Робберехтс, Андре
| Андре Робберехтс | |
| Полное имя |
фр. André Robberechts |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна |
Бельгия, Франция |
| Профессии |
скрипач |
| Инструменты |
скрипка |
Андре Робберехтс (фр. André Robberechts; 16 декабря 1797, Брюссель, Бельгия — 23 мая 1860, Париж, Франция) — франко-бельгийский скрипач.
Учился у первой скрипки Брюссельской оперы Корнеля ван дер Планкена (под руководством которого начинал свои занятия музыкой и Адриен Франсуа Серве), затем с 1814 занимался в Париже сперва под руководством Пьера Байо, а затем и у Джованни Баттиста Виотти, гастролировавшего на исходе 1810-х вместе с Робберехтсом и считавшего его, как утверждается, своим лучшим учеником[1]. Изучал, кроме того, композицию у Антонина Рейхи.
В 1820—1830 был придворным скрипачом при брюссельском дворе короля Виллема I, правителя единых Нидерландов. В начале этого периода у него учился Шарль Огюст де Берио, к концу 1820-х получивший ту же должность. Некоторые специалисты называют Робберехтса основоположником франко-бельгийской скрипичной школы, первым виднейшим представителем которой был Берио[2]. В 1830 после Бельгийской революции и ученик, и учитель вновь поселились в Париже.
Напишите отзыв о статье "Робберехтс, Андре"
Примечания
- ↑ Phipson T. L. [www.archive.org/stream/confessionsofvio00phiprich#page/206/mode/2up Confessions of a violinist]. — London; Philadelphia: Chatto & Windus; J. B. Lippincott, 1902. — P. 206—207. (англ.)
- ↑ Milsom D. [books.google.ru/books?id=XUgp-ZbBVlkC&pg=PA23&lpg=PA23 Theory and practice in late nineteenth-century violin performance: An examination of style in performance, 1850—1900]. — Ashgate, 2003. — P. 23. (англ.)
|
Это заготовка статьи о скрипаче. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Робберехтс, Андре
– Ростов, ты где?– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
