Робакидзе, Григол Титович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Робакидзе, Григорий»)
Перейти к: навигация, поиск
Робакидзе Григол Титович
Дата рождения:

28 октября 1880(1880-10-28)

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

19 ноября 1962(1962-11-19) (82 года)

Григол Титович Робакидзе (груз. გრიგოლ რობაქიძე; 18801962) — грузинский писатель, публицист и общественный деятель; член литературной группа грузинских символистов «Голубые роги».





Биография

Родился 28 октября 1880 года в селе Свири Кутаисского уезда одноимённого уезда Российской империи.

С шести лет учился в Кутаисском духовном училище, с 1895 по 1901 годы учился в Кутаисской духовной семинарии. После получения духовного образования, в августе 1901 года стал студентом юридического факультета Юрьевского (ныне Тартуского) университета, но в декабре этого же года был отчислен за невозможность оплатить своё обучение. Уехал в Германию и с 1902 по 1906 годы учился на философском факультете Лейпцигского университета.

Вернувшись в 1908 году в Российскую империю, Григол Робакидзе выступал в Кутаиси и Тбилиси с публичными лекциями, посвященными грузинской и зарубежной литературе. Посещал российскую столицу, где познакомился с русскими поэтами и писателями, среди которых были Андрей Белый, Зинаида Гиппиус, Валерий Брюсов и другие. В 1910 году он вновь поступил на юридический факультет Тартуского университета и продолжал обучение до 1914 года. В Грузию вернулся в 1915 году.

Принимал участие в Первой мировой войне — в 1917 году провел несколько месяцев на персидском фронте[1], где познакомился с сестрой милосердия Ниной Доманской, которая стала его первой женой и у них родилась дочь Мира. После Октябрьской революции Робакидзе поступил на службу в Управление государственными делами. Одновременно занимался преподавательской деятельностью: в 1918 году в Тбилисском университете был избран доцентом по кафедре грузинской литературы; в 1919 году читал курс лекций по немецкому романтизму в Бакинском университете; в 1920—1921 годах — снова в университете Тбилиси.

К советской власти, которая установилась в Грузии в конце февраля 1921 года, писатель относился лояльно. С 1921 по 1925 годы он заведовал отделом искусства при Комиссариате просвещения, а также занимал пост заместителя председателя правления Всегрузинского Союза писателей. В это же время написал ряд своих книг. К 1930 году Григол Робакидзе разуверился в существовавшей в Грузинской ССР советской системе и в марте 1931 года уехал в Германию, которая вскоре стала фашистской. С этого момента писателя исключили из правления Федерации грузинских писателей, лишили советского гражданства, от него стали отрекаться друзья. Несмотря на это Робакидзе не бросил творчество и издал в Германии свои новые труды на немецком языке.

Почти всю Вторую мировую войну Робакидзе провел в Берлине. Участвовал в правых патриотических эмигрантских организациях — Комитет независимости Грузии, Союз грузинских Традиционалистов и «Тетри Гиорги»[2]. В апреле 1945 года смог переехать в Швейцарию. Здесь продолжал писать статьи и книги.

Умер 19 ноября 1962 года в Женеве в одиночестве в одной из швейцарских клиник и был похоронен на женевском кладбище. Затем его прах был перенесен грузинской диаспорой во Францию на грузинское кладбище недалеко от Парижа в коммуне Левиль-сюр-Орж.

Память

  • В Грузии создан фонд имени Григола Робакидзе и учрежден университет его имени[3] — один из первых частных вузов республики.
  • Тбилисский проспект Дружбы народов был переименован в проспект Григола Робакидзе.

Напишите отзыв о статье "Робакидзе, Григол Титович"

Примечания

  1. [www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/ocherki/328160.html На третьем берегу]
  2. [serg-slavorum.livejournal.com/1161860.html Тетри Гиорги – Белый Георгий]
  3. [univer.in/universitet-imeni-g-robakidze Университет имени Г. Робакидзе]

Ссылки

  • [www.ourbaku.com/index.php/%D0%A0%D0%BE%D0%B1%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D0%B4%D0%B7%D0%B5_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B9_(%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D0%BB)_%D0%A2%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_-_%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C,_%D0%BF%D0%BE%D1%8D%D1%82 Робакидзе Григорий (Григол) Титович]
  • www.livelib.ru/author/518316 Григол Робакидзе

Отрывок, характеризующий Робакидзе, Григол Титович

– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.