Ричард I (князь Капуи)

Ричард I (умер в 1078) — один из норманнских лидеров Южной Италии, пятый граф Аверсы (1049-1078), князь Капуи (с 1058 года).

Первые годы в Италии

Ричард (Рикардо) был младшим сыном Асклетина Дренго, графа Ачеренцы, и, соответственно, братом Асклетина, второго графа Аверсы. Первый граф Аверсы Райнульф I приходился Ричарду дядей, третий граф Аверсы Райнульф II — двоюродным братом.

Ричард со свитой из 40 рыцарей прибыл из Нормандии в Южную Италию в 1046 году. Правивший в Аверсе Райнульф II счёл Ричарда опасным претендентом и отослал его от себя. Ричард нашёл себе покровителя в Мельфи в лице Хэмфри Отвиля, брата правящего графа Апулии Дрого. В это время Ричард промышлял откровенным разбоем, и, невзирая на покровительство со стороны Хэмфри, Дрого арестовал Ричарда.

В 1048 году умер граф Аверсы Райнульф II, его сын Герман был несовершеннолетним, и требовалось назначение опекуна. Гвемар IV Салернский, традиционно пользовавшийся авторитетом у итальянских норманнов, счёл Ричарда единственной достойной кандидатурой на пост регента Аверсы и убедил Дрого освободить Ричарда. Ричард после освобождения прибыл в Аверсу и был провозглашён регентом и опекуном малолетнего Германа. После 1049 года имя Германа исчезает из хроник, судьба его остаётся неизвестной, а Ричард уже от собственного имени управляет графством Аверса.

Завоевание Капуи и расширение княжества

В 1053 году Ричард совместно с Хэмфри Апулийским и Робертом Гвискаром, младшим братом последнего, разбил армию папы Льва IX при Чивитате. Ричард сыграл важную роль в сражении, сначала рассеяв левый неорганизованный фланг папской армии, а затем нанеся удар по швабским наёмникам папы.

Целью Ричарда было увеличение его владений за счёт слабых лангобардских соседей — князей Салерно и Капуи. Совместно с Робертом Гвискаром Ричард сократил территорию некогда обширного княжества Салерно, так что к 1076 году под властью Гизульфа II остался лишь сам город Салерно.

Ещё большим успехом Ричарда стало завоевание Капуи. После смерти Пандульфа VI (1057 год), слабого наследника прославленного Волка из Абруццо, Ричард осадил Капую и в 1058 году заставил Ландульфа VIII отказаться от княжества. Ричард I принял титул князя Капуи (1058), хотя ключи от капуанской крепости остались в руках горожан вплоть до 12 мая 1062 года.

Следующей мишенью Ричарда I стало герцогство Гаэта. Ричард организовал помолвку своей малолетней дочери с сыном Атенульфа I, герцога Гаэты, а после внезапной смерти мальчика потребовал от несостоявшегося свёкра выплаты «моргенгаба» — четверти доходов и владений мужа, по лангобардским обычаям предававшихся жене после первой брачной ночи. Требования моргенгаба были в данном случае необоснованными, но Ричард I, не получив требуемого, вторгся во владения Гаэты и осадил город Аквино. Война была прекращена только при посредничестве Дезидерия, аббата Монте-Кассино, при этом аббату удалось убедить Ричарда удовольствоваться меньшей выплатой (1058).

В 1062 году сын Ричарда Жордан вновь вторгся в Гаэту. За герцогом Атенульфом II сохранился его титул до 1064 года, а после этого герцогами Гаэты уже именовались Ричард и Жордан.

Взаимоотношения с папством

В феврале 1059 года кардинал Гильдебранд по поручению папы Николая II прибыл в Капую с просьбой о вооружённой помощи против антипапы Бенедикта X. Отряд Ричарда I взял город Галерию, в котором находился антипапа, и пленил Бенедикта X. Эта боевая операция стала первопричиной заключения альянса между норманнами и папством.

В августе 1059 года Николай II прибыл в Мельфи, где признал Ричарда князем Капуи, а Роберта Гвискара герцогом Апулии, Калабрии и Сицилии, а оба норманнских властителя, в свою очередь, принесли вассальную присягу папе. Присяга в Мельфи сделала Ричарда Капуанского фактически независимым властителем, освободив его даже от иллюзорной зависимости от Священной Римской империи. Выполняя свои вассальные клятвы, Ричард I в 1061 году поддержал папу Александра II против очередного антипапы Гонория II.

Папа Григорий VII, недовольный расширением могущества Роберта Гвискара, сколотил против него коалицию, в которую вошёл, в том числе, и Ричард Капуанский. Но коалиция распалась ещё до начала войны, а Ричард и Роберт Гвискар быстро восстановили взаимопонимание.

В 1076-1077 годах Роберт Гвискар, с согласия Ричарда Капуанского, захватил Салерно. Вслед за этим Ричард напал на Неаполь — последнее независимое от норманнов государство в Южной Италии, а Роберт Гвискар, в благодарность за помощь под Салерно, блокировал Неаполь с моря. Разгневанный Григорий VII отлучил обоих правителей от Церкви 3 марта 1078 года. Роберт Гвискар спокойно воспринял эту вторую в своей жизни анафему, а Ричард I слёг через несколько недель.

Ощущая свою болезнь как следствие анафемы, Ричард I на смертном одре принёс покаяние и примирился с Церковью. После кончины Ричарда его сын и преемник Жордан I немедленно повелел снять осаду с Неаполя и прибыл в Рим для принесения присяги папе Григорию VII.

Семья и дети

Ричард I был женат на Фрессенде, одной из дочерей Танкреда Отвиля и сестер Роберта Гвискара. Сын Ричарда и Фрессенды Жордан I унаследовал от отца княжество Капуя.

Литература

• Норвич Дж. [ulfdalir.ru/literature/881 Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016—1130] / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 367 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1751-5.

Отрывок, характеризующий Ричард I (князь Капуи)

– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.