Роанок

Колония Роанок (англ. The Roanoke Colony), также известная как «Потерянная колония» (англ. Lost Colony) — английская колония на одноименном острове (в настоящее время — в округе Дэйр, Северная Каролина, США), основанная на средства сэра Уолтера Рэли при королеве Елизавете I в целях создания первого постоянного английского поселения в Северной Америке.

Попыток организовать колонию было несколько: первая группа колонистов из-за бедственного положения покинула остров; прибывшие в качестве поддержки первой группе ещё 400 колонистов, увидев заброшенное поселение, отправилась обратно в Англию, остались только 15 человек. Вторая группа числом больше сотни считается пропавшей. Её глава, Уайт, отправившийся в Англию за подмогой, не обнаружил колонистов по возвращении, зато на столбе частокола было нацарапано слово «Cro» (вероятно, начальные буквы Кроатоан).

Популярная история об «исчезнувшей колонии», тесно связанная с соседствующим индейским племенем кроатоан, послужила основой множества художественных произведений и фильмов. Наиболее распространено мнение, что колонисты подверглись пленению местными враждебными племенами, либо были вывезены с острова испанцами.

Предыстория

25 марта 1584 года королева Елизавета I дала Рэли разрешение на колонизацию. Указ Елизаветы I уточнял, что у Рэли есть 10 лет на основание колонии в Северной Америке, в противном случае он потеряет своё право на колонизацию. Рэли и Елизавета I организовали это предприятие, понимая, что оно откроет им путь к богатствам Нового Света и новая колония будет служить военно-морской базой для нападений на флот и американские колонии Испании.

Сам Рэли никогда не посещал Северную Америку, но в 1595 и 1617 годах он возглавлял экспедиции к бассейну реки Ориноко в Южной Америке в поисках легендарного города Эльдорадо.

Первая группа поселенцев

27 апреля 1584 года Рэли отправил экспедицию, которую возглавляли Филип Амадэс и Артур Барлоу, с целью исследовать восточное побережье Северной Америки. На остров Роанок они прибыли 4 июля и вскоре установили отношения с местными жителями, племенами Секотан и Кроатан. Барлоу вернулся в Англию вместе с двумя кроатанцами по имени Мантео и Уанчиз, которые описали Рэли политику и географию области. Основываясь на этой информации, Рэли послал вторую экспедицию во главе с сэром Ричардом Грэнвиллом. Ему было приказано дополнительно исследовать данный район и вернуться обратно в Англию с докладом об успехе операции.

Флотилия Грэнвилла отправилась в путь из Плимута 9 апреля 1585 года. Она состояла из пяти кораблей: «Тигр» (корабль Грэнвилла), «Косуля», «Красный Лев», "Елизавета"и «Дороти». У побережья Португалии флотилия столкнулась со штормом, который отделил «Тигра» от остальных кораблей. На подобный случай у капитанов был подготовлен план действий, согласно которому они должны были встретиться в Пуэрто-Рико. 11 мая «Тигр» прибыл в «Бухту Мускито». Ожидая остальные корабли, Грэнвилл наладил отношения с жителями испанских колоний, которые принадлежали Америке. Кроме того, он построил форт. «Елизавета» прибыла вскоре после окончания его сооружения. В конце концов, Грэнвилл не стал ждать остальные корабли и отправился в путь 7 июня. Форт оказался заброшенным, а его местоположение осталось неизвестным.

26 июня «Тигр» проплывал по Окракок-Инлет, но сел на мель и потерял большую часть запасов съестного. После починки в начале июля «Тигр» встретился с «Косулей» и «Дороти», которые прибыли в воды Внешних отмелей вместе с «Красным Львом» несколькими неделями ранее. Однако «Красный Лев» высадил своих пассажиров, а его экипаж отправился в Ньюфаундленд, чтобы заниматься каперством.

В Новом Свете

29 июля экспедиция прибыла к берегам Америки. После первоначальной разведки материкового побережья и местных индейских поселений, англичане обвинили туземцев из деревни Аквакогок в краже серебряной чашки. Деревня была разрушена и сожжена вместе с вождём племени. Это происшествие также описывается Ричардом Хаклюйтом. Его отчеты основываются на сведениях, полученных от различных банкиров, в том числе и от самого Уолтера Рэли. Сам Хаклюйт никогда не бывал в Новом Свете.

Несмотря на этот инцидент и отсутствие продовольствия, Грэнвилл решил оставить Ральфа Лэйна и 107 мужчин для создания английской колонии на северной оконечности острова Роанок, пообещав вернуться в апреле 1586 года с большим количеством людей и свежих материалов. Группа во главе с Лэйном высадилась на берег 17 августа 1585 года и построила небольшой форт на острове. На данный момент не существует никаких его изображений, но он был схож с фортом, сооруженным в «Бухте Мускито».

К апрелю 1586 года Лэйн организовал экспедицию, занявшуюся исследованием реки Роанок и, возможно, поиском легендарного «фонтана молодости». Однако отношения с соседними племенами были настолько испорчены, что индейцы напали на экспедицию, возглавляемую Лэйном. В ответ на это колонисты напали на центральную деревню аборигенов, где убили их вождя Винджина.

По прошествии апреля флота Грэнвилла всё ещё не было. Колония существовала с трудом из-за недостатка продовольствия. Кроме того, форт был атакован коренными народами Америки, но колонисты смогли им противостоять. К счастью для поселенцев, в июне мимо Роанока проплывала экспедиция сэра Фрэнсиса Дрейка, возвращавшаяся домой из успешного похода на Карибы. Дрейк предложил колонистам плыть с ним в Англию. Многие согласились, в том числе и металлург Иоаким Ганс. Так поселенцы Роанока привезли в Европу табак, сахарную кукурузу и картофель.

Вспомогательный флот Грэнвилла прибыл через две недели после отплытия колонистов с Дрейком. Найдя брошенную колонию, Грэнвилл решил вернуться в Англию, оставив на острове только 15 человек для поддержания английского присутствия и прав Рэли на колонизацию Роанока.

Вторая группа

В 1587 году Рэли направил вторую группу, которая должна была колонизировать Чесапикский залив. Эту группу из 155 человек возглавлял Джон Уайт, художник и друг Рэли; он также участвовал и в прошлых экспедициях в Роаноке. Новым колонистам поставили задачу найти 15 человек, оставленных в Роаноке. Однако, прибыв туда 22 июля 1587, они не нашли никаких их следов, кроме останков (костей) единственного человека. Одно местное племя, всё ещё дружественное к англичанам, Кроатоан на современном острове Хаттераса, сообщило, что мужчины подверглись нападению, но девятеро выжили и приплыли на их побережье в лодке.

Командующий флотом Симон Фернандес не дал колонистам вернуться на корабли и приказал обустроить новую колонию на острове Роанок.

Уайт вновь наладил отношения с племенем Кроатоан. Однако оскорблённые племена, на которые напал Лэйн, отказались встречаться с новыми колонистами. Вскоре после этого колонист по имени Джордж Хоу был убит туземцами, когда искал крабов в одиночку в Альбимейл Саунд. Зная, что случилось во время пребывания Ральфа Лэйна, опасавшиеся за свои жизни колонисты убедили главу колонии Уайта вернуться в Англию, чтобы объяснить ситуацию в колонии и попросить помощи. В момент отплытия Уайта в Англию на острове оставалось 115 мужчин и женщин, а также новорожденная внучка Уайта, Вирджиния Дэйр — первый ребенок-англичанин, рожденный в Америке.

Пересечение Атлантики в конце года было рискованным предприятием. Планы по оказанию чрезвычайной помощи флота были выполнены с опозданием, вызванным отказом капитанов плыть обратно в течение зимы. Вскоре после этого Англия была атакована Непобедимой армадой в ходе англо-испанской войны. Каждое английское судно было задействовано в битве, из-за чего Уайт не мог вернуться в Роанок. Весной 1588 года Уайт заполучил два небольших корабля и отправился к Роаноку. Его планы были сорваны: желая извлечь выгоду, капитаны попытались захватить несколько испанских кораблей, которые отправлялись за границу. Капитанов захватили, а их груз отобрали. Уайт был вынужден вернуться в Англию, так как ему было нечего везти колонистам. Таким образом из-за войны с Испанией Уайт не смог отправиться в колонию еще три года. В конце концов, он смог сесть на судно каперов, попросив остановиться у Роанока по пути с Кариб.

18 августа 1590 года, на третий день рождения своей внучки, Уайт наконец прибыл на остров, но нашёл поселение покинутым. Он организовал поиски, но его люди так и не смогли найти каких-либо следов колонистов. Приблизительно 90 мужчин, 17 женщин и 11 детей исчезли; не было никаких признаков борьбы или сражения.

Единственным ключом были буквы «CRO», вырезанное на одном из деревьев недалеко от форта, а на частоколе вокруг деревни было слово «CROATOAN». Также было найдено два захороненных скелета. Все здания и укрепления были разобраны, что значило, что поселенцы не были вынуждены быстро уйти. До того как колония исчезла, Уайт постановил, что если что-либо случится с ними, они должны будут изобразить мальтийский крест на дереве неподалеку от них; это бы значило, что они вынуждены были уйти. Никакого креста не было, и Уайт на основании этого считал, что они передвинулись вглубь острова Кроатан. Продолжать поиски казалось немыслимым: надвигался сильный шторм, а его люди отказались идти дальше. На следующий день они покинули остров.

Судьба исчезнувшей колонии

Только спустя 12 лет Рэли решил узнать, что же случилось с его колонией. В 1602 году была отправлена экспедиция во главе с Сэмюэлем Мейсом. От предыдущих она отличалась тем, что Рэли купил собственное судно, а экипажу пообещал зарплату, чтобы он не отвлекался занятиями каперством. Тем не менее, Рэли намеревался извлечь выгоду из этой экспедиции. Корабль Мейса остановился во Внешних отмелях, чтобы собрать ароматической древесины или растений (например, сассафрас), которые можно было прибыльно продать в Англии. Когда Рэли снова сосредоточился на Роаноке, погода испортилась, и экспедиции пришлось вернуться в Англию, так и не добравшись до острова. После этого Рэли был арестован за государственную измену и не смог послать другие экспедиции.

Испанцы тоже были заинтересованы в нахождении колонии. Они знали о планах Рэли об использовании Роанока как базы для каперства и надеялись ее уничтожить. Кроме того, им поступали неточные сообщения о деятельности колонии, поэтому они представляли ее гораздо более развитой и успешной, чем она была на самом деле. В 1590 году испанцы нашли остатки колонии совершенно случайно, но предположили, что основная ее часть находилась в области Чесапикского залива, куда изначально хотел направиться Джон Уайт. Однако у властей Испании не нашлось достаточно поддержки от народа, чтобы совершить такую авантюру.

Гипотезы об исчезновении колонии

Основная гипотеза относительно судьбы потерянной колонии заключается в том, что поселенцы рассеялись по местности и были поглощены местными племенами.

Тускарора

В книге Роя Джонсона «Исчезнувшая колония в фактах и легендах» говорится:

Свидетельство, что некоторые из Пропавших Колонистов все еще жили в 1610 году приблизительно в местности Тускароа, впечатляет. Карта внутренней области того, что является теперь Северной Каролиной, составленная в 1608 году джеймстаунским поселенцем Фрэнсисом Нельсоном, является самым красноречивым доказательством этого. Этот документ, называемый «Карта Зунига», сообщает: «4 мужчины, одетые, как будто они прибыли с Роанока» всё еще живут в городе Пакерукиник, очевидно, это земля Ирокезов на реке Ниси. Это также подтверждается сообщениями в 1609 году в Лондоне об англичанах с острова Роанок, живущих под предводительством вождя «Джепонокан», очевидно, в Пакерукинике. Джепонокан удерживал «четырёх мужчин, двух мальчиков» и «одну молодую девушку» (Вирджиния Дейр?) из Роанока как добытчиков меди.

10 февраля 1885 года член Палаты представителей Гамильтон Макмилан помог принять «Билль Кроатан» который официально определял индейское население вокруг графства Робисон как Кроатоан. Через два дня, 12 февраля 1885 года газета «Фийтевильский наблюдатель» опубликовала статью о происхождении индейцев Робсона. Вот выдержка из неё:

По их словам, предания сообщают, что люди, которых мы называем индейцами Кроатоан (хотя они не признают этого названия, и говорят что они были Тускарорами), были всегда дружественными белым; и найдя их лишенными припасов и отчаявшимися когда-либо получить помощь из Англии, убедили их оставить остров, и идти вглубь материка. Они постепенно переселились дальше от их изначального места, и обосновались в местности Робсон, в центре графства".

Местность Персон

Аналогичные легенды утверждают, что коренные американцы местности Персон в Северной Каролине, являются потомками английских колонистов с острова Роанок. Действительно, когда последующие поселенцы столкнулись с этими индейцами, они отметили, что эти коренные американцы уже говорили на английском языке и имели христианскую религию. Но многие обесценивают эти совпадения и классифицируют поселенцев местности Персон как ответвление племени Сапони.

Чесепиан

Другие выдвигают гипотезу, что эта колония переместилась целиком, и была позже разрушена. Когда капитан Джон Смит и джеймстаунские колонисты обосновались в Виргинии в 1607, одна из их основных задач состояла в том, чтобы определить местонахождение колонистов Роанока. Местное население рассказало Смиту о людях, живущих в окрестностях Джеймстауна, которые одеваются и живут как англичане.

Вождь Вахунсунакок (более известный под именем вождя Поухатан) рассказал Смиту о том, что это он уничтожил колонию Роанока, так как они жили с племенем Чесепиан и отказывались присоединяться к его племенам. Для подтверждения своих слов Поухатан продемонстрировал несколько железных орудий труда английского производства. Никаких тел не было найдено, хотя были сообщения об индейском могильном холме на Пайн-Бич (в настоящее время — Норфолк), где, возможно, была расположена деревня Чесепиана — Скиоак.

Гибель в океане

Тем не менее, другие предполагают, что колонисты просто отказались от ожидания, попытались вернуться в Англию и погибли во время попытки возвращения. Когда Уайт покинул колонию в 1587 году, там оставались пинасс и несколько небольших судов для разведки побережья или переезда колонии на материк. Все суда остались в бухте^{[уточнить]}.

Испанцы

Есть те, кто предполагают, что колонию уничтожили испанцы. В начале века испанцы уничтожили французскую колонию Форт Шарль на юге Южной Каролины, а затем убили жителей Форт-Каролин — французской колонии на территории современной Флориды. Однако, данная версия маловероятна, поскольку испанцы по-прежнему искали английскую колонию через десять лет после того, как Уайт обнаружил исчезновение колонии.

В культуре

• В 1937 году американский драматург Пол Грин написал о Роаноке пьесу «Потерянная колония» (en:Lost Colony (play))
• Согласно фантастическому роману Филипа Фармера «Дейр» (Dare), жители колонии были похищены пришельцами и увезены на одну из планет в системе Тау Кита.
• Фильм «Исчезнувшая колония» (США), в котором за исчезновение британцев якобы ответственны духи викингов, «запертых» между миром живых и миром мертвых («Валгаллой»), которые питались душами колонистов и аборигенов.
• Изданный в виде книги киносценарий «Буря столетия» под авторством Стивена Кинга и его экранизация. Здесь Кроатоан — имя древнего чародея, который был способен овладевать разумами людей, и таким способом вынуждавшего людей совершать самоубийства. По замыслу Кинга, жители поселка Роанок исчезли, потому что не пожелали добровольно отдать одного из своих детей чародею.
• В популярном сериале «Сверхъестественное» Кроатоан — неизлечимый вирус, погубивший колонию.
• В игре Assassin's Creed III в одном из документов сказано, что Роанок была колонией ассасинов.
• В игре Dead Space 3 есть экспедиционный корабль (точнее Орбитальная Командная Платформа) под названием CMS Roanoke, отправившийся к планете Тау Волантис. Все обитатели корабля были убиты карателями Генерала Махада (с целью выполнения «Плана 5») и некроморфами.
• В игре Contagion вымышленный город, где разворачиваются события, назван Roanoke.
• Роман Дина Кунца «Фантомы».
• Рассказ Харлана Эллисона «Кроатоан».
• Комикс Нила Геймана и Энди Куберта «1602».
• Фильм «Исчезновение на 7-й улице»

• В сериале «Сонная лощина» Роанок — исчезнувшее поселение, в котором был найден неизлечимый вирус чумы.

• Роман «Голубая кровь», автор Мелиса Де Ла Круз. Роанок — поселение вампиров, которые спасались от себе подобных, но мутировавших особей.

• Сериал «Рухнувшие небеса». «Кроатоан» используется как кодовое слово, обозначающее покидание группой скомпрометированного укрытия.
• Сериал «Хэйвен»."Кроатоан" — место, связанное с появление главных героев сериала
• Сериал «Белый воротничок» — один из мошенников упоминает «план Роанок» как способ бегства от преследования с помощью пожара.
• книга «Руководство по выживанию среди зомби» Макса Брукса. Исчезновение колонии Роанок в этой книге объясняется зомби-вирусом.
• Шестой сезон сериала «Американская история ужасов» рассказывает историю о семейной паре и о колонии Роанок. По версии создателей сериала, колонистов свели на тот свет древние духи из лесной чащи.

Литература

• [books.google.com/books?q=%22lost+colony&as%5fbrr=0 «Потерянная колония» на Google Books]

Отрывок, характеризующий Роанок

– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.