Робате Шараф
| караван-сарай | |
| |
| Страна | Иран |
| Остан | Хорасан-Резави |
| Архитектурный стиль | Рази |
| Основатель | Мохаммед Карим |
| Дата основания | ок. 1114/1115 |
Робате Шараф (перс.: رباط شرف) — караван-сарай в иранском остане Хорасан-Резави[1], расположенный в 45 км от Серахса и построенный в XII веке, приблизительно в 1114—1115 годах, возможно — для хорасанского правителя Шарафа ад-Дина ибн Тахира[2]. Располагается на пути между Нишапуром и Серахсом (в прошлом Великий шелковый путь), в 7 км от деревни Шолок и 130 км от Мешхеда[3]. Здание, выстроенное в стиле Рази, профессором архитектуры Мохаммедом Каримом считается одним из шедевров иранского искусства в Серахсе[4].
Караван-сарай внешне выглядит как укрепление для защиты караванов от набегов бандитов. Однако в действительности охраняемыми были только въездные ворота[1], а изнутри постройка больше напоминала дворец. Она имеет прямоугольную форму, размеры 110×75 м, глинобитные стены высотой 6 м и шесть круглых башен. Первоначально она служила караван-сараем, после разграбления и последующего ремонта была превращена во дворец для Туркан Хатун, супруги (по другим данным, матери[5]) сельджукского султана Ахмада Санджара (1118—1157). Сохранилась надпись, в которой указано, что в 549 году c начала сельджукского летоисчисления это здание было отремонировано по его приказу с помощью кирпича и штукатурки. Столицей же владений Санджара был Мерв (ныне в Туркменистане)[1].
Данный караван-сарай состоит из двух внутренних дворов, каждый из которых имеет четыре айвана и шабестан; стены сложены из китайского кирпича и имеют куфические надписи. В центре Робате располагался бассейн, в южной части — конюшни для лошадей, остальное же пространство предназначалось для проживания. Каждый внутренний двор представлял собой фактически отдельную гостиницу. Одна из них содержит три небольших мечети и была изначально предназначена для большей части путешественников[6]. В другой располагались три резервуара с водой и комнаты для богатых путешественников с повышенным комфортом. Архитектура внутреннего двора и четырёх айванов типична для архитектуры иранских мечетей тех времён. Михрабы в мечетях имеют надписи и выполнены из глины и гипса. Надписи относятся в основном к сельджукскому периоду. Стены и пештаки (входы в айваны) украшены геометическими и растительными орнаментами.
Библиография
- دکتر عباس سعیدی. سرخس دیروز و امروز. چاپ آذر۱۳۴۵. انتشارات توس. = А. Саиди. Серахс вчера и сегодня. 1345 (по иранскому календарю).
- حسن زنده دل. استان خراسان. چاپ ۱۳۷۷. نشر ایرانگردان. = Хасан Зандади. Хорасан. 1377 (по иранскому календарю).
- سیدمحسن حسینی. رباط شرف. چاپ ۱۳۷۹. موسسه چاپ آستان قدس رضوی. = Сейед Мохсен Хоссейни. Робате. Институт печати Разави, 1379 (по иранскому календарю).
Напишите отзыв о статье "Робате Шараф"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Τζόναθαν Μπλουμ, Σήλα Μπλερ. Ισλαμικές τέχνες. — Εκδόσεις Καστανιώτη, 1999. — P. 170-1. — ISBN 960-03-2654-1.
- ↑ [www.oxfordreference.com/view/10.1093/oi/authority.20110803100419300 Ribat-i Sharaf — Oxford Reference]
- ↑ Andrew Burke, Mark Elliot. Iran. — Lonely Planet, 2008. — P. 365. — ISBN 978-1-74104-293-1.
- ↑ سبکشناسی معماری ایرانی. محمد کریم پیرنیا. نشر معمار. ۱۳۸۳. ص۱۵۷
- ↑ [hamgardi.com/place/3497 میراث فرهنگی — رباط شرف — همگردی]
- ↑ Helen Loveday, Bruce Wannell, Christoph Baumer, Bijan Omrani. Iran Persia: Ancient & Modern. — Odyssey Books & Guides, 2005. — P. 219. — ISBN 978-962-217-812-0.
См. также
Отрывок, характеризующий Робате Шараф
Князь Андрей остановил его за руку.– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
