сравнительный метод в географии, её аналитическую составляющую. Задачей географии он считал выявление связей и установление причин явлений и процессов природы, изучая ее как целое. Риттер был сторонником географического поссибилизма (адаптации человеческого общества к природным условиям). Риттер пытался доказать определяющее влияние природы на судьбы народов и наций, что способствовало формированию геополитики. Риттер писал:

Физико-географическая строение каждой страны является определяющим фактором исторического прогресса каждого народа.
Он утверждал, что
География - это своеобразная физиология и сравнительная анатомия Земли: реки, горы, ледники и т. п. являются отдельными органами, каждый из которых имеет свои собственные функции, а так физико-географическое основание является основой для развития общества, оно в качестве физической основы определяет ход жизни общества и человека.
Его концепция органической модели государства предусматривала необходимость так называемого «жизненного пространства» - «Lebensraum» для пространственного роста государственного образования. Соответственно, поглощение другой территории государства или народа, в том числе и насильственное, рассматривалось им как биологическая потребность государства в росте. Именно Риттер впервые ввёл в научный оборот термин «Lebensraum», впоследствии активно использованный Фридрихом Ратцелем.

Идеи Риттера во многом определили развитие географической мысли в XIX — начале XX века.

Имя Риттера носит горный хребет в Наньшане, исследованный в 1879 году Н. М. Пржевальским и названный им в честь немецкого географа.

Напишите отзыв о статье "Риттер, Карл (географ)"

Ссылки

Примечания

  1. Видимо, Зальцман разделял педагогические идеи Жан-Жака Руссо.


Отрывок, характеризующий Риттер, Карл (географ)

– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.