Ричардс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ри́чардс (англ. Richards) — английская фамилия.



Известные носители

  • Ричардс, Томас (1882—1935) — австралийский регбист, чемпион летних Олимпийских игр 1908 года.
  • Ричардс, Томас[en] (1910—1985) — британский легкоатлет, серебряный призёр олимпийских игр 1948 года.
  • Ричардс, Тодд — американский хоккеист, главный тренер Коламбус Блю Джекетс.
  • Ричардс, Уильям Бьюэл (1815—1889) — первый главный судья Верховного суда Канады (1875—1879).
  • Ричардс, Уильям Трост (1833—1905) — американский художник.
  • Ричардс, Фрэнсис (1901—1965) — английский физиолог растений.
  • Ричардс, Фрэнсис (род. 1945) — губернатор Гибралтара, британский дипломат.
  • Ричардс, Чарльз (род. 1945) — американский пятиборец, участник летних Олимпийских игр 1972 года.
  • Ричардс, Эдвард (1908—1991) — бермудский юрист и государственный деятель, премьер-министр Бермудских островов (1971—1975).
  • Ричардс, Эллен Своллоу (1842—1911) — американская химик-технолог и химик окружающей среды.
  • Ричардс, Энн (1933—2006) — 45-й губернатор Техаса.
  • Ричардс, Эрин (род. 1986) — валлийская актриса.
  • Двойные фамилии

    • Ричардс-Росс, Саня (род. 1985) — американская легкоатлетка, четырёхкратная олимпийская чемпионка.

    См. также


    __DISAMBIG__

    Напишите отзыв о статье "Ричардс"

    Отрывок, характеризующий Ричардс

    Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
    – Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
    – Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
    – Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
    – Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
    – Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
    – Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
    – Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
    Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
    – Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
    – Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
    – Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
    Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
    – Вот Борису от меня, на шитье мундира…
    Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


    Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
    В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.