Робело, Альфонсо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луис Альфонсо Робело Кальехас
исп. Luis Alfonso Robelo Callejas
Дата рождения:

11 октября 1939(1939-10-11) (84 года)

Место рождения:

Леон (Никарагуа)

Гражданство:

Никарагуа Никарагуа

Вероисповедание:

католик

Партия:

Никарагуанское демократическое движение

Основные идеи:

социал-либерализм, антикоммунизм

Род деятельности:

политик, бизнесмен

Луис Альфонсо Робело Кальехас (исп. Luis Alfonso Robelo Callejas; 11 октября 1939, Леон) — никарагуанский политик, бизнесмен и дипломат. Оппозиционный активист при режиме Сомосы. Участник никарагуанской революции, член Правительственной хунты национальной реконструкции. Противник сандинистского режима, основатель Никарагуанского демократического движения (MDN), представитель социал-либерального направления в движении Контрас.





Предприниматель-оппозиционер

Учился в американском Политехническом институте Ренсселера. Инженер-химик. С 1972 года — президент никарагуанской Промышленной палаты. Сыграл большую роль в восстановительных работах после землетрясения 1972 года. С 1975 года возглавлял Никарагуанский институт развития, Высший совет частного предпринимательства и Центральный американский университет в Манагуа. Представлял интересы частного бизнеса[1], на этой почве конфликтовал с бюрократией режима Сомосы.

После убийства редактора оппозиционной газеты La Prensa Педро Хоакина Чаморро-старшего в январе 1977 года Робело перешёл в политическую оппозицию. В 1978 году учредил оппозиционное социал-либеральное Никарагуанское демократическое движение (MDN). Был организатором антиправительственных забастовок, активно агитировал против Сомосы. В 1978 году арестован, заключён в тюрьму, затем депортирован в Коста-Рику.

Разочарование в сандинистах

После победы Сандинистской революции 19 июля 1979 года Альфонсо Робело вошёл в первый состав Правительственной хунты национальной реконструкции. В составе сандинистской правительственной делегации посещал с официальным визитом Вашингтон, встречался с президентом США Джимми Картером[2].

Выступая за демократические реформы, Робело критиковал марксистско-социалистические тенденции политики СФНО, сближение с СССР и Кубой. 22 апреля 1981 года вышел из правительственной хунты и примкнул к антисандинистской оппозиции. 25 октября 1981 его дом подвергся атаке сандинистских активистов. В 1982 году Робело эмигрировал в Коста-Рику.

Умеренный контрас

Первоначально Робело пытался создать левоцентристскую коалицию с бывшим командиром СФНО Эденом Пасторой, также перешедшим в оппозицию. В 1982 MDN примкнуло к созданному Пасторой Революционно-демократическому альянсу. Однако малая договороспособность Пасторы вынудила Робело искать союза с правым крылом контрас — Никарагуанскими демократическими силами Адольфо Калеро. Летом 1985 Робело вместе с Калеро и Артуро Крусом учредил Объединённую никарагуанскую оппозицию (UNO), просуществовавшую до начала 1987.

Несколько раз Робело встречался с президентом США Рональдом Рейганом, контактировал с подполковником Оливером Нортом, организатором операции Иран-контрас[3]. В мае 1987 стал членом дирекции Никарагуанского сопротивления. Присутствие Робело — левоцентриста, давнего противника Сомосы, члена первого сандинистского правительства — демонстрировало широту политического спектра контрас.

В январе 1988 года, под нажимом никарагуанского правительства, президент Коста-Рики Оскар Ариас заявил о недопустимости пребывания в Коста-Рике лидеров оппозиции властям соседней страны. Альфредо Сезар и Педро Хоакин Чаморро покинули Коста-Рику. Робело, теснее других связанный с этим государством, предпочёл выйти из руководства RN[4].

Это не будет проблемой.
Адольфо Калеро[5]

В послевоенный период

После окончания гражданской войны, проведения свободных выборов 25 февраля 1990 года и отстранения сандинистов от власти Альфонсо Робело вернулся в Никарагуа. Первое послесандинистское правительство Виолеты Барриос де Чаморро назначило его послом в Коста-Рике. Эту должность он занимал в момент террористической атаки на посольство 16 марта 1993 года.

Альфонсо Робело состоит в латиноамериканском социально-культурном объединении Phi Iota Alpha.

Организация Альфонсо Робело не располагала эффективной структурой и вооружёнными силами. Поэтому Робело был в руководстве контрас заметной, но не очень влиятельной фигурой. Однако сам факт его участия — с учётом биографии, идеологии и имиджа — был важен для никарагуанской оппозиции.

Напишите отзыв о статье "Робело, Альфонсо"

Примечания

  1. [ashbrook.org/event/lecture-1987-callejas/ Alfonso Robelo Callejas. Representative of the Directorate of the Nicaraguan Resistance]
  2. [www.telegraph.co.uk/news/picturegalleries/worldnews/8874590/In-pictures-Daniel-Ortega-from-Sandinista-guerrilla-to-President-of-Nicaragua.html?image=2 Daniel Ortega, from Sandinista guerrilla to President of Nicaragua]
  3. [articles.latimes.com/1987-02-24/news/mn-3674_1_arms-sales Contra Leader Says He Met Four Times With Reagan, North]
  4. [articles.orlandosentinel.com/1988-02-06/news/0010390039_1_alfonso-robelo-costa-rican-pedro-joaquin-chamorro Alfonso Robelo said Friday he was resigning as a director of the Nicaraguan Resistance so that he would not have to leave Costa Rica]
  5. [articles.chicagotribune.com/1988-02-09/news/8803280946_1_contras-hope-nicaragua-and-four-six-member-contra-directorate Contras: Shakeup No Setback]


Отрывок, характеризующий Робело, Альфонсо

– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.