Ришельё, Арман-Эммануэль дю Плесси

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Ришелье.
Арман-Эммануэль де Ришелье
Armand-Emmanuel du Plessis, Duc de Richelieu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Т. Лоуренса из собрания Елизаветы II</td></tr>

Премьер-министр Франции
26 сентября 1815 — 29 декабря 1818
Монарх: Людовик XVIII
Предшественник: Шарль Морис де Талейран-Перигор
Преемник: Жан Жозеф Поль Агустен Дессоль
20 февраля 1820 — 14 декабря 1821
Предшественник: Эли Деказ
Преемник: Жан-Батист де Виллель
Министр иностранных дел Франции
26 сентября 1815 — 29 декабря 1818
Монарх: Людовик XVIII
Предшественник: Шарль Морис де Талейран-Перигор
Преемник: Жан Жозеф Поль Агустен Дессоль
Генерал-губернатор Новороссии
1805 — 1814
Монарх: Александр I
Предшественник: Сергей Андреевич Беклешов
Преемник: Александр Яковлевич Рудзевич
Градоначальник Одессы
8 октября 1803 — 27 августа 1814
Монарх: Александр I
Предшественник: Павел Васильевич Пустошкин
Преемник: Фома Александрович Кобле
Герцог де Ришельё
Предшественник: Луи Антуан Софи де Виньеро дю Плесси
Преемник: Арман Франсуа Одет де Ла Шапель де Сен-Жан де Жюмильяк
 
Рождение: 25 сентября 1766(1766-09-25)
Париж
Смерть: 17 мая 1822(1822-05-17) (55 лет)
Париж
 
Автограф:
 
Награды:

Арман Эммануэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон, 5-й герцог Ришельё (фр. Armand Emmanuel Sophie Septemanie de Vignerot du Plessis, 5eme duc de Richelieu; 25 сентября 1766, Париж — 17 мая 1822) — французский аристократ, после Великой Французской революции поступивший на русскую службу и в 1804—1815 гг. занимавший должность генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии. В России его называли Эммануил Осипович де Ришелье. Считается одним из отцов-основателей Одессы, где ему в 1828 году поставлен памятник.

В период Реставрации Бурбонов вернулся во Францию, где занимал должности министра иностранных дел (1815—1818) и главы правительства Людовика XVIII (1815—1818, 1820—1821).

В Одеесе есть памятник Ришельё, но одеситы говорят Ришелье, а не Ришельё, - наверное из-за того, что в печати часто букву Ё заменяли буквой Е.





Биография

Последний представитель рода дю Плесси, 5-й герцог (дюк) де Ришельё (duc de Richelieu), прапраправнучатый племянник широко известного кардинала Ришельё. В 1783 году получил придворную должность — стал камергером короля Людовика XVI.

В годы Великой французской революции 1789 эмигрировал, сначала в Австрию, потом в Россию.

Поступил на российскую военную службу, участвовал во взятии Измаила (1790). 21 марта 1791 года удостоен ордена Святого Георгия 4-го класса «За отличную храбрость, оказанную при штурме крепости Измаила, с истреблением бывшей там армии» и именного оружия «За храбрость».

В 1792 году Ришелье предложил Екатерине II проект переселения французских эмигрантов на земли Приазовья, однако проект не получил развития, поскольку бежавшие аристократы попросту отказались селиться в неизвестной им провинции, далекой от Санкт-Петербурга и Москвы. Не получив поддержки своему проекту за границей, герцог некоторое время занимал место при губернаторе Волыни.

В 1796 году, после воцарения Павла I, подал в отставку, уехал в Вену.

17 сентября 1797 года императором Павлом I был назначен командиром лейб-Кирасирского Его Величества полка. Находился на этой должности до 1 декабря 1800 года.

С 1803 года снова в России: Александр I, с которым он был в дружеских отношениях, назначил его градоначальником Одессы, в 1805 — генерал-губернатором Новороссийского края.

При поддержке императора в 1804 году герцог добился снятия с Одессы налогового бремени хотя бы на время: он сумел доказать целесообразность свободного транзита для всех товаров, привозимых морем в Одессу и даже направляемых в Европу. Его стараниями город превратился в крупный торговый порт. В 1804 году Ришелье добился права открыть в Одессе гимназию и коммерческое училище, ряд частных пансионов. При нём был основан благородный институт, послуживший основой для открытия в 1817 году Ришельевского лицея. По его заказу известный архитектор Тома де Томон создает проект здания театра, строительство которого завершилось в 1809 году.

Надпись на латунной позолоченной плите памятника «Дюку» на Приморском бульваре в Одессе:

ГЕРЦОГУ ЕММАНУИЛУ ДЕ РИШЕЛЬЕ, УПРАВЛЯВШЕМУ СЪ 1803 ПО 1814 ГОДЪ НОВОРОССIЙСКИМЪ КРАЕМЪ И ПОЛОЖИВШЕМУ ОСНОВАНIЕ БЛАГОСОСТОЯНIЮ ОДЕССЫ

БЛАГОДАРНЫЕ КЪ НЕЗАБВЕННЫМЪ ЕГО ТРУДАМЪ ЖИТЕЛИ ВСѣХЪ СОСЛОВIЙ СЕГО ГОРОДА И ГУБЕРНIЙ: ЕКАТЕРИНОСЛАВСКОЙ ХЕРСОНСКОЙ И ТАВРИЧЕСКОЙ, ВОЗДВИГЛИ ПАМЯТНИКЪ СЕЙ ВЪ 1826 ГОДѣ ПРИ НОВОРОССIЙСКОМЪ ГЕНЕРАЛЪ-ГУБЕРНАТОРѣ ГРАФѣ ВОРОНЦОВѣ

В 1806 году Ришельё снова осаждал и штурмовал Измаил, на этот раз герцог командовал уже всем русским войском, посланным для взятия Измаила. Этот штурм был неудачным.

С 1814 года герцог вновь во Франции, став в 1815 по предложению царя Александра Первого премьер-министром правительства Людовика XVIII (до 1821 года, с перерывом в 1818—1820). С 1816 член Французской академии, где занял место изгнанного из Франции бонапартиста Антуана Арно (впоследствии вновь избранного в Академию).

Умер бездетным. Похоронен в церкви Сорбонны в Париже, построенной его предком кардиналом Ришельё. Останки Армана-Эммануэля де Ришелье покоятся в опечатанном склепе церкви. Надгробие находится в одном из приделов храма, беломраморный памятник снабжён надписью:

Дюку де Ришелье, вернувшему Франции её Рейнскую границу[1].

Титул герцога Ришельё перешёл его племяннику, Арману Франсуа Одет де Ла Шапель де Сен-Жан де Жюмильяку.

Награды

Семейная жизнь

Пятнадцати лет от роду Ришельё женили на 13-летней дочери герцога де Рошешуар, Розалии. Брак был весьма своеобразный. В вечер бракосочетания новобрачный отправился в свадебное путешествие один, или точнее — в сопровождении гувернёра. Путешествовал он полтора года, затем вернулся, сделал визит жене и опять уехал. Так продолжалось почти всю жизнь супругов. Эмиграция разлучила их на долгие годы. По словам их родных, герцог и герцогиня очень уважали друг друга. Но, кроме уважения, между ними ничего не было[3].

В честь Ришельё в Одессе были названы

Напишите отзыв о статье "Ришельё, Арман-Эммануэль дю Плесси"

Примечания

  1. ↑ Леопольд де Стабенрад. «Гробница одесского дюка». «Всемирные одесские новости» № 3 (55), ноябрь, 2004.
  2. ↑ 1 2 Ришелье, Эммануил Осипович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
  3. ↑ [www.ax.od.ua/odessa/history/33/ Правда о Ришелье]
  4. ↑ [domofoto.ru/list.php?uid=14158 Список зданий. Одесса, Дюковская улица на сайте Домофото: архиктурная фотобаза]

Литература

Ссылки

  • Марк Алданов [odessa.club.com.ua/poesia/p004.phtml Биография Дюка де Ришельё]
  • [gurzufmuseum.com/vladelcy-imenija.html Воздушный замок Ришелье]
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/1155Maikov.htm Майков П. М. Герцог Ришелье в России // Русская старина, 1897. — Т. 91. — № 6. — С. 33-49.]
  • Полевщикова Е. В. [annuaire-fr.narod.ru/statji/Polevshikova-2003.html «Мы здесь в гуще битвы против анархии…» (политическая жизнь эпохи Реставрации в письмах А. Э. Ришелье В. П. Кочубею)] // Французский ежегодник 2003. М., 2003. С. 165—181.
  • Третьякова Л. [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=20 Последний из рода Ришелье] // Вокруг света. — 2001. — № 1 (2724).

Отрывок, характеризующий Ришельё, Арман-Эммануэль дю Плесси



В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ришельё,_Арман-Эммануэль_дю_Плесси&oldid=81591108»