Кристгау, Роберт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Роберт Кристгау»)
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Кристгау
Robert Christgau
Род деятельности:

Музыкальный критик, эссеист, журналист

Дата рождения:

18 апреля 1942(1942-04-18) (81 год)

Место рождения:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США

Сайт:

[www.robertchristgau.com Официальный сайт]

Ро́берт Кри́стгау (англ. Robert Christgau; 18 апреля 1942 года, Нью-Йорк) — американский публицист, музыкальный журналист, сам себя он называет «старейшина американских рок-критиков» (англ. Dean of American Rock Critics)[1][2].

Будучи одним из первых профессиональных рок-критиков, Кристгау известен своими краткими обзорами и резюме, публиковавшимися с 1969 года в его колонках «Гид потребителя» (англ. Consumer Guide). Он провёл 37 лет на посту музыкального редактора журнала The Village Voice, создав в этот период ежегодный опрос Pazz & Jop.





Ранняя жизнь

Роберт Кристгау родился и вырос в Нью-Йорке. Он пристрастился к рок-н-роллу, когда в 1954 году в город переехал диск-жокей Алан Фрид[3]. По окончании школы Роберт покинул Нью-Йорк на четыре года, поступив в Дартмутский колледж в Гановере, который он окончил в 1962 году, получив высшее образование на факультете англистики. Хотя в колледже музыкальные интересы Кристгау обратились к джазу, вскоре после возвращения в Нью-Йорк он вернулся к року.

Карьера

Кристгау начинал как автор рассказов, однако в 1964 году он отказался от беллетристики, став спортивным обозревателем, а позже полицейским репортёром в газете Newark Star-Ledger[4]. Кристгау стал внештатным автором, после того как написал историю о смерти женщины в Нью-Джерси, которая была опубликована журналом New York Magazine. Ему предложили взять на себя бездействующую музыкальную колонку журнала Esquire, для которой он и начал писать в начале 1967 года. После закрытия колонки Кристгау перебрался в The Village Voice в 1969 году, кроме того, он также работал в качестве профессора колледжа.

В начале 1972 года он устроился на полную занятость, как музыкальный критик в газете Newsday. Кристгау вернулся в The Village Voice в 1974 г., на должность музыкального редактора. Роберт проработал там до августа 2006 года, когда он был уволен, вскоре после приобретения газеты медиахолдингом New Times Media[2]. Два месяца спустя, Кристгау стал содействующим редактором в Rolling Stone. В конце 2007 года он был уволен из Rolling Stone[5], но продолжал писать для журнала ещё три месяца. Начиная с марта 2008 года он работал в журнале Blender, где он был указан в качестве «старшего критика» в течение трёх выпусков, а затем «пишущим редактором»[6]. Кристгау был постоянным сотрудником Blender, прежде чем вновь вернулся в Rolling Stone. Он продолжал писать для Blender вплоть до закрытия журнала в марте 2009 года.

Кристгау также часто писал для журналов Playboy, Spin и Creem.

В ранние годы он преподавал в Калифорнийском институте искусств (англ.). В 2005 году он был также приглашённым профессором на факультете звукозаписи Клайва Дэйвиса в Нью-Йоркском университете.

Гид потребителя

Кристгау наиболее известен его колонками под заголовком «Гид потребителя», публиковавшимися примерно раз в месяц с 1969 года в The Village Voice, а также короткий период в Newsday. В декабре 2006 года колонка стала выходить онлайн на MSN Music, сначала раз в два месяца, а с июня 2007 года ежемесячно. В своём оригинальном формате «Гид потребителя» состоял из 18—20 отдельных параграфов обзора альбома, каждый из которых получал оценку от ранга А+ до E-. «Колонки Кристгау», — пишет Джоди Розен, — «не похожи ни на что другое — компактные идеи и намёки, признания и обвинения из первых уст, высокоинтеллектуальные ссылки и сленг»[2].

В 1990 году Кристгау изменил формат «Гида», который со временем стал состоять из 6—8 обзоров, классифицированных рейтингом не ниже «B+», одного обзора «Бездарность месяца» (англ. Dud of the Month), классифицированного рейтингом «В» или ниже, и ещё трёх списков: «Поощрительный отзыв» (рейтинг «B+», альбомы сочтённые не достойными полного обзора), «Избранные треки» (отличные композиции из нерекомендуемых альбомов) и «Бездарные треки» (англ. Dud). В течение нескольких лет публиковались две ежегодные колонки «Гида», отходившие от этого формата: «Охота на индюшек» (как правило, публиковалась в период дня Благодарения), которая состояла исключительно из рецензий классифицированных B или ниже, и «Облава рождественского сезона компиляций и переизданий», состоявшая из рецензий в основном классифицированных A или A+. Позднее обе колонки были отменены.

Кристгау также использовал такие оценки, как «ни о чём» (обозначался хмурым смайликом, позднее буквой N в чёрном кружке), альбом может «произвести впечатление один или два раза хитрой консистенцией или привлекающим внимание одним — двумя треками. Затем разонравится» и «выборочный трек» (обозначался ножницами), который, как отмечалось выше, обозначает «хорошую песню из альбома, который не стоит вашего времени и денег»[7].

Во время концерта, записанного как альбом Take No Prisoners (1978), Лу Рид в грубой форме выразил своё отношение к музыкальным критикам в виде прямых нападок на Роберта Кристгау и Джона Роквелла из The New York Times. «Представить только, работать в течение долбаного года и получить рейтинг B+ от какой-то задницы из The Village Voice?» — высказался Рид в адрес Роберта Кристгау[8]. Кристгау оценил этот альбом рейтингом C+, назвав концертную запись комической и приписав в конце рецензии: «Я благодарю Лу, что он произносил моё имя правильно»[9].

Аналогичная издёвка содержалась в песне группы Sonic Youth «Kill Yr Idols» (в то время известной как «I Killed Christgau With My Big Fucking Dick»): «Я не знаю, почему / Вы хотите произвести впечатление на Кристгау / Ах, пусть это дерьмо умрет / И найдите новые цели» (англ. «I don't know why / You wanna impress Christgau / Ah let that shit die / And find out the new goal»), на что Кристгау ответил: «Обожествление — это для рок-звёзд, даже для таких несостоявшейся рок-звёзд, как эти бесплодные неформалы, — критикам же нужно лишь немного уважения. Поэтому — и пусть не покажется, что меня это особо задело — мне не польстило, когда я услышал своё имя правильно произнесённым, уж только не на этом конкретном титульном треке» (англ. Idolization is for rock stars, even rock stars manqué like these impotent bohos--critics just want a little respect. So if it's not too hypersensitive of me, I wasn't flattered to hear my name pronounced right, not on this particular title track)[10].

1 июля 2010 года в предисловии к своей колонке «Гида потребителя», очередной выпуск которого в июле 2010 стал последним на канале MSN, Кристгау объявил:

«Если не случится чудо — что вряд ли произойдёт — это последний выпуск „Гида потребителя от Кристгау“, который, как сочло руководство MSN, больше не соответствует редакционным целям. Как правило, работа над „Гидом“ требовала семи дней в неделю в течение 41 года, которые я его писал, и я благодарен MSN, за то, что они по достоинству оплачивали мою работу в течение тех трёх с половиной лет, пока я публиковал его здесь. Но, хотя мне всегда нравилась эта работа, это всё же была работа, и я давно осознавал, что есть и другие вещи, которые я могу делать с помощью своих ушей. Поэтому, в то время как я твёрдо намерен держаться в курсе популярной музыкой по ходу её развития, то, что я буду делать это менее энциклопедично, явится для меня послаблением, равно как и потерей».

— Роберт Кристгау. MSN, июль 2010[11]

Pazz & Jop

В 1971 году Кристгау создал ежегодный музыкальный опрос «Pazz & Jop». Результаты публиковались ежегодно в одном из февральских номеров The Village Voice и содержали «горячую десятку» списков, представленных музыкальными критиками со всей страны. На протяжении карьеры Кристгау в газете каждый опрос сопровождался его длинным эссе, в котором он анализировал результаты и размышлял об общей музыкальной продукции, изданной за прошедший год. The Village Voice оставил рубрику, несмотря на увольнение Кристгау.

Стиль и вкус

Кристгау назвал Луи Армстронга, Телониуса Монка, Чака Берри, The Beatles и New York Dolls пятью его самыми любимыми музыкантами всех времён[12]. В кругах музыкальных критиков он был ранним сторонником хип-хопа и riot grrrl движения, наряду с другими стилями музыки. В 1980-е годы Кристгау был пылким сторонником афро-попа, эта позиция отдалила его от некоторых персон в кругу критиков, так как он казался недостаточно заинтересованным в американской и британской рок-музыке. В 1990-х, однако, интерес Кристгау к инди-року, казалось, увеличился.

Кристгау открыто признавал, что имеет собственные предубеждения и в целом не любит такие жанры, как хеви-метал[12], арт-рок, прогрессив-рок, блюграсс, госпел, ирландский фолк и джаз-фьюжн[13], но в редких случаях рекомендовал альбомы в большинстве из этих жанров.

В декабре 1980 года Кристгау спровоцировал недовольство среди читателей, когда его колонка одобрительно процитировала реакцию его жены Каролы Диббелл на убийство Джона Леннона: «Почему это всегда Бобби Кеннеди или Джон Леннон? Почему не Ричард Никсон или Пол Маккартни[14].

Американский журналист, писатель и музыкальный критик Джоди Розен (англ.) описывает публикации Кристгау, как «часто бесящие, всегда подталкивающие к размышлению». Наряду с Полин Кейл он называет Кристгау одним из двух наиболее важных американских критиков в массовой культуре второй половины XX века. «Все работающие сегодня рок-критики, по крайней мере те, что желают большего, чем переписывать пресс-релизы, в некотором смысле „кристгауианцы“», считает Розен[2].

Личная жизнь

  • Супруга: Карола Диббелл (англ. Carola Dibbell)[12]
  • Дочь: Нина Кристгау (англ. Nina Christgau)[12]

Нынешняя классификация

Рейтинг Формулировка
* Нonorable mention — «Достойная внимания»
** Нonorable mention — «Достойная внимания»
*** Нonorable mention — «Достойная внимания»
Neither — «Ни о чём»
Choice cut — «Выбор Кристгау» (Песня, выбранная редактором)
Dud — «Неразорвавшаяся бомба» (Неудачная запись)
Turkey — «Индюшка» (Провальная запись)

Напишите отзыв о статье "Кристгау, Роберт"

Примечания

  1. [www.robertchristgau.com Robert Christgau, Dean of American Rock Critics]. robertchristgau.com. Проверено 10 октября 2009. [www.webcitation.org/67Oh3pBXS Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
  2. 1 2 3 4 Rosen, Judy (September 5, 2006), «[www.slate.com/id/2148997/ X-ed Out: The Village Voice fires a famous music critic]». Slate.com. Retrieved August 15, 2009.
  3. Christgau, Robert (2004), «A Counter in Search of a Culture». Any Old Way You Choose It, Cooper Square Press, p.2.
  4. Christgau, Robert (2004), «A Counter in Search of a Culture». Any Old Way You Choose It, Cooper Square Press, p.4.
  5. Christgau, Robert (March 27, 2009), «[www.najp.org/articles/2009/03/under-the-axe.html Poptastic bye-bye]». ARTicles. Retrieved March 4, 2010
  6. Blender, June 2008, p. 16
  7. [www.robertchristgau.com/xg/bk-cg90/grades-90s.php Key to Icons]. RobertChristgau.com. [www.webcitation.org/6656j3C4L Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  8. Wolfsen, Jared. [ww21.tiki.ne.jp/~wildside/mails/Jared_Wolfsen.htm Walk On The Wild Side] (англ.) (4 May 2002). [web.archive.org/web/20020720191145/ww21.tiki.ne.jp/~wildside/mails/Jared_Wolfsen.htm Архивировано из первоисточника 20 июля 2002].
  9. Christgau, Robert. [www.robertchristgau.com/get_artist.php?name=Lou+Reed Lou Reed] (англ.). RobertChristgau.com. Проверено 27 января 2016.
  10. Christgau, Robert. [www.robertchristgau.com/get_artist.php?name=sonic+youth Sonic Youth] (англ.). RobertChristgau.com. Проверено 27 января 2016.
  11. Christgau, Robert. [music.msn.com/music/consumerguide/ Inside Music] (англ.). MSN. Microsoft. Проверено 1 июля 2010. [web.archive.org/web/20110302201445/music.msn.com/music/consumerguide/ Архивировано из первоисточника 2 марта 2011].
  12. 1 2 3 4 O'Dair, Barbara [archive.salon.com/ent/music/int/2001/05/09/xgau/index.html A conversation with Robert Christgau]. Salon (May 9, 2001). — «... there are things I don't like or get. Metal—I don't think metal's as bad as I hear it as being.»  Проверено 13 апреля 2008.
  13. Rubio, Steven [rockcriticsarchives.com/interviews/robertchristgau/01.html Online exchange with Robert Christgau]. Rockcritics Archives. rockcritics.com (July 2002). — «As for my limitations, they're public and they're legion. Metal, art-rock, bluegrass, gospel, Irish folk, fusion jazz (arghh)—all prejudices I'm prepared to defend and in most cases already have, but prejudices nevertheless. I pretty much lost reggae with dancehall; my acquaintance with most techno is a nodding one (zzzz); I've never really liked salsa ...»  [www.webcitation.org/67Oh5S5sy Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
  14. Christgau, Robert [www.robertchristgau.com/xg/music/lennon-80.php John Lennon, 1940-1980]. Robert Christgau: Dean of American Rock Critics (December 22, 1980). Проверено 15 марта 2008. [www.webcitation.org/67Oh5v3si Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].

Ссылки

  • [www.robertchristgau.com/index.php Официальный сайт]
  • [music.msn.com/music/consumerguide Consumer Guide on MSN Music]
  • [music.msn.com/music/article.aspx?news=243434 Users' Guide to the Consumer Guide]

Отрывок, характеризующий Кристгау, Роберт

И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.