Седдон, Ричард

Ричард Джон Седдон Richard John Seddon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Новой Зеландии
27 апреля 1893 — 10 июня 1906
Монарх:	Виктория Эдуард VII
Предшественник:	Джон Балланс
Преемник:	Уильям Холл-Джонс
Вероисповедание:	Англиканец
Рождение:	22 июня 1845(1845-06-22) Экклстон, Великобритания
Смерть:	10 июня 1906(1906-06-10) (60 лет) в море
Супруга:	Луиза Джейн Спотсвуд
Дети:	девять
Партия:	Либеральная партия

Ричард Джон Седдон (англ. Richard John Seddon; 22 июня 1845 — 10 июня 1906), иногда называемый Король Дик (англ. King Dick) — 15-й премьер-министр Новой Зеландии (1893—1906), который занимал этот пост дольше всех. Некоторые (в том числе историк Кейт Синклэр (англ. Keith Sinclair)) считают его одним из величайших лидеров Новой Зеландии.

Ранние годы

Седдон родился в Экклстоне, около Сент-Эленс в Ланкашире, Англия. Ричард был третьим из семи детей в семье. Его отец, Томас Седдон, был директором школы, а мать Джейн Линдсэй учительницей. Несмотря на это, Седдон плохо учился в школе, и его называли неуправляемым. Тем не менее родители пытались дать ему классическое образование. Седдон интересовался техникой, но в 12 лет был исключён из школы. Некоторое время он работал на ферме своего деда в Барроу-Нук-Холл, а затем сменил несколько профессий в литейных цехах Ливерпуля.

В возрасте 18 лет он переехал в Австралию и устроился на работу в железнодорожное депо в Мельбурне. Седдон заболел «золотой лихорадкой» и отправился в Бендиго, где некоторое время работал старателем, но крупного успеха так и не добился. В 1865 или 1866 году он сделал предложение Луизе Джейн Спотсвуд, но её семья не дала разрешения на брак, пока Седдон не добьётся финансовой стабильности.

В 1866 году Седдон переехал в Уэст-Кост, Новая Зеландия. Сначала он работал на золотых приисках в Уаимеа. Он надеялся, что здесь быстро разбогатеет и вернётся в Мельбурн, чтобы жениться на Луизе. Он открыл магазин, а затем расширил свой бизнес, став торговать алкоголем. Вскоре Седдон занялся политикой.

Местный политик

Седдон начал политическую карьеру с участия в различных местных органах, таких как дорожный совет Арахуры. Затем он был избран от Арахуры в совет провинции Уэстленд. Постепенно Седдон стал известен по всему западному побережью как защитник прав и интересов шахтёров и стал часто давать консультации по разным политическим вопросам.

В 1877 году Седдон был избран первым мэром Кумары, который стал важным центром добычи золота. За год до этого он застолбил участок в Кумаре и вскоре перенёс сюда свой бизнес. Несмотря на финансовые трудности (в 1878 году он объявил о банкротстве), его политическая карьера шла в гору.

Член парламента

Первый раз Седдон сделал попытку стать депутатом парламента Новой Зеландии в 1876 году, выдвинувшись от округа Хокитика, но неудачно. На выборах 1879 года он снова выставил свою кандидатуру и победил. Он представлял Хокитику до 1881 года, затем округ Кумара (1881—1890), а потом Уэстленд (с 1890 до своей смерти в 1906).

В парламенте Седдон присоединился к Джорджу Грею, бывшему губернатору, ставшему премьером. Позднее Седдон заявлял, что они с Греем были очень близки, хотя некоторые историки полагают, что это была выдумка, сделанная в политических целях. Первоначально многие члены парламента высмеивали Седдона, его «провинциальный» акцент (он пропускал букву «h») и недостаток общего образования. Тем не менее, Седдон неплохо проявил себя в парламенте, особенно у него хорошо получалось блокировать отдельные законопроекты. Его политические интересы были сосредоточены на западном побережье и его мало интересовали другие проблемы.

Премьер-министр

В 1892 году Балланс серьёзно заболел и назначил Седдона исполняющим обязанности спикера палаты. После смерти Балланса в 1893 году губернатор Дэвид Бойл автоматически поручил Седдону сформировать правительство. Несмотря на отказ Уильяма Пембера Ривза и Томаса Маккензи признать его лидерство, он заручился поддержкой коллег по Либеральной партии в качестве временного главы партии, пока не возобновится парламентская сессия и не будет достигнуто общее согласие. Основным соперником Седдона был Роберт Стаут, который, как и Балланс, был твёрдым сторонником либеральных принципов. Сам Балланс видел своим преемником Стаута, но умер прежде, чем смог это обеспечить. Несмотря на своё обещание, Седдон не назначил голосования по вопросу о лидерстве в партии. Он убедил своих однопартийцев, что голосование может расколоть партию или, по крайней мере, вызвать серьёзные разногласия. Седдон добился своего закрепления на посту постоянного лидера. Стаут стал одним из его главных критиков.

Стиль управления

Седдон был сильным премьером и активно продвигал свои властные полномочия. Однажды он даже заявил, что «Всё, что нам нужно, это председатель [правительства]» и что кабинет может быть распущен. Его противники и внутри оппозиции, и среди самих либералов обвиняли его в автократии и называли его «Король Дик».

Седдона также обвиняли в кумовстве: его друзья и соратники, в том числе с западного побережья занимали различные политические посты, в то время как его противникам в Либеральной партии часто был заказан ход на важные должности. Многие из назначенцев Седдона не обладали нужными знаниями для занимаемых ими постов, но Седдон ценил верность выше, чем способности. Существует пример, вероятно, вымышленный, что одного из своих союзников он назначил на высокий пост, несмотря на то, что тот был неграмотным. Его также обвиняли в непотизме, в 1905 году прозвучали обвинения, что один из его сыновей получил незаконную выплату, но обвинение было признано ложным.

Кроме того, Седдон сосредоточил в своих руках множество постов, в том числе министра финансов (заменив на этом посту Джозефа Уорда), министра труда (заменил Уильяма Пембера Ривза), министра образования, министра обороны, министра по делам туземцев и министра иммиграции.

На посту министра по делам туземцев проявил «сочувственный», но «патерналистский» подход. На посту министра иммиграции он получил известность враждебностью к иммиграции из Китая, так называемая «жёлтая опасность» была важной частью его популистской риторики, он также сравнивал китайцев с обезьянами. В своей первой политической речи в 1879 году он заявил, что Новая Зеландия не желает, чтобы её берега «заполонили азиатские татары. Я скорее обращусь к белому человеку, чем к этим китайцам. С ними невозможно разговаривать, с ними нельзя договориться. Всё, что вы можете от них добиться, это „Не понимаю“».

Последующие правительства также проявили недостаток твёрдости в делах с маори. Он говорил: «Вместо того чтобы завозить пулемёты Гатлинга для войны с маори, колония должна воевать с локомотивами» … при прокладке шоссе и железных дорог обязательно должны покупаться «земли по обе стороны».

Политика

Одним из наиболее известных мероприятий Седдона стало принятие закона о пенсиях по старости (англ. Old-age Pensions Act) 1898 года, заложившего основу государства всеобщего благосостояния, созданного Майклом Джозефом Сэвиджем и Лейбористской партией. По этой причине часто считалось, что ранняя Лейбористская партия в определённой степени близка по взглядам к Седдону. Благодаря этому закону влияние Седдона заметно возросло, несмотря на сильные возражения с многих сторон. Залог успешного принятия этого закона многие видят в политической власти и влиянии Седдона. В числе прочих социальных программ Седдона были пенсии для учителей и содействие строительству жилья для рабочих.

Напротив, самым заметным поражением Седдона в его карьере стал вопрос о женском голосовании. Основатель Либеральной партии Джон Балланс был твёрдым сторонником предоставления женщинам избирательного права, заявляя о свой убеждённости в «абсолютном равенстве полов». Однако Седдон выступал против права женщин голосовать. Это привело к бурным дебатам среди либералов. В итоге противники Седдона добились достаточной поддержки закона о предоставлении женщинам избирательного права, чтобы принять его, несмотря на сопротивление Седдона. Когда Седдон понял, что принятие закона неизбежно он изменил свою позицию, заявив, что принимает волю народа. Однако на самом деле он принял меры, чтобы законодательный совет наложил на закон вето, как это было раньше. Тактика Седдона по лоббированию совета, показалась многим закулисной махинацией, и в знак протеста двое членов совета, несмотря на то, что выступали против закона, поддержали его.

Во внешней политике Седдон выступал на стороне Британской империи. После участия в колониальной конференции в Лондоне в 1897 году он стал известен «как один столпов британского империализма». Он также поддерживал Британию во второй англо-бурской войне и выступал за преимущественную торговлю между английскими колониями. Он также известен поддержкой «новозеландского империализма» — Седдон считал, что Новая Зеландия должна играть главную роль среди островов Тихого океана, как «Южная Британия». Планы Седдона включали в себя присоединение к доминиону Новой Зеландии Фиджи и Самоа, но в результате при нём Новой Зеландии достались только острова Кука. Позже Самоа также перешло под контроль Новой Зеландии, но не Фиджи.

Смерть

Седдон оставался во главе правительства в течение 13 лет, но постепенно всё чаще стали раздаваться призывы об его отставке. Различные попытки заменить его Джозефом Уордом остались неудачными. Однако, возвращаясь из поездки в Австралию на корабле Oswestry Grange, Седдон внезапно заболел и скончался. Он был похоронен в Веллингтоне, и на его могиле был воздвигнут большой памятник.

Наследие

Возле здания парламента воздвигнута статуя Седдона. В честь него были названы город в Новой Зеландии и пригород Мельбурна. На месте депутата от Уэстленда в парламенте его сменил его сын Томас. Зоопарк Веллингтона был основан, когда цирк подарил Седдону молодого льва, которого назвали, в честь премьера, Кинг Дик. Чучело этого льва теперь выставлено в музее Веллингтона.

Ссылки

• [www.nzhistory.net.nz/media/photo/richard-seddon-asleep Sketch of Richard Seddon asleep in Parliament during an all-night sitting, 1898]
• [www.hitormiss.co.nz/index_files/Page929.htm The Seddon-Stout struggle]
• [www.nzetc.org/tm/scholarly/tei-DruSedd.html The Life and Work of Richard John Seddon] by James Drummond, Whitcombe and Tombs Limited, 1907. Book-length biography, digitised by the New Zealand Electronic Text Centre.

Отрывок, характеризующий Седдон, Ричард

– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.