Патнэм, Роберт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Роберт Патнэм»)
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Дэвид Патнэм
Robert D. Putnam
Место рождения:

Клинтон, штат Огайо

Научная сфера:

политология

Место работы:

Гарвардский университет

Альма-матер:

Суортмор-колледж (B.A.),
Оксфордский университет (M.A.),
Йельский университет (PhD)

Награды и премии:

Премия Юхана Шютте в политических науках (2006)

Роберт Дэвид Патнэм (родился 1941 году в порту Клинтоне, штат Огайо) — американский политолог, профессор Гарвардского университета. Почетный доктор ряда иных университетов (Стокгольмского, Антверпенского, штата Огайо и др.), член Совета по международным отношениям, академик Национальной Академии наук и искусств, был номинирован на пост председателя Американской ассоциации политических наук на 2001-2002 гг., консультант ряда президентских администраций в США.





Биография

Роберт Патнэм вырос в маленьком городе Среднего Запада США. В 1963 году он окончил бакалавриат B.A. в Суортмор-колледже, затем получил степень магистра M.A. в Оксфорде (Balliol College). Степень доктора философии PhD Роберт Патнэм получил в Йельском университете в 1970 году

До поступления в 1979 году на работу в Гарвардский университет Р. Патнэм несколько лет состоял в штате Совета по национальной безопасности, а также преподавал в Мичиганском университете.

В настоящее время является профессором Гарварда на должности, учрежденной в память и попечительством P.&I. Malkin’ов. Читает курсы политологии на материалах американской политики, международных отношений и компаративистики. Занимал должности руководителя ряда крупных образовательных и научных структур Гарвардского университета (отдельные факультеты, институты etc).

Деятельность

Роберт Патнэм является основателем и руководителем получившего общественное признание постоянно действующего в течение многих лет Семинара «Saguaro», посвященного теме «Гражданские обязанности в Америке». По замыслу Р.Патнэма этот форум призван объединить интеллектуалов и общественных активистов в дискуссиях и поисках актуальных идей по защите и развитию гражданского общества в стране.

Автор и соавтор 10 книг, а также более 30 известных работ, переведенных на многие языки. Последняя книга: «Цикличное движение: коллапс и возрождение американского общества» (2000), была названа в печати «обязанной быть прочитанной» в Клитоновском Белом Доме.

Научные труды

Чтобы демократия работала: Гражданские традиции в современной Италии

Главным научным трудом Роберта Патнэма принято считать книгу Чтобы демократия работала: Гражданские традиции в современной Италии (др. перевод: Чем жива демократия: гражданские традиции в современной Италии). Книга написана вместе с Robert Leonardi и Raffaella Nannetti в 1993 году. На итальянском примере Патнэм и его коллеги досконально изучили сеть горизонтальных взаимосвязей и вывели прямую зависимость между численностью гражданских организаций (от хоровых обществ до футбольных клубов) и качеством развития регионов. Так, на севере Италии уровень гражданской активности на порядок выше, чем на юге. Главный вопрос исследовательского проекта, проведенного автором книги в Италии, заключался в следующем: каковы те условия, которые обеспечивают создание сильных, ответственных и эффективных институтов представительной власти? Роберт Патнэм показал, что именно в тех регионах Италии, где сто лет назад итальянцы наиболее активно вовлекались в новые формы общественной солидарности и социального действия, их потомки максимально «гражданственны» в политической и социальной жизни. И в этих же самых регионах общественная жизнь имела явно гражданский характер уже тысячу лет назад, когда процветали коммуны, всевозможные общества, гильдии, ассоциации соседей.

Критика

Критики, такие как Марко Мараффи (Marco Maraffi) из Миланского университета, утверждают,что это – многообещающая и амбициозная книга, та, что призвана вызвать самые противоречивые мнения. Уроки, которые Патнэм выводит из своего исследования, выходят далеко за границы Италии и предполагают важные приложения к развитию демократии во всем мире. Это – не только книга для специалистов, занимающихся Италией, но и заслуживающей широкого прочтения и дискуссий, как в среде социологов, так и политологов. Общим и далеко идущим заключением, которое Патнэм выводит из своего эмпирического исследования, является то, что социальное доверие, нормы взаимодействия, сети гражданской вовлеченности и успешного сотрудничества – все то, что он называет «социальным капиталом» – являются ключевым фактором для того, чтобы сделать демократию работающей (и стимулировать также экономическое процветание). Аргументация, использованная в этой книге, чрезвычайно утонченна и сложна, как теоретически, так и эмпирически. В книге в четкой и элегантной манере делается несколько важных выводов. Она представляет собой значительное продвижение в нашем понимании тернистого вопроса взаимосвязи между «культурой» и «структурой» социальной и политической жизни. Авторы с готовностью признают, что их работа не может считаться завершенной, но они проделали очень серьёзную работу на пути к поставленной ими цели.

Рецензия на книгу Патнэма, сделанную Марко Мараффи была опубликована в American Journal of Sociology, V. 99, No. 5, March 1994, p. 1348-1349.

  • Полный перевод с английского [www.yabloko.ru/Themes/SG/mp-1-02.html#patnem/ Рецензия]

Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community

В 2000 году Патнэм опубликовал Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. Патнэм делает различие между двумя видами социального капитала: связи капитала и преодоление капитала. Соединение происходит, когда вы социализируете с людьми, которые походят на вас: тот же самый возраст, та же самая религия, и так далее. Но чтобы создать мирные общества в разнообразной многоэтнической стране, нужно иметь второй вид социального капитала: преодоление. Преодоление состоит в том , что вы делаете, когда вы подружились с людьми, которые не походят на вас, как, например, фанаты другой футбольной команды. Патнэм утверждает, что те два вида социального капитала, соединяясь, действительно усиливают друг друга. Следовательно, со снижением капитала соединения, упомянутого выше неизбежно, прибывает снижение капитала преодоление, приводящего к большим этническим напряженным отношениям.

Критики, такие как Социолог Клод Фишер утверждает, что Патнэм концентрируется на организационной форме социального капитала, и уделяет гораздо меньше внимания сетям межличностного социального капитала; не учитывает появление новых форм вспомогательной организации; 1960-е - основание, вводящее в заблуждение, потому что у эпохи было необычно высокое число традиционных организаций.

С момента публикации Bowling Alone, Патнэм прилагал усилия для возрождения американского социального капитала, в частности путём семинара Saguaro, ряда встреч между учеными, лидерами гражданского общества, комментаторами и политиками для обсуждения стратегии воссоединения американцев с их сообществами. Все это привело к изданию книги и веб-сайта, [www.bettertogether.org/ Better Together], который представляет конкретные примеры ярких и новых форм построения социального капитала в Соединенных Штатах.

Достижения

Роберт Патнэм был избран в Американскую академию искусств и наук (1980), Совет по международным отношениям (1981), Национальную академию наук (2001), Американское философское общество (2005). Он был президентом Американской ассоциации политических наук (2001-2002). Он был удостоен почетных степеней Стокгольмского университета, Университета штата Огайо, Университета Антверпена, Эдинбургского университета. Он является получателем медали Уилбера Креста Высшей школы искусств и наук Йельского университета за выдающиеся достижения (2003). В 2006 году Роберт Патнэм получил премию Юхана Шютте за наиболее ценный вклад в политическую науку.

Визит в Россию

29 мая 2007 года в Европейском университете в Санкт-Петербурге прошел семинар профессора Роберта Патнэма на тему «Республика и социальный капитал». В двух лекциях Патнэм проанализировал дебаты по поводу его феноменально популярной книги о практиках средневековых итальянских республик и их значении для реформы местного самоуправления сегодня («Making Democracy Work», 1993; русский перевод – «Чтобы демократия работала», 1997), и представил результаты нового исследования по влиянию роста этнической и конфессиональной разнородности американских городов на уровень гражданской активности в США.

Опубликованные работы

  • Верования политиков: идеология, конфликты и демократия в Великобритании и Италии (1973)
  • Сравнительное исследование политических элит (1976)
  • Бюрократы и политики в странах западной демократии (с Joel D. Aberbach и Bert А. Rockman, 1981)
  • Поддерживая друг друга: сотрудничество и конфликт на саммитах семерки (с Nicholas Bayne, 1984, пересмотренная 1987)
  • Чтобы демократия работала: Гражданский традиции в современной Италии (с Robert Leonardi и Raffaella Nannetti, 1993)
  • Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community(2000)
  • Демократия в движении: эволюция социального капитала в современном обществе "(под редакцией Роберта Д. Патнэма), Oxford University Press, (2002)
  • Лучше вместе: восстановление американского общества (Льюис М. Фельдштейн, 2003)

Премия

Напишите отзыв о статье "Патнэм, Роберт"

Ссылки

  • [www.eu.spb.ru/index.php?option=com_content&task=blogsection&id=31&Itemid=241/ Сайт Европейского университета в Санкт-Петербурге]
  • [www.osu.edu/ Официальный сайт университета штата Огайо]
  • [www.yale.edu/ Официальный сайт Йельского университета]
  • [www.hks.harvard.edu/about/faculty-staff-directory/robert-putnam/Harvard Kennedy School homepage]
  • [www.hks.harvard.edu/saguaro/putnam.html/Bio page at the Saguaro Seminar]
  • [www.bowlingalone.com/ Официальный сайт, посвященный книге Вowling Аlone]

Отрывок, характеризующий Патнэм, Роберт

Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.