Роберт Дьявол

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Дьявол
фр. Robert le Diable<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Роберт Дьявол (одна из статуй памятника 6 герцогам Нормандии в сквере в Фалезе).</td></tr>

герцог Нормандии
6 августа 1027 — 22 июня 1035
(под именем Роберт I (II))
Предшественник: Ричард III
Преемник: Вильгельм II
граф Иемуа
1026 — 1027
 
Рождение: ок. 1000
Нормандия, Франция
Смерть: 3 июля 1035(1035-07-03)
Никея, Вифиния, Византия
Род: Нормандская
Отец: Ричард II Добрый
Мать: Юдит Бретонская
Супруга: Эстрид Датская
наложница: Эрлева (Арлетта)
Дети: от Эрлевы (Арлетты):
сын: Вильгельм I Завоеватель
дочь: Аделаида Нормандская

Роберт I (II) Дьявол[1] (фр. Robert le Diable), он же Роберт Великолепный (фр. Robert le Magnifique); около 1000 — 3 июля 1035) — граф Иемуа в 10261027 годах, герцог Нормандии с 1027 года, младший сын герцога Ричарда II Доброго.





Биография

Правление

Роберт I вступил на престол в 1027 году после смерти своего старшего брата Ричарда III, которого он, как говорили, отравил. Первым делом, столкнувшись с плачевным состоянием имущества Руанского собора, он задумал вернуть многие земли их первоначальным владельцам[2]. Роберт Великолепный пожаловал многим аббатствам грамоты, которыми подтверждались их права на имущество, либо возвращалось утраченное прежде имущество. Такие акты были выданы, в частности, аббатству в Фекане и Фонтенельскому аббатству, а также Руанскому собору. Дополнительно герцог побуждал своих вассалов на аналогичные поступки.

Роберту пришлось вести борьбу с восставшими вассалами; затем он восстановил графа фландрского Балдуина IV, изгнанного собственным сыном, оказал помощь французскому королю Генриху I в борьбе с его матерью Констанцией, усмирил графа Эда II Шампанского, принудил герцога Алена III Бретонского признать его верховную власть.

Желая принести покаяние в совершенных жестокостях, Роберт совершил паломничество к святым местам: прошёл всю Францию, Италию, долгое время пробыл в Риме и через Константинополь дошёл до Иерусалима; на обратном пути умер в Никее в 1035 году.

Ему наследовал его единственный (незаконный) сын Вильгельм I Завоеватель.

Брак

Сведения о законных браках Роберта Дьявола в первичных источниках отсутствуют. Однако известно о двух детях, прижитых им в связи с конкубиной Эрильевой (или Арлетой):

Легенда

Согласно средневековому преданию, душа Роберта II ещё до его рождения была посвящена дьяволу. Уничтожить действие этого проклятия, как пророчил герцогу некий святой эремит, можно лишь дав и соблюдая обет молчания и питаясь вместе с собакой. В течение своей жизни герцог Роберт носил прозвания как «Великолепный», так и «Дьявол». По сюжетам легенд о Роберте II французский композитор Джакомо Мейербер создаёт в 1831 году оперу «Роберт-Дьявол» (Robert le diable).

Генеалогия

Напишите отзыв о статье "Роберт Дьявол"

Примечания

  1. Первый герцог Нормандии Роллон носил христианское имя Роберт, поэтому ряд источников учитывает его под именем Роберт I
  2. François Neveux. La Normandie des ducs aux Rois. X—XI s.. — Ренн: Ouest-France Université, 1998. — P. 122.
  3. David C. Douglas. William the Conqueror. — 1964.
  4. Chronique de Robert de Torigni, abbé du Mont-Saint-Michel : suivie de divers opuscules historiques de cet auteur et de plusieurs religieux de la même abbaye : le tout publié d'après les manuscrits originaux / Edited by Léopold Delisle. — Rouen: Le Brument, 1872—1873. — (Libraire de la Société de l'histoire de Normandie).

Литература

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMANDY.htm#RobertIIdied1035 Dukes of Normandy 911—1106] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 25 декабря 2011.
  • [www.englishmonarchs.co.uk/dukes_of_normandy.htm The House of Normandy] (англ.). English Monarchs. Проверено 25 декабря 2011. [www.webcitation.org/67lg6volq Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Роберт Дьявол

– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.