Ричард Бойль, 3-й граф Бёрлингтон

Ричард Бойль, 3-й граф Бёрлингтон
Richard Boyle, 3rd Earl of Burlington
Портрет (ок. 1718)
Основные сведения
Страна	Великобритания
Дата рождения	25 апреля 1694(1694-04-25)
Место рождения	Йоркшир
Дата смерти	15 декабря 1753(1753-12-15) (59 лет)
Работы и достижения
Работал в городах	Лондон, Чизик, Йорк
Архитектурный стиль	Палладианство
Важнейшие постройки	Бёрлингтон-хаус, Чизвик-хаус

Ричард Бойль, 3-й граф Бёрлингтон, 4-й граф Корк (англ. Richard Boyle, 3rd Earl of Burlington and 4th Earl of Cork, 25 апреля 1694 — 15 декабря 1753) — английский аристократ и меценат, один из распространителей палладианства и вдохновителей масонского движения, прозванный «графом-архитектором». Хотя Бойль предпочитал политике искусство, он по праву рождения занимал места в тайном совете и Палате лордов.

Биография

Ричард — внучатый племянник физика Бойля — родился в семье пэра, с раннего возраста проявлял любовь к искусствам. Совершил несколько путешествий на континент, в ходе которых увлёкся масонством и строительством, которые для него были неразделимы с архитектурными теориями Андреа Палладио. В Италии познакомился с У. Кентом, вместе с ним занимался изучением и собиранием рукописей Палладио и его первого последователя на севере Европы — Иниго Джонса.

Вокруг мецената собирались не только архитекторы: Гендель, проживая в Бёрлингтон-хаусе, посвятил своему покровителю три оперы, а Александр Поуп — стихотворное послание. Гораций Уолпол сравнивал Бёрлингтона с самим Аполлоном. Скончался «граф-архитектор» в 1753 году.

Бёрлингтон был женат на внучке Джорджа Савиля и имел двух дочерей. Одна из них вышла замуж за Уильяма Кавендиша, пятого премьер-министра Великобритании, который и унаследовал художественное собрание графа-архитектора.

Творчество

По проектам графа-архитектора были сооружены первые со времён Джонса палладианские здания на севере Европы — его собственная вилла в Чизике и Египетский зал для ассамблей в Йорке. Он же курировал строительство загородного Холхем-холла. После возвращения в Англию Бёрлингтон вместе с Кентом и другими архитекторами спроектировал свой лондонский особняк — Бёрлингтон-хаус на Пикадилли, в котором впоследствии разместилась Королевская академия художеств, а также резиденции ряда научных обществ Великобритании. Это презентабельное здание выгодно выделялось на фоне вычурных барочных построек, которые тогда были в моде, предельно строгими формами, грубой рустовкой нижнего этажа, монументальным бельэтажем, венецианскими окнами, полукруглыми колоннадами (позднее снесёнными). В целом творчество Бёрлингтона послужило одной из отправных точек формирования архитектуры классицизма.

Сильно перестроенный Бёрлингтон-хаус в квартале Мэйфэр		Чизуик-хаус — вариация на тему виллы Ротонды		Вестминстерская школа (проект К. Рена)

Отрывок, характеризующий Ричард Бойль, 3-й граф Бёрлингтон

Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.