Риштан

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Город Риштан (узб. Rishton) Страна УзбекистанУзбекистан Область ФерганскаяФерганская область Координаты 40°21′24″ с. ш. 71°17′05″ в. д.40.35667° с. ш. 71.28472° в. д. / 40.35667; 71.28472    Внутреннее деление 20 кварталов (махалля) Хоким Мамадалиев Гайратали Тургунович Основан II век д.э. Первое упоминание IX век Прежние названия Ришон, Дахбед, Рештон, Риштон, Рошидон, Рушдон, Куйбишев Город с 1977 год Площадь 19 км² км² Высота НУМ 300 м Тип климата континентальный Официальный язык узбекский Население 49,2 тыс. человек (2016) Агломерация 58,2 тыс. Национальный состав узбеки, таджики, русские, татары, киргизы, корейцы и др. Конфессиональный состав мусульмане ислам (суннизм), православные и др. Названия жителей риштанец, риштанка, риштанцы Часовой пояс UTC+5 Телефонный код “+99873-45” до местного №

Риштан — город на востоке Республики Узбекистан. Административный центр Риштанского района Ферганской области. Один из самых древних городов Ферганской долины на Великом шёлковом пути. С древних времён известен как крупнейший в Центральной Азии центр по производству уникальной глазурованной керамики.

География

Город Риштан расположен на юге Ферганской долины в предгорьях Алайского хребта на высоте 482 метра над уровнем моря на границе с Республикой Кыргызстан. Расстояние до Ферганы составляет 50 километров, до Ташкента — 270 километров. Ближайшая железнодорожная станция Фуркат находится в 12 километрах к северу от города.

Топоним, прежние название, статус

Риштан является одним из самых древних поселений и культурных центров Ферганской долины, расположен на предгорьях Алайского хребта, на правом побережье реки Сох. Орошаемого земледелия в этом регионе возникло примерно не позднее V века до н. э. а первое поселение в IV вв. до н. э.,,, исходя из этого в III—II вв. до н. э., отсюда пролегла одна из трасс Великого шелкового пути. В источниках поселение известен с IV века, название Рештон известен с IХ века. За долгую историю город неоднократно разрушался селевыми потоками, землетрясениями и опустошался иноземными захватчиками, однако жители сохранили самобытный традиционный уклад жизни и народное ремесло.

Сохранившаяся в Риштане древняя корихона (помещение для чтецов Корана) в мечети-мавзолея Ходжа Ильгор (XIX в.), с необычной по форме, купол строения напоминает остроконечную шапку саков- тиграхаудов и не имеет аналогов в Центральной Азии, что дает основание считать о том, что предки риштанцев несмотря, что приняли ислам и являлись мусульманами, при строении сооружения заимствовали элементы древних своих обычай и религии доисламского периода (исповедали одну из древнейших религий зороастризм), как Навруз, обряд осыпания невесты, воина сладостями, разжигания костра при входе невесты в дом жениха и др,

Известный российский востоковед, академик В. В. Бартольд в своих исследованиях указал, (Сочинения. Т.I. Туркестан в эпоху монгольского нашествия).

В период между IV и X в. Риштан был одним из крупных городов Ферганской долины

Предполагается, что происхождение названия города связано с древнеферганским языком (схожим с согдийским), с географическим месторасположением, локальными археологическими исследованием, а также множественными легендами. До VIII века название города неоднократно трансформировалось, в связи с этим можно рассмотреть несколько версий о происхождении названия города,:

Возможно топоним был неразрывно связан с местными географическими особенностями, так как город расположен в предгорьях Алайского хребета на возвышенности, в укромном месте, на правой стороне реки Сох, с почвой красноватого оттенка. Согдийские слова «Рош» — возвышенное место, «Руст» — укромное, скрытое место, либо «Раш» («Руш») — красная земля (по месторождению глины «хоки cypx», имеющей красноватый оттенок). «Реш» (Риш) — рана, ранение. Топоформант «-митан» («-мисан») означает «обитель», «жильё», «дом».

По легендам Риштан считается одним из первых возникших поселений или городов, возможно, «цитадель» или «укрепление» на возвышенности или холме в Ферганской долине и возможно происхождение названия его не исключено от древнего ивритского слова. Как известно, древние иудеи появились на территории современной Средней Азии с незапамятных времён, а точнее примерно в VI—IV веках до новой эры, и это связано с экспансией Персидской империи Ахеменидов.

Слова «Риш-он» — (ראשון), что в переводе означает «Первый», возможно прибывшим в Ферганскую долину иудеям он был первым встречным поселением или городом, который они назвали Ришоном то есть «Первым» появившимся их на пути поселением или городом.

Истории известно, что под общим названием киммерийцев надо понимать в первую очередь предков современных гилянцев, талышей, белуджей и мазендеранцев. Все они проживали в южном побережье Каспийского моря. Из них белуджи в настоящее время проживают в Пакистане на юго-востоке Ирана и пришли они сюда не ранее VI—VII вв. н. э. В ходе переселения белуджий на восток, естественно, среди них были гилянцы, луры, талышы, мазендеранцы и тюрки которые не продолжая дальнейший путь образовывали свои поселение на территории Средней Азии.

Следующая версия происхождения название города «Риштон» может быть более правдоподобной так как это легенда существует среди риштанцев с древних времен и более распространена. Согласно легенде до VII в. город был под названиям «Риш-он» или «Дахбед» (в переводе с персидского «дах»-десять «бед»-ива то есть «десять ив»). В VII—VIII вв. жители из мифического города Решт прибывают сюда и в последующим ассимилируются с местными жителями, рештцы с древних времен были мастерами выращивания риса, хлопка, производства шёлка и стекла. они и дали городу название своей исторической родины, а Дахбедом называли один из кварталов города.

В период правления двоюродного брата и зятя Пророка Мухаммада (мир ему и благословение), четвёртого праведого халифа Али ибн Абу Талиба (656—661), некоторые курайшиты из рода первого праведного халифа, сподвижник и тестя пророка Мухаммада Абу́ Бакра ас-Сидди́ка во главе со знатью г. Медины начали переселятся на северо-восток до берегов Каспия, где на территории Гилянской долины они создают мощное государство Сеидов со столицей в г. Решт.

В VII—VIII в. после притеснения их другими племенами замечается массовое переселение заметной части арабских и иранских племен (принявших Ислам иранские народы: персы, белуджи, гилянцы-ғилони, мазендеранцы, луры и др.), которые перебираются к подножиям Памира, где создают государство Мирон Замин, что означает Земля Сеидов. Но через некоторое время оттуда племена основная часть белуджи направляются на южные регионы Афганистана, Пакистана и Ирана, а носители арабско-персидского диалекта арабы, персы, гилянцы-ғилони, мазендеранцы, луры и незначитальная часть белуджи, а также некоторые народы памира идут на север в Ферганскую долину.

Основная часть гилянцев а так же луры, персы, арабы оседают в первым городе на их пути, которому в последующим дали историческое название своей родины Решт — «Рештон», что означает «рештцы», окончание «-он» в переводе с фарси обозначает принадлежность к какому либо региону или народу.

В Рештоне местное населения называло гилянцев «моарғилони» то есть «моаргилянцами» так как они на вопрос откуда вы?, откуда ты?, кто вы?, кто ты? отвечали на иранском языке «Мо-ар-ғилон» — «Мы-из-гиляна», «Ман-ар-ғилон» — «Я-из-гиляна», «Мо-ғилони» — «Мы-гилянцы», «Ман-ғилони» — «Я-гилянец». В связи с тем, что местное население Рештона в основном занималась гончарством, а гелянцы у себя на родине занимались шелководством, а луры земледелием и скотоводством, через некторое время гелянцы-ғилони и луры решают создать свои собственные послеления.

Племя луров недалеко от столицы Рештон, создают поселение с названием своей исторической родины «Хуррамобад» — в переводе с фарси поселение «счастья» то есть нынешнее поселение Хуррамобад в Риштанском районе.

Племя гилянцев за селением луров, на луговой поляне рядом с несколькими более мелкими селениями создают небольшое поселение. В связи с тем, что гилянцев местное населения называло «моарғилони», их поселение так же назвали «Моарғилон» то есть поселение жителей «Мы-из-гиляна». В данном поселении гилянцы организовали производство шёлковых тканей, чем они занимались в исторической родине. В последующие века поселения называли по-разному по звучанию и написанию Моарғилон — Марғинон — Марғилон, но смысл сводился к одному «Мы-из-гиляна». В XII в. он превратилась в крупный персоязычный город (истории известно, что до XVII века Маргилан — Марғилон был персоязычным городом), который до сегодняшнего дня считается крупнейшим центром производства шёлковых тканей в Центральной Азии.

Первоначально, гилянцы, мазендеранцы, белуджи говорили на северо-западном, луры, персы на юго-западном, памирские народы на юго-восточном, а местное население Ферганы на одной из ветви восточного иранского языка. В X веке все они перешли на фарси, тем самым, можно сказать, что смесь арабско-персидско-гилянско-лаурско-мазандаранского и тюркского в будущем стали основой современного узбекского и таджикского языков

Данную легенду, так же подтверждает захоронения в Маргилане, комплекс «Пир Сиддик». Из древних времен мазар назывался «Пир Сиддик» в честь первого праведного халифа, сподвижник и тестя пророка Мухаммада Абу́ Бакра ас-Сидди́ка. Мавзолей сооружен в 1742 г. на месте древнего захоронения, по преданию мазару тысячу лет и там были похоронены племянники первого праведного халифа Шожалил ва Пошшобиби. Не исключено, что именно они являются представителями той знати г. Медины которые переселились к берегам Каспия, в последующим в предгорья Памира, оттуда в Ферганскую долину, где сперва поселились в Риштане, и через некоторое время с гелянцами недалеко от Риштана образовали нынешний г. Маргилан. Отсюда и возникает утверждения, о том, что Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний, по прямой линии потомок первого праведного халифа Абу́ Бакра ас-Сидди́ка.

VII—XV вв. арабы город Рештон называли Рошидон, вероятно они, вкладывали в название города иной смысл, поскольку оно созвучно с арабским «Рошт» («Рушд») — правильный путь. Не исключено это название дано предками Шейх-уль-ислама Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний

Как известно правления ҳазрата Абу Бакр Сиддика, Умара ибн Ҳаттоба, Усмана ибн Аффана и Али ибн Абу Талиба разияллоҳу анҳумов в истории ислама называется периодом «Хулафои Рошидин» то есть правлением по правильному пути.'

О знаменитых риштанских урюках, о жителей которые являются носителями персидского диалекта в контексте Маргилана, а также, о том, что Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний уроженец селения Риштан подтверждает основатель Империи Великих Моголов Бабур, по его данным, в ХV в. население Ферганской долины состояло из тюрков и таджиков (он называл их сартами). Жителей Маргелана, Соха, Канибадама, Исфары (включая Ришдан) Бабур относил к сартам, а Андижана и его окрестностей к тюркам. В своей книге «Бабу́р-наме́»:

Ещё один город — Маргинан, к западу от Андиджана в семи йигачах пути. Это хороший город, полный всякой благодати. Гранаты (анор) и урюк (зардолу) там обильны и хороши. Есть один сорт граната, который называют донакалан; в его сладости чувствуется легкий приятный кислый привкус абрикоса (зардолу). Этим гранатам можно отдать предпочтение перед семнанскими гранатами. Имеется там ещё сорт урюка (зардолу), из которого вынимают косточки, а вместо них кладут внутрь плода ядрышки и сушат; называют его субхани, он очень вкусный. Дичь там хорошая; белые кийики попадаются близко. Жители Маргинана — сарты; это драчливый и беспокойный народ. Обычай драться на кулаках распространен в Мавераннахре; большинство знаменитых кулачных бойцов в Самарканде и в Бухаре — маргинанцы. Автор Хидаи — уроженец селения маргинанской области, называемого Ришдан.

Как известно Риштан является родиной урюка. О происхождении названия урюка субхони существует много интересных легенд и одна из них связана с уроженцем Риштана «Шейх-уль-ислама» Мавераннахра Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний:

В XII веке риштанцы приехали в Самарканд проведать своего земляка «Шейх-уль-ислама» Мавераннахра Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний, и в качестве подарка привезли древние сорта знаменитых риштанских урюков «Муллаханда», «Муллагадойи», «Кандак» а также один из новых сортов урюка. Попробовав новый сорт урюка «Шейх-уль-ислам», прослезившись, трижды произнес: «Субхоналла́х, Субхоналла́х, Субхоналла́х („Преславен Аллах“, „Святой Аллах“) — спасиба тебе Святой Аллах, что ты даровал моим землякам такое сладкое божество». С тех пор риштанцы назвали этот сорт урюка «Субхани».

Среднеазиатский, узбекский и советский путешественник, писатель, переводчик-полиглот, историк и джадидист Исхокхон Ибрат (настоящее имя Исхокхон Тура Джунайдулло-ходжа оглы), в своей исторической книге «История Ферганы» (Тарихи Фаргона) 1916 г.

относит Маргилан к древним городам Ферганы. Время основания и название города автор связывает с переселенцами из Персии, и датирует 833 г. то есть IX в., что подтверждает легенду о прибывших в Риштан рештцев — гилянцев, персов, мазендеранцев, луров и некоторых народов Памира которые в дальнейшем основали г. Маргелан

Таким образом, исходя из вышеизложенных можно прийти к выводу, что обозначение название города Риштан в совокупности обозначает:

Первое поселение обителей на укромной возвышенности, на благородной краснопочвенной земле, ранимых но идущих по правильному пути".

В связи с войнами и стихийными бедствиями неоднократно менялся и статус поселения. Из средневекового города к началу XX века Риштан превратился в кишлак.

С установлением Советской власти в 1923—1929 г. вместо уездов и волостей, существовавших в Российской империи были созданы районы. До 1926 года существовала Риштанская волость. Постановлением ЦИК Узбекской ССР за № 5 от 29 сентября 1926 года в составе Ферганской области, Узбекистана был образован Риштанский район с административным центром — с. Риштаном. Только к 1934 году в результате развития промышленного производства населённый пункт получил статус посёлка городского типа. Тогда же он был переименован в посёлок Куйбышево в честь советского партийного деятеля Валериана Куйбышева. Указом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР от 24 ноября 1977 года посёлку Куйбышево было возвращено прежнее название Риштан с одновременным присвоением статуса города.

Население

Проведенные в последние время исследования ученых установила, что антропологический тип узбеков и таджиков был формирова в конце I тысячелетия до новой эры в долинах среднего и нижнего течения Сайхуна и распространился к долинам Ферганы, Хорезма и Заравшана во II—III вв. н. э. Древними предками этих этносов явились саки...., массагеты.., тохары. (по китайским источникам юэчжи). На процесс их формирования оказали влияние тюркские народности, кочевавшие из севера в Междуречье, персоязычные племена из юга Амударьи в конце I тысячелетия до н. э. и в начале I тысячелетия н. э. Существенное влияние оказали племена хионит, кидарит, эфталит в IV—V вв.,,.

Древними жителями Ферганской долины являются различные группы сакского населения: кочевники, полукочевники и оседлые жители. Все они входили в обширную конфедерацию «саков — хаумаварга» о которых упоминаются у Геродота и в древнеперсидских надписях:. Древние ферганцы точнее саки- тиграхауды. (острошапочные саки) населявшие в VII—III вв. до н. э. данный регион, у которых был свой древнеферганский язык относящийся к восточноиранской группе. Он в чём-то отличался от родственного ему согдийского языка,.. несмотря на большие различия, согдийцы и ферганцы при разговоре понимали друг друга и об этом не забыли упомянуть китайские путешественники,,. побывавшие в Фергане II—I вв.д.э. и в VII—VIII веках.

Расовый состав Ферганской долины был разнородным, и монголоидный элемент играл сравнительно незначительную роль в антропологическом составе населявших его народов и племён. Согласно палеоантропологическим данным, основная масса населения принадлежала к брахицефальному европеоидному типу — расе среднеазиатского междуречья, иначе называемой памиро-ферганской расой.. — самая восточная субраса европеоидной расы, распространенная в Средней Азии, к которой относятся в основном таджики (в особенности горные таджики), памирские народы и большинство узбеков. Вместе с тем, очень слабый приток тюркских племен, который имел место в первой половине I тысячелетия н. э., позже, в VI—VIII вв. Фергана включается в сферу тюркских государственных образований. Уже во второй четверти VII в. местный правитель Ферганы был убит в сражении с тюрками, часть Ферганы управлялась с тех пор непосредственно тюрками..... Сэтого периода тюркские элементы особенно интенсивно проникали на территорию Ферганы, тем самым начинается масштабный процесс значительного скачкообразного увеличения удельного веса монголоидного элемента, особенно с горных долинах, окружающих Фергану..

Этногенетические процессы в Фергане осложняются ещё и тем, что после завоевания арабами, в VIII—X вв. вытеснив древнеферганский язык на её территории произошло распространение новоиранского таджикского языка. Арабские путешественники IX—X вв. в своих записках указывают отсутствия вокруг г. Риштана каких либо населенных пунктов, а Сох, Аввал и др. города средневековья с множественными селениями.

Монгольское завоевание XIII в. внесло большие изменения в этническую карту Средней Азии. Переселение большого количества монголов-кочевников явилось очень существенным фактором. Этнические племена — джалаиры, ойраты, найманы, дурмены, мангыт, барласы и др., попав в Среднюю Азию, за короткое время оказались отюреченными по языку. Произошла именно тюркизация, а не таджикизация пришельцев, объясняется тем, что по своему образу жизни и монголы ближе соприкасались с тюрками. Но сама интенсивность и быстрота процесса, несомненно, позволяет говорить об очень сильном тюркском окружении, в котором очутились пришельцы-монголы. Данный процесс имел свое продолжения на рубеже XVI в. после завоевания Средней Азии Дешт-и-Кипчакскими узбеками (союз тюрко-монгольских племен) откуда мигрировали дешт-и-кипчакские племена: кыпчаки, кенегесы, минги, юзы, кырки, сарайы, бостоны, канглы и др.

Вследствия этого после XVI в. и в последующим вокруг Риштана начался процесс образования поселения преимущественно с населением тюрко-монгольских племен, в основном отюреченными племенами южных-монголов и восточных Дашти-Кипчаков: джалаиры (с. Джалаер), ойраты (с. Уйрат), найманы (с. Найман), дурмены (с. Дурмонча), кипчаки (с. Кипчак, Дашти-Кипчак), киргизы (с. Яйилма), а также минги, юзы, кырки, сарайы, бостоны, канглы и др.

В 1882 году в волости проживало 17 970 человек, из них 4000 в волостном центре Риштан, в 1909 г. 21 811 человек, из них 6415 в волостном центре. Население состояло из узбеков, сартов, таджиков и киргизов и др. Количество русских по этим данным не превышало 10 человек. Таджики основное население административного центра волости Риштан, с.Калаи-нау (Калаинов, Абдуллабоен, Хуррамабад), с.Кашкарыянъ (Кашкарён), в остальных селениях проживали преимущественно узбеки, сарты различных отюреченных монгольских племен и др. . . .

Основываясь на истории основания и развития Риштана можно сделать вывод о том, что местное населения города является аборигенами Ферганской долины, из древних времен здесь проживало оседлое население, потомки саков, ферганцев и согдийцев, говорящих на одном из диалектов восточноиранской ветви языков.

В последующие века одна часть оседлого населения Ферганы, ассимилируясь с согдийцами, вошла в сложившийся тогда таджикский народ, другая часть явилась одним из компонентов узбекского народа, и в итоге в начале XX в. произошел процесс переход к самоназванию узбеки и таджики...

По количеству населения Риштан занимает пятое место в Ферганской области после Ферганы, Коканда, Маргилана и Кувы. Город поделён на 20 кварталов (махалля), где по данным на 2014 год проживают 49,2 тысячи человек. Национальный состав населения города неоднороден и включает представителей более чем 20 национальностей. Основной часть населения составляют узбеки и таджики, также проживают русские,татары, киргизы и другие национальности.

Анализируя имеющиеся археологические исследования, письменные источники и официальные статистические данные, можно предположить численность жителей города, начиная с IХ века нашей эры.

	IХ	ХII	ХVII	1882	1897	1909	1926	1939	1959	1970	1979	1989	2000	2016
Риштан	12 000	5 000	3 000	4 000	5 100	6 415	7 300	8 000	8 829	12 517	19 309	23 706	33 436	49 226

История

Древний Риштан

Риштан расположена на предгорьях Алайского хребта и на правом побережье реки Сох, постоянно имел водный режим, что обусловило с эпохи бронзы устойчивое оседлое земледелие и привело к возникновению на этой территории в конце II тыс. до н. э. очень раннего постоянного земледельческого поселения.

Впервые название города Риштан встречается в арабоязычной географической литературе (Худуд аль-алам, Мукаддаси, Ибн-Хаукаль, Истахри и др.) начиная с IX века. Эти данные изучены, переведены и опубликованы в работах Академик В. В. Бартольда и др.

Город возник во середине I тысячалетия до н. э. и являлся одним из крупнейших городов древнеферганского государства Давань. На грани древней и но­вой эры до V вв. в Фергане наступил хозяйственный и культурный подъём, возникло много городов и поселений. В китайских источниках 201 года до н. э. упоминается сильное государства этого региона Давань. Через Давань проходил Великий Шёлковый Путь. Язык государства был близок к языку согдийских, парфийских народов. Источники сообщают, что в Давани насчитывалось до 70 больших и малых городов рассредоточенных по отдельным оазисами и многотысячное население. Однако, названы только три из них — Эрши, Ю-чэн и Гуйшань, при этом Эрши и Гуйшань названы столичными городами. В источниках нет каких-либо конкретных указаний об их месторасположении. В связи с этим, локализация их на современной карте, вызывает споры среди исследователей в течении уже достаточно длительного времени каждая группа ученых считает, что эти города: Ура-Тюбе в Таджикистан, Касан, Мингтепе (Мархамат) в Узбекистане, Ош, Узген в Киргизии.

В ходе проведения на северной окраины нынешнего Риштана с 1934 по 1939 год (включая период строительства Большого Ферганского канала) локальные археологические исследования свидетельствуют о непрерывном функционирования поселения городского типа, основанное до нашей эры. В частности, были найдены жилые и ремесленные кварталы городской застройки, производственные постройки, в том числе печи для обжига керамики, а также большая часть северной стороны оборонительной стены из сырцового кирпича древнего города и различные бытовые предметы, которые были датированы началом II—I вв. до н. э., и I в. нашей эры. Тем самым установлено, что в конце I тыс. до н. э., на юго-западной части Ферганской долины существовал город который в последующим был одним из основных пунктов на дороге Великого шёлкового пути, пролегавшего через Фергану.

Как известно, основателем Шелкового пути считается китайский дипломат Чжан Цянь, который открыл для китайцев страны Средней Азии, и в этом открытие колыбелью являются города и поселения Ферганской долины. Первый шелковый путь из Китая был проложен в Ферганской оазис в 121 году до н. э. во времена императора У-ди, куда первый верблюжий караван с шёлком и бронзовыми зеркалами прибыл для обмен на прекрасных Ферганских коней, а также сладкие плоды, вино и др.

Риштан в географическом трактате неизвестного автора Худуд ал-‘Алам мин ал-Машрик ила-л-Магриб (Книга о пределах мира от Востока к Западу), относящиеся к первой трети IX века указаны сведения:

А первой областью Ферганы является Верхняя Нисья, поскольку через неё проходят, когда следуют в Ходженд; города этой области: Ванкет, Сох, Хоканд, Риштан. …от Ходженда до Кенда — один дневной переход, и от Кенда до Соха — один переход, и от Соха до Риштана — один переход, и от Риштана до Зендерамша — один переход, и от Зендерамша до Кубы — один переход, и от Кубы до Оша — один переход, и от Оша до Узгенда — один переход. Правильный путь таков.

В последующих трудах арабских географов и путешественников IX-X вв. описана о двух торговых путях Средней Азии которая проходила через Фергану, где упоминают следующие города: первый путь, Худжанд (Ходжент), Баб (Пап), Фергана (Ахсикент), Куба (Кува), Уш (Ош), Узканд (Узген), Атбаш, второй путь, Худжанд (Ходжент), Конибодом (Канибадам), Сух (Сох), Рештон (Риштан), Маргинон (Маргелан), Куба (Кува), Уш (Ош), Узканд (Узген), Атбаш. Обе дороги после Атбаша шли на перевал Терекдаван и направлялась в сторону Китая.

Географи и путешественник Мухаммад ибн Ахмад Шамс аль-Дина аль-Мукаддаси перечисляет Риштан к Верхней Несъи Ферганы, к городам с соборной мечетью..

Риштан большой город окружен оборонительной стеной с двумя воротами, первые около базара возле соборной мечети, вторые около площади

Возможно проводимые в будущем полевые археологические исследования, ответят на те вопросы о локализации городов государства Давань, одним из которых может будет и древний Риштан, так как ремесленные кварталы городской застройки, производственные постройки, печи для обжига керамики, оборонительные стены из сырцового кирпича II—I вв. до н. э., а также ныне живущее основное население города — потомки древних саков, париканиев памиро-ферганской расы дает основание на это. .

В конце XX века были проведены локальные археологические работы на северной окраине Риштана на древнем кладбище «Сохиби Хидоя» и в его окрестностях. В частности 1998—1999 годах археологи обнаружили под двухметровым культурным слоем остатки жилых и производственных построек, в том числе печи для обжига керамики, гончарные трубами — кувуры для проточной воды, большое количество глазурованной и не глазурованной керамики, свидетельствующей о высоком уровне развития керамического производства, а также множество других керамических, бронзовых и стеклянных предметов IХ-ХII веков. Обнаруженные в провинциальном городе изделия из стекла и бронзы дают основание считать историкам и этнографам о том, что эти предметы не завозные, а изготавливались на месте, то есть в городе с древних времен были развиты керамические, металлообрабатывающие и стеклодувные ремёсла, а семь бронзовых кувшинов с росписями и рисунками вошли в науку как «сборник бронзовых кувшинов Риштана».

В 2010 году в махалле Дахбед были найдены остатки древней южной оборонительной стены города, со следами селевых потоков V века нашей эры. В результате проведённых исследований был сделан вывод, что древний Риштан располагался севернее современного города между Большим Ферганским каналом и кладбищем «Сохиби Хидоя». К началу арабского завоевания он занимал площадь около 200 гектаров и был обнесён мощной оборонительной стеной из битой пахсы и был разделён на две крепости Калаи-Боло (верхняя крепость) и Калаи-Поён (нижняя крепость).

Из древних времен в Риштане существовал свой базар, на котором велась оживленная торговля, так как Риштан имел выгодное расположение на пересечении караванных путей и дорог, на стыке предгорной равнины и горных территорий, здесь проходила граница расселения оседлого и кочевого населения, что создавало очень выгодные условия для торговли и обмена. Базар служит не только местом продажи, но и производства. Там работали в открытых помещениях, на виду у всех проходящих, кузнецы, медники, гончары, портные, сапожники и прочие ремесленники. В центральной части базара располагался караван-сарай, в котором производилась оптовая торговля.

Академик В. В. Бартольд (Сочинения. Т.I. Туркестан в эпоху монгольского нашествия)

Бывали случаи разрушения города во время военных действий, кроме того, под влиянием местных причин город мог обратиться в село, а село в город. В Фергане Маргинан в X в. был небольшим городом, а в XII в. причислялся к «известным городам», тогда как Риштан бывший в X в. городом более значительным, чем, Маргинан, сделался деревней в окрестностях Маргинана.

Средневековье

В начале 715 года Ферганская долина была захвачена войсками Кутейбы. Пытавшийся сопротивляться Риштан был взят после упорной осады, а жители его большей частью истреблены или обращены в рабство. В период арабского владычества древний Риштан, находившийся на пересечении путей между Китаем и Индией с одной стороны, Персией и Ближним Востоком с другой, быстро развивается и становится важным центром торговли и перевалочным пунктом на Великом шёлковом пути. Как и другие города средневековья, Риштан тоже имел трехчастное деление: арк (цитадель), шаҳристан (то есть собственно город) с крепостными стенами по периметру и Рабат (предместье). Риштан тогда был довольно крупным ремесленным центром и особенно славился своими гончарными изделиями.

Город не утратил своего значения при Караханидах и Хорезмшахах, пришедших на смену арабским завоевателям. В XII веке правитель Караханидов того времени Красный Арсланхан дал указание:

В 12 городах Мавераннахра построит пятничные мечети с минаретами, в частности, Бухаре, Андижане, Маргилане, Риштане, Узгене, Ходженте, Вобкенте и др.

.

Ученый этнограф А. К. Писарчик в конце 40-х годов прошлого века исследовал фундамент и нижнею часть основы минарета и по диаметру определил, что он был высотой не менее 30 метров. Население города достигло 10 тысяч человек. В городе имелась джума-мечеть с минаретом, 4 мечети, 9 медресе, резиденция градоначальника, тюрьма, баня, ирригационная система и канализация.

В пригородной зоне были расположены ремесленные кварталы. Местная каландархана — общежитие дервишей-каляндаров — становится местом сосредоточия науки и литературы. В XII веке в знатном роду мусульманских законодателей Риштана в квартале Дахбед родился — великий мыслитель, ученый и философ, исламский законовед-факих, богослов, получивший при жизни титул «Фикх Имами» т.е «Имам юристов», в исламском мире титул Шейх-уль-ислам, Абуль-Хасан Али ибн Абу Бакр ибн Абдул-Джалил аль-Фергани аль-Маргинани ар-Рошидоний более известен как Бурхануддин аль-Маргинани. Автор труда " Хидоя " — «Путь истинный», который признаётся как самый авторитетный и совершенный правовой источник. Этот энциклопедический труд до сих пор в исламском мире считается главной " Фикх "то есть исламской юриспруденции. В этот период стремительно развиваются ремёсла, особенно гончарное производство. Благодаря наличию высококачественной глины в самом Риштане развивается особый народный промысел, известный теперь как риштанская керамика. В старинном квартале современного Риштана — махалле Чиннигарон, появляется целый город гончаров. Однако случившееся в XII веке стихийное бедствие положило конец процветанию древнего Риштана. Город был полностью уничтожен мощным селем. Возникшее на месте города новое поселение в XIII веке было разрушено монголо-татарскими завоевателями. Ныне древний Риштан представляет собой городище на северной окраине современного города.

После опустошительного нашествия монголо-татарских завоевателей Риштан пришёл в запустение. Лишь в конце XIII века на окраине древнего города появилось небольшое сельское поселение, давшее начало современному городу. Некоторым исследователи керамики считают, что только после завоевательных нашествий многие риштанские гончары в XIV веке вынуждены были переселиться в Самарканд, где участвовали в грандиозных строительных проектах Амира Тимура и его потомков. На самом деле, после переселения в середине XII в Самарканд исламский законовед-факих аль-Маргинани ар-Рошидоний он для себя и своих мюридов (مريد|последователей, учеников) риштанцев и маргиланцев выбрал место для постоянного проживания в древнем пригороде Самарканда в районе «Ним-Сугуд», что в переводе с персидского означает «Половина Согдианы» и создал там поселение под названием исторической родины Дахбед. В те же временя туда также, начали переселятся жители квартала Дахбед Риштана. В XIV—XV вв. в Самарканде дахбедцы (самаркандцы) вместе с прибывшими туда гончарами из квартала Дахбед Риштана (то есть со своими предками-риштанцами) участвовали в оформлении грондиозных архитектурных комплексов города. С того времени улица, в Самарканде на которой жили риштанские мастера, до сих пор называется Дахбедской.

Исламский богослов и мистик из Средней Азии, представитель суфизма, основатель школы «Дахбедия», крупный теоретик и шейх учения Накшбанди Махдуми Аъзам (полное имя Саид Джалал ад-дин Ахмад ал-Касани ад-Дахбеди) считал богоизбранного святого аль-Маргинани ар-Рошидоний своим духовным наставником. При жизни Махдуми Аъзам несколько раз посещал родину духовного наставника квартал Дахбед в Риштане. В произведении «Кандийа»:

«Передают, что среди богоизбранных святых особо дороги и известны трое. Первый — султан Бурхан ад-дин ибн Шейх ‘Ала’ ад-дин Сагарджи. Второй — Саййид Бурхан ад-дин Килич, который был из числа потомков Имама ‘Абдаллаха и от него берет начало род ходжей Дахбеда. Третий — автор „Хидайи“ Имам Бурхан ад-дин (Маргинани) Сиддики, могила которого на кладбище Чакардиза и, по мнению которого, Хулагу был мусульманином».

.

Не сомненно в своей истории Дахбед (Самарканд) пережил трагические дни и не один раз, вследствие чего были забыты имена основоположников поселения, но спустя более 300 лет Махдуми Аъзам в знак уважания своему духовному наставнику аль-Маргинани ар-Рошидоний избрал для своего постоянного место прибивания Дахбед, тем самым продолжил известность поселения последующим основав школу суфизма «Дахбедия».

А так же, поселения Дахбед в Самаркандской области является родиной предков Ахмад Шах Масуда — афганского полевого командира, министр обороны Афганистана (1992—1996). Все панджшерские таджики-узбеки считают своей исторический родиной поселение Дахбед в Самаркандской области Узбекистана. Предположительно, предки панджшерских таджиков и узбеков переселились в Панджшерское ущелье Афганистана в конце XII в. после окончательного заселения Средней Азии кочевыми тюркоязычным населением и вытеснением персоязычных и оседлых этносов.

Так как своим учением аль-Маргинани ар-Рошидоний направлял приверженцев на путь истины, истории известно, что дахбидцы были нетерпимы к несправедливости и гнету. Непокорны, горды, и не перед кем не склоняли головы. Историк и этнограф М. С. Андреев писал о таджиках, жителях долины Панджшер в Афганистане, так: «Все панджширцы состоят мюридами того или другого ишана и не „вручивших свои руки“, то есть не ставших мюридами, там не имеется. . .» Тем самым можно констатировать, что нынешнее поколение жителей посёлока городского типа Дахбед Акдарьинского района Самаркандской области, Узбекистана и Панджшерского ущелье Афганистана предки древних жителей квартала Дахбед г. Риштана и г. Маргилана Ферганской области Республики Узбекистан.

Новый подъём города, называвшегося в то время Рушдон, начинается только в XVI веке. Местные легенды связывают его с именем бия города Ахсы Тангри-Яра Худояра II Илик-Султана, который в конце жизни перенёс свою резиденцию Рушдон. Согласно местным же легендам отсюда его потомки управляли Ферганой, пока Рустем Хаджи-Султан не перенёс политический центр Ферганской долины в Ахсы. Тем не менее Рушдон не утратил своего значения. Правителем города был назначен старший сын и предполагаемый наследник Рустема Хаджи-Султана Пазыль-Аталык. Однако новым правителем Ферганы стал его младший брат Ашур-Кул, результатом чего стала междоусобная война. В 1704 году войска последнего взяли и разрушили Рушдон. При этом и Ашур-Кул и Пазыль-Аталык пали в бою. Наследником был провозглашён сын Ашур-Кула Шахрух-бий II, который в 1709 году перенёс свою столицу в Коканд, основав таким образом Кокандское ханство.

Этнограф и исследователь Средней Азии В. П. Наливкин основываясь на сведениях Муллы-Шамси, в своём исследовательском произведении «Краткая история Кокандского ханства» Казань, 1886 г. с.55. пишет:

После смерти Рустема Хаджи-Султана придворные провозгласили правителем Ашир-кула вместо старшего брата Пазыль-Аталыка, который ушёл в Риштан и через некоторое время поднял восстание. В 1704 году Ашур-Кул с войсками двинулся в Риштан и окружил его, но в бою был убит. Тогда войско провозгласило правителем несовершеннолетнего Шахруха и продолжило осаду. Вскоре Пазыль-Аталык тоже погиб, после чего Риштан сдался и признал верховным правителем Шахруха

Начиная с ХVIII века город Рушдон постепенно возрождается и к середине XIX века восстанавливает статус крупнейшего в регионе центра по выпуску глазурованной посуды. В начале XIX столетия гончарные изделия Рушдона пользовались высоким спросом не только в Ферганской долине, но и во всей Центральной Азии. В городе насчитывалось более 100 гончарных мастерских, в которых работало свыше 300 человек. В этот период были установлены тесные связи между ремесленниками Кокандского ханства и Восточного Туркестана. Великими мастерами своего дела были братья Абду Джалол (Усто Джалил) и Абдуджамил (Усто Кури) которые ХVIII в. восстановили утраченную технику производства фаянса-чинни в Риштане . Их ученик Абдулла Кулол (1797—1872 гг.) мастер-чиннипаз по прозвищу Калли Абдулло (Плешивый) в последующим сталь великим мастером, аксакалом-Усто для всех гончаров Риштана. В 70-х годах XIX века мастера из Риштана во главе с усто Абдуллой Калли принимали участие в отделке Урды — дворца Сайида Мухаммеда Худояр-хана III в Коканде. Их искусство получило высокую оценку правителя Кокандского ханства. По распоряжению Худояр-хана на фасаде южного крыла дворца почерком «куфи» была сделана надпись:

Художник, искусство которого подобно искусству Бехзада, украсил каменные плиты

Примерно в то же время Худояр-хан построил в Рушдоне свою резиденцию, получившую название Боги-Хан (Сад Хана). Он нередко останавливался здесь, и неизменно устраивал пир для всех гончаров города.

В составе Российской империи и СССР

Вторая половина XIX века ознаменовалась столкновениями Кокандского ханства с Российской империей. 19 февраля 1876 года Коканд был взят войсками генерал-майора М. Д. Скобелева. Кокандское ханство было ликвидировано, и его территория была поделена между Ферганской и Сырдарьинской областями сначала Оренбургского, а позднее Туркестанского генерал-губернаторства Российской империи.

После оброзования в 1876 году Ферганской области, она управлялась на основании «Положения», разработанного в 1873 г. Кауфманом. В начале 1880 уезды уезды Ферганской области были укрупнены и преобразованы в пять новых уездов — Кокандский, Маргеланский, Наманганский, Андижанский и Ошский. Согласно этим документам Риштанская волость с административным центром Риштан вошла в состав Кокандского уезда.

Территория волости составляла 25250 десятин из которых 9633 десятин орошаемых. Граничила волость на западе с Яйпанской Кокандского уезда, на севере Зохидонской Кокандского уезда, на востоке Алтыарыкской Маргеланского уезда и на юге Сохской волостью Кокандского уезда. Основные гидротехническое сооружение волости являются в виде небольшых оросительных каналов — арыки: Риштон-арык, Туда-арык, Дутир-арык, Зар-арык вода к которым поступала из реки Сох.

В 1882 году в волости проживало 17 970 человек. Население состояло из сартов тюрков и таджиков, киргизов и др. Количество русских по этим данным не превышало 10 человек. Сарты-таджики основное население административного центра волости Рошидон, с. Хуррамабад, Кашкарен, в остальных селениях проживали премущественно сарты-различных тюркских племен.

Основным занятием населения волости было земледелие, скотоводство и ремесленничество. Земледелие велось при искусственном орошении. Основными возделываемыми культурами являлись пшеница, ячмень, рис, просо, дурра, бобовые растения и хлопчатник. Из фруктовых деревьев были распространены абрикос, груши, вишни, сливы, персик, виноград и в особенности тутовое дерево, использовавшееся для шелководство. Большое значение имели посевы дынь, арбузов и огурцов. В садоводчестве особое место занимало вырашивание абрикосов урюк, риштанскими садоводами были выведены сорта урюков, такие как «муллаханда», «муллагадои», «кандак», «мирсанжали», «субхони» и др.

Из древних времен в Риштане существовал свой базар, на котором велась оживленная торговля, так как Риштан имел выгодное расположение на пересечении караванных путей и дорог, на стыке предгорной равнины и горных территорий, здесь проходила граница расселения оседлого и кочевого населения, что создавало очень выгодные условия для торговли и обмена. Базар служил не только местом продажи, но и производства. Там работали в открытых помещениях, на виду у всех проходящих, кузнецы, медники, гончары, портные, сапожники и прочие ремесленники. В центральной части базара располагался караван-сарай, в котором производилась оптовая торговля.

Промышленность была в основном мелкая, кустарная, основным видом ремесленничество являлось гончарство. С древних времён Рошидон известен как крупнейший в Центральной Азии центр по производству уникальной глазурованной керамики. Этот промысел возник в Риштане с возникновением поселения. Здесь с древнейших времен была разработана уникальная технология создания керамических изделий. Гончарством занимались только в административном центре Рошидон. К началу XX века в селе насчитывалось более 80 кустарных гончарных мастерских, в которых работали 300 человек.

Развитие Риштана — Рошидона в конце XIX — начале XX веков неразрывно связано с именем сельского старосты (мингбаши) Шакирхана Мирзахидбаева, который руководил селом с 1877 по 1907 год, который за преданную и достойную службу во благо своего народа был награждён Его Императорским Величеством 3 орденами и 3 медалями Российской Империи. При нём в селе была возведена действующая и поныне мечеть Ходжа Илгор, построены медресе, ханака, несколько школ, библиотека, больница, бани, мельницы, распределительный водозабор и каменный мост. Были существенно расширены площади садов, особенно урюка, увеличились объёмы производства хлопка и зерна. Непосредственную поддержку получило гончарное производство. К началу XX века в селе насчитывалось более 80 кустарных гончарных мастерских, в которых работало 300 человек. При поддержке Ш. Мирзахидбаева изделия лучших мастеров — усто Муллы Мадамина Ахуна, усто Тохты, усто Сали и других, неоднократно выставлялись на всероссийских выставках-ярмарках, а 1900 году они успешно экспонировались на Всемирной выставке в Париже. В 1904 году на промышленной и кустарной выставке в Фергане мастер из Рошидона Баба Ходжи Мирсалим за изготовленный им глиняный самовар получил из рук военного губернатора области генерала-майора В. И. Покотило золотую медаль. Продукция риштанских гончаров вновь начала поступать во все города Средней Азии, а некоторые мастера стали открывать собственные торговые лавки на базарах Коканда, Маргилана, Андижана, Самарканда, Ташкента и других городов. В Рошидон также приезжали обменяться опытом мастера из Андижана, Канибадама, иногда из Гиждувана, Карши, Шахрисабза.

В начале XX века начался процесс цехового производства керамики, который продолжился и после установления в селе Советской власти. В 1918 году в Рошидоне была создана первая промышленная артель гончаров «Чиннигарон», которую в 1927 году переименовали в «Янги хает» (Новая жизнь). На производстве было занято 70 керамистов разной квалификации, но многие риштанские гончары ещё долго предпочитали работать самостоятельно. Однако конкурировать с промышленным производством ремесленники-кустари не могли и вынуждены были либо вступать в артель, либо закрывать свои мастерские. К 1941 году свободных художников в селе практически не осталось.

Рост промышленного производства способствовал быстрому укрупнению населённого пункта и росту численности его населения. В 1926 году селе Риштан стало административным центром новообразованного Риштанского района. В 1934 году район первым в области выполнил план по сбору хлопка. Поздравить тружеников в Риштан приехали член Политбюро ЦК ВКП(б), первый Заместитель председателя СНК СССР и председатель Комиссии советского контроля при СНК СССР В. В. Ку́йбышев, 1-й секретарь ЦК КП(б) Узбекистана А. И. Икрамов и первый заместитель председателя СНК Узбекской ССР А. И. Исламов. После торжественного собрания «по просьбе трудящихся» село Риштан было переименовано в посёлок городского типа Куйбышево.

В годы Советской власти городском посёлке был построен первый в Средней Азии керамический завод, птицефабрика, ткацкая и мебельная фабрики, хлебокомбинат, кирпичный завод, деревообрабатывающий комбинат, торговый центр, дом бытового обслуживание, аптека, поликлиника, кинотеатр, школы, многоэтажные жилые дома, реконструированы колхозный рынок, центральная больница и другие объекты. При строительстве Большого Ферганского канала 1939 году более 12 тысяч риштанцев ударно работали на выделенном им 12-километровом участке.

В годы Великой Отечественной войны на фронт ушло более 13 тысяч жителей посёлка, из них только в первые дни войны добровольцами вступили в Красную Армию более 6 тысяч человек. Более 5500 риштанцев не вернулись с полей сражений. Многие фронтовики были награждены боевыми орденами и медалями, а двум жителям района М. Топвалдыеву и Т. Ахмедову присвоено высокое звание Герой Советского Союза. В самые тяжёлые годы войны риштанцы приняли 3 тысячи семей эвакуированных. Для помощи блокадному Ленинграду жители посёлка собрали более 6 тонн сухофруктов, 3 тонны зерна, большое количество одежды и около 200 тысяч рублей.

В 24 ноября 1977 года Указом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР посёлку городского типа Куйбышево было возвращено его историческое название Риштан и одновременно присвоен статус города.

В составе независимого Узбекистана

В настоящее время в городе действуют такие крупные промышленные предприятия как АО «Риштон текс», хлопкоочистительный завод «Риштон пахта тозалаш заводи» (АО), Фарфоровый завод «SIMAX F+Z» (ООО), совместное предприятие «Азия Пайинтс Керамик», узбекско-российское СП «Демос-Леда», узбекско-турецкое СП «FAYZOKROTEX», узбекско-российское СП «РусУзбектекс», кирпичный завод, хлебокомбинат. Очень развит частный сектор, многие горожане имеют статус юридического лица и занимаются малым и средним бизнесом, в частности, более 1000 индивидуальных керамических мастерских. В Риштане расположены филиалы банков ОАКБ «Хамкорбанк», «Агробанк», «Миллий банк», «Халк Банки». В городе 9 средних образовательных школ (из них одна русскоязычная), 10 дошкольных учреждений, лицей-гимназия, медицинские и промышленные колледжи, музыкальная школа, центральная библиотека имени Мирзаабдуллы Бакий Насреддинова, 2 клубных учреждения, 2 кинотеатра.

Культура

Риштан является одним из культурных центров Ферганской долины. Уроженцами города были такие деятели культуры, как поэт, литературовед, переводчик, поклонник восточной поэзии и литературы, особенно Навои, Бедиля, член-корреспондент АН Узбекистана Мирзаабдулла Бакий Насреддинов который дружил с известными поэтами и мыслителями своего времени как Мукими, Фурката, Мухаййира, Завкий, Нодим Намангоний, Рожий Маргилоний, Рожий Хукандий.

Бакий перевёл с персидского на узбекский язык произведения-касиду Алишера Навои «Туҳфатул-афкор». В 1941 году входил в состав оргкомитета по проведению юбилейных торжеств 500-летия со дня рождения поэта, мыслителя и государственного деятеля Алишера Навои.

У истоков советского узбекского и таджиского театра и кино были риштанцы Хамраев Эргаш, Сарымсакова Лютфи, Касымов Мухаммеджан. На выбор профессии этими актёрами большое влияние оказало выступления в 20-х годах в Риштане передвижной театральной труппы Хамзы Хакимзаде Ниязи, показами пьес «Бай и батрак», «Проделки Майсары» и «Тайны паранджи».

Одним из основателей узбекского кино, кинодраматургом, режиссёром, сценаристом и одним из первых исполнителей главных ролей в узбек фильмах является Хамраев Эргаш. «Юксалиш-Подъем» Йулдаш, «Ажойиб иш-Необыкновенное дело» Эргаш, «Рамазон-Рамазан» Темур, «Йигит-Парень» Пулат.

Сын Хамраева Эргаша Хамраев, Али Иргашалиевич пошёл по стопам отца, став режиссёром и сценаристом, снял известные фильмы Где ты, моя Зульфия?, «Красные пески», «Чрезвычайный комиссар», Седьмая пуля, «Человек уходит за птицами», «Жаркое лето в Кабуле», «Невеста из Вуадиля» и др.

Актриса театра и кино, народная артистка СССРСарымсакова Лютфи «Лютфиханум» создала глубокие образы матерей, борющихся за счастье своих детей, в театре Кумуш хола «Два коммуниста», Айсара «Гульсара», Киме «Нурхон», в кино «Клятва» — мать Азима, «Асаль» — мать Асаль, «На зов вождя» — мать Рустама, «Священная кровь» — мать Юлчи, Об этом говорит вся махалля — Мехрихон, «Встречи и расставания» — мать Хафиза, и самый красивий образ Фатима опа в фильме Ты не сирота тем самом прославила на вес узбекистан слова «Ая» (мама по ферганский).

Актёр театра и кино, театральный режиссёр, народный артист СССР Касымов Мухаммеджан. В 30-годы обучался у великих мастеров театра и кино, таджикских Хамида Махмудова, Миркарима Саидова, узбекских Сафии Туйчибаевой, Фатхуллы Умарова. С 1931 в труппе Таджикского театра им. Лахути (Душанбе). Лучшие роли в театре Салих-бай («Бай и батрак»), Городничий («Ревизор»), Отелло («Отелло»), Лир («Король Лир»), снимался в фильмах Застава в горах, Дохунда, Знамя кузнеца, Как велит сердце и др.

Актёр театра и кино, режиссёр, педагог, заслуженный артист Российской Федерации, народный артист Республики Башкортостан Шамсутдинов, Хамит Мухамадеевич . Его роли в кинематографе (фильмы «Всадник на золотом коне», «Емельян Пугачев», «Возвращение чувств» и «Муса Муртазин») вошли в золотой фонд киноискусства Узбекистана, Башкортостана и России.

Керамика Риштана

Гончарное производство было популярно ещё на заре цивилизаций и одно из достойнейших мест в мире керамики принадлежит мастерам Риштана. Этот промысел возник в Риштане с возникновением поселения.

Крупнейшими центрами художественной керамики в Средней Азии IX - XIII вв. былиСамарканд, Бухара, Чач, Фергана, Хорезм. Именно в это время Ферганская долина переживала период подъема экономического развития, который отразился и на производстве керамической посуды, центры которой находились в основном в городах Ахсикент, Ош, Худжанд, Узген, Кува, Канибадам, Риштан и др.

В Риштане с древнейших времен была разработана уникальная технология создания керамических изделий. Риштанские керамисты - кузагары считают себя потомками основоположников гончарства и хранителями старых традиций Риштанская керамика отличалась высокими технологическими и художественными качествами.

Традиции искусства керамики многих соседних керамических центров, к концу XX столетия были почти полностью утрачены, и только в Риштане (в этом его феномен) промысел развивался стабильно, на протяжении столетий сохранив свою стилистическую целостность. В Средней Азии есть немало замечательных, очень самобытных региональных центров керамики, таких как Самарканд, Бухара, Хива, Худжанд, Гиждуван, Андижан, Канибадам, Шахрисабз, Куляб, Гурумсарай, однако, издревле почетное звание «Главной гончарной мастерской» Средней Азии носит древний Риштан.

Ни в одном из керамических центров Средней Азии нет такого разнообразия форм изделий, как в Риштане. Ляганы - блюда для плова, косы и шокосы - миски для супа-шурпы, огромные кувшины-хумы для хранения зерна и масла, маслобойки, глубокие сосуды с крышками для кислого молока -кошкулок, кувшины-офтоба для омовения перед молитвой, пиалы, кувшины-кузача для воды, сосуды в виде фантастической птицы - урдак - полет изощренной фантазии кулолов не знает предела. Сохранились также формы посуды, характерные только для Риштана. Это ритуальные сосуды для омовения рук - даст шу, в виде развернутой пологой чаши на невысоком пустотелом поддоне-резервуаре для слива воды.

Учеными собранны сведения о мастерах начиная середины XIX — начала XX века, а также сведения о современных риштанских мастеров. Всего в Риштане в настоящее время работает свыше 1000 мастеров-керамистов.

Абду Джалол,(Усто Джалил) — знаменитый гончар Риштана, великий мастер — аксакал Усто (Учитель) для всех гончаров Ферганской долины XVIII—XIX века. Совместно с братом Абду Джамил,(Усто Кури) обучившиеся технике производства фаянса — чинни в Кашгаре, Иране и восстановили в Риштане эту древнюю утраченную технику производства. Передали рецепт изготовления посуды чинни ученику Абдулла Кулол,(Кали Абдулло).

Абду Джамил,(Усто Кури) — знаменитый гончар Риштана, великий мастер — аксакал Усто (Учитель) для всех гончаров Ферганской долины XVIII—XIX века. Совместно с братом Абду Джалол,(Усто Джалил) обучившиеся технике производства фаянса — чинни в Кашгаре, Иране и восстановили в Риштане эту древнюю утраченную технику производства. Передали рецепт изготовления посуды чинни ученику Абдулла Кулол,(Кали Абдулло).

Абдулла Кулол,(Кали Абдулло) — гончар, ученик братьев Абду Джалол,(Усто Джалил) и Абду Джамил,(Усто Кури), великий мастер — аксакал Усто (Учитель) для всех гончаров Ферганской долины XIX века.. Дед гончара, мастер-керамиста «наккоша» Усто Ибрагима Камилова.

Известными риштанскими мастерами конца XIX века являлись Абдул Косым Балтабой, Абдурасулев Мадамин Ахун (Усто Мулла Мадамин Ахун), Баба Бой Ниязматов Мелибой (Усто Бой Ниязмат), Баба Салим (Усто Салим), Бачаев Сали, Газиев Маякуб (Усто Якуб — наккош), Мадалиев Абдул Саттор (Усто Абдусаттар), начале XIX век а Абдурасулев Тухтасин, Ахмаджонов Исак (Искандер), Баба Ходжи Мирсалимов, Хамраев Ахмад Али, в середине XX века Бабаходжаев (Бабаев) Замзам, Джаббаров Мазаир (Усто Мулло Заир), Касымов Рустам, Мадалиев Абдул Саттор (Усто Абдусаттар), Мирсадык (Усто Масадик), Муминов Умарали (Усто Умарали), Ортыков Ульмас (Усто Ульмас Ортыкбоев), Палвановы Хатамали и Курбанали, Ташкулол Усто, Тохта-бачча (Усто Тохта), Усманов Хайдар (Усто Хайдар), Хайдаров Кадар (Усто Абдукадир), Шерматов Узакбой (Усто Узак), Шосалимов Хайдар (Усто Хайдар), Юнусов Холмат (Усто Холмат),Юсупов Исамиддин.

Камилов, Ибрагим гончар, мастер-керамист «наккош», представитель седьмого поколения потомственной династии гончаров, внук великого мастер — аксакала Усто (Учитель) для всех гончаров Ферганской долины Абдулла Кулола, (Кали Абдулло), народный художник Узбекистана, Лауреат Государственной премии СССР, народный мастер Узбекистана.

Юсупов, Шарофиддин — гончар, мастер-керамист «наккош», Лауреат премии ВЛКСМ, дипломат ЮНЕСКО, члены Ассоциации народных мастеров Узбекистана «Хунарманд», академик — действительный член Академии художеств Узбекистана, сын известного риштанского мастера XX века Юсупова Исамиддина. Учился у своего отца а так же у мастеров Х.Палванова, Х.Саттарова, И.Камилова, М.Исмаилова и Х.Юнусова — лучших мастеров Риштана воспринял традиции кистевой росписи и сюжетных «натюрмортных» композиций. 2005 г. — удостоен ордена «Фадокорона мехнатларини учун».

Усманов Рустам — мастер-керамист в первом поколении. Он единственный из риштанских мастеров, получивший профессиональное художественное образование — в 1980 году окончил Ташкентский театрально-художественный институт по отделению промышленной графики, ученик мастеров Хакимджона Саттарова и Ибрагима Камилова. «Усто наккош», он мастерски владеет искусством росписи, различными технологиями глазурования. Изучает наследие старых мастеров, материалы археологических экспедиций, воссоздает утраченные орнаменты. Один из первых в Риштане, создал в собственном доме открытый музей-мастерскую, в которой помимо собственных изделий представлена интересная коллекция старинной керамики Риштана.

Назиров Алишер — керамист в первом поколении, ученик мастеров Усто Элибоя Далиева, Усто Абдукадыра и его сына Кимсанбоя Абдукадырова. Авторитетом для себя считает масетра Ибрагимова Камилова. «Усто Наккош», талантливый мастер по росписи изделий, один из первых открыл мастерскую школа-керамики где сейчас дает уроки сам мастер и его коллеги-ученики. Создал в собственном доме открытый музей-мастерскую.

Произведения риштанских мастеров входят в коллекции Государственного музея искусств Узбекистана, Дирекции художественных выставок Академии художеств Узбекистана, Ферганского областного краеведческого музея, Музея искусств народов Востока в Москве, Музея этнографии в Санкт-Петербурге, Государственного Эрмитажа, Музея керамики Асакура-сан в Комацу (Япония) и другие зарубежные собрания.

Достопримечательности Риштана

• Городище древнего Риштана
• Древняя корихона (IX век)
• Мечеть Ходжа Илгор (XIX век)
• Гончарная «музей» — мастерская Усто Ш.Юсупова, Усто Р.Усманова, Усто А.Назирова

Известные люди

• Бурхануддин ал-Маргилани ар-Рошидоний (1090—1164) — исламский теолог XII в.,
• Пазыль-Аталык — глава города Рошидон, одновременно с 1701—1704 г. правитель Ферганы,
• Абду Джалол,(Усто Джалил) — гончар Усто (Учитель) всех гончаров Рошидона XVIII—XIX в.
• Абду Джамил,(Усто Кури) — гончар Усто (Учитель) всех гончаров Рошидона XVIII—XIX в.
• Абдулла Кулол,(Кали Абдулло) — гончар, Усто (Учитель) всех гончаров Рошидона XIX в.
• Мирзахидбаев, Шокирхон Каландарович — (Шокир-Ота) — глава города Рошидон (1834—1918),
• Мирзаабдулла Бакий Насреддинов — поэт, литературовед, переводчик, академик АН Узбекистана (1882—1967)
• Сарымсакова, Лютфи — актриса театра и кино, народная артистка СССР (1896—1991),
• Касымов, Мухаммеджан — актёр театра и кино, народный артист СССР (1907—1971),
• Хамраев, Эргаш — один их основоположников узбекского кино и из первых исполнителей главных ролей в Узбекфильме (1909—1942),
• Хатамаова, Канаотхон — заслуженная артистка Узбекистана,
• Шамсутдинов, Хамит Мухамадеевич — заслуженный артист Российской Федерации, народный артист Республики Башкортостан,
• Камилов, Ибрагим — мастер-керамист, Усто (Учитель) народный художник Узбекистана, Лауреат Государственной премии СССР, народный мастер Узбекистана.
• Бобожон, Нишонов — мастер-керамист, «наккош» народный художник Узбекистана,
• Юсупов, Шарофиддин — мастер-керамист, «наккош», академик Академии художеств Узбекистана,
• Азизходжаев, Алишер — узбекский политический деятель, заместитель премьер-министра, доктор юридических наук, профессор (1953—2012).
• Хамдам Закиров — русскоязычный поэт, прозаик, эссеист, представитель ферганской школы поэзии.

Ссылки

• [www.open.kg/about-kyrgyzstan/history/kyrgyz-in-antiquity/428-gosudarstvo-davan.html.Государство Давань]
• [elbilge.ucoz.ru/publ/16-1-0-177. Элбилге :: Прикосновение к истории]
• [www.history.krsu.edu.kg/index.php?option=com_Туркестанские ведомости,1889, 19 сентября]
• [www.fergananews.com/town/01.html Керамика Риштана: традиции и мастера]
• [www.fergananews.com/town/pictures.html Керамика Риштана: традиции и мастера (иллюстрации)]
• [yandex.ru/video/search?filmId=xYeAzZzmUXI&where=all&text=rishton Raw Silk: Uzbekistan Travels Part XX: Rishton на www.youtube.com] (Видео)

• [docviewer.yandex.ru/?url=http ПРОБЛЕМЫ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СЕВЕРНОГО ТАДЖИКИСТАНА В ТРУДАХ АКАДЕМИКА Б.А.ЛИТВИНСКОГО]
• [www.history.krsu.edu.kg/index.php?id=182 К.И. Ташбаева К проблеме локализации городов государства Давань.]
• А. Н. Бернштам. Избранные труды по археологии и истории кыргызов и Кыргызстана. В 2-х томах. — Т.1. — Бишкек, 1997. — с. 477—456
• В. В. Бартольд Сочинения. Том 1-9 (Работы по истории востоковедения).
• В. П. Наливкин. Краткая история Кокандского ханства. Казань 1886. с. 55.
• М. Х. Яйфоний. Тарих-и салатини Фарғона. Ҳўқанд. 1914. с. 5.
• М. А. Махмуд-Ходжа. Тарих-и Туркестан. Ташкент. 1915 с. 8-11
• Н. А. Аристов «Западный Туркестан в VII столетии, по описанию китайского путешественника» Туркестанские ведомости,1889, 19 сентября
• Л. А. Боровкова Запад Центральной Азии во II в. до н. э. — VII в. н. э.(историко-географический обзор по древнекитайским источникам).// М.: 1989. 181 с.
• М. С. Андреев По этнологии Афганистана: Долина р. Панджшир (Материалы из поездки в Афганистан в 1926 г.). Ташкент, 1927. С. 60.
• Е. А. Маджи Новий источник по истории Коканда, Кашгара и Бухары // ИАН Тадж ССР, ООН.1958. Вып. 1.
• Абу Бакр Мухаммад ибн Джафар Наршахи -«История Бухары» (араб. تاریخ بخارا)‎
• Абу Наср Ахмад ибн Мухаммад аль Кубави «Тарихи Бухари» тадж.
• Муллы Шамси (Шавки) «Джангнома-йи Худайар-хан» («Книга войн Худайар-хана») 1853 г.
• А. К. Писарчик «Некоторые данные по исторической топографии городов Ферганы» 1956 г.
• Баринова Е.Б. Влияние материальной культуры Китая на процессы инкультурации Средней Азии и Южной Сибири в домонгольский период. – М.: ИЭА РАН, 2011. – 450 с.
• Саки Древней Ферганы

Отрывок, характеризующий Риштан

Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.