Ричардсон, Роберт Колман

Роберт Колман Ричардсон
Robert Coleman Richardson
Дата рождения:	26 июня 1937(1937-06-26)
Место рождения:	Вашингтон, США
Дата смерти:	19 февраля 2013(2013-02-19) (75 лет)
Страна:	США
Научная сфера:	физика низких температур
Награды и премии:	Мемориальная премия Саймона (1976) </br> Премия Оливера Бакли (1981) Нобелевская премия по физике (1996)

Роберт Колман Ричардсон (англ. Robert Coleman Richardson; 26 июня 1937, Вашингтон — 19 февраля 2013) — американский физик, лауреат Нобелевской премии по физике в 1996 г., совместно с Дугласом Ошеровым и Дэвидом Ли, «за открытие сверхтекучести гелия-3».

Обучался в Виргинском технологическом институте и получил степень бакалавра в 1958 г, магистра в 1960 г. После аспирантуры в университете Дьюка получил степень доктора в 1965 г. Член Национальной Академии наук США (1986).

• 1959—1960 г. и с 1966 г. работал в Корнелльском университете в Итаке; с 1968 г. — профессор.
• 1990—1997 гг. — директор Лаборатории физики атома и твердого тела,
• 1998—2003 гг. — проректор по научной работе.

Основные научные работы были связаны с физикой низких температур и свертекучестью, свойствам квантовых жидкостей, ЯМР при сверхнизких температурах. В 1972—1974 гг. совместно с Д. Ли и Д. Ошероффом открыл и исследовал явление сверхтекучести изотопа гелия 3He. За это открытие ему была присуждена Нобелевская премия 1996 г. по физике (совместно с Д. Ошеровым и Д. Ли).

Ссылки

• [ufn.ru/ru/articles/1997/12/e/ Р. К. Ричардсон. «Эффект Померанчука». Нобелевская лекция] // Успехи физических наук, том 167, выпуск 12, декабрь 1997
• [web.archive.org/web/20070614104530/pages.physics.cornell.edu/profpages/Richardson.htm Домашняя страница Роберта Ричардсона на сайте Корнелльского университета (сохранённая версия с archive.org)]  (англ.)
• [nobelprize.org/nobel_prizes/physics/laureates/1996/ Информация с сайта Нобелевского комитета]  (англ.)
• [www.vega.org.uk/video/programme/34 Видео-интервью с Ричардсоном]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ричардсон, Роберт Колман

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.