Уайтхед, Роберт
| Роберт Уайтхед | |
| Robert Whitehead | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Шривенхем, графство Беркшир, Великобритания |
| Отец: |
Джеймс Уайтхед |
| Мать: |
Эллен Свифт |
| Супруга: |
Фрэнсис Мэри Джонсон |
| Дети: |
Джон Уайтхед, Элис Уайтхед |
Роберт Уайтхед (3 января 1823, Болтон — 14 ноября 1905, Шривенхем) — английский инженер, считающийся изобретателем торпеды[1].
Биография
Роберт Уайтхед родился в Великобритании в городе Болтоне в семье владельца текстильной фабрики Джеймса Уайтхеда. В период с 1829 по 1837 года Роберт получил образование в местной грамматической школе. Роберт ещё в детстве проявил интерес к новым паровым двигателям и локомотивам, и в возрасте 16 лет был отдан в учение к инженерам Ричарду Ормероду и сыну, проживавшим в Манчестере. В 1846 году он женился на Фрэнсис Мэри Джонсон, и в этом же году переехал во Францию, в Марсель, где работал в качестве морского конструктора. С 1856 года он стал работать главным инженером австрийской компании Stabilimeno Technico Fiumano в Фиуме, занимающейся проектированием и постройкой военных кораблей для австрийского (с 1867 года — австро-венгерского) флота[2]. В 1858 году Роберт Уайтхед становится владельцем собственного небольшого механического завода, размещённого там же в Фиуме[3].
Изобретение торпеды
Событием, изменившим жизнь Роберта Уайтхеда, стало последовавшее в 1864 году приглашение его присоединиться к работе по усовершенствованию аппарата для береговой обороны, известного в англоязычном переводе, как «coastsaver» («защитник берега»), изобретенного отставным фрегаттен-капитаном (капитаном 2-го ранга) Императорского Военного Флота Австрийской Империи Джованни Лапписом (более известном в России под немецкоязычной версией своих имени и фамилии - Йоганн Луппис). Устройство представляло собой погружаемый в воду длинный сигарообразный аппарат, заполненный взрывчатым веществом и перемещаемый с помощью увеличенного в размерах часового механизма[4][5]. Идея создания подобного аппарата потерпела крах, но она вдохновила Уайтхеда на поиск других решений по созданию нового оружия.
При помощи своего двенадцатилетнего сына Джона, Уайтхед в течение последующих двух лет неутомимо занимался созданием и испытанием нового подводного оружия. Результатом двухлетних работ стала представленная в октябре 1866 году в Фиуме вторая в мире (после впервые испытанной в 1865 году самодвижущейся мины И. Ф. Александровского - См. Торпеда Александровского) самодвижущаяся мина (торпеда) с пневматическим приводом. Испытания оказались неудачными ввиду неустойчивости хода торпеды по курсу и глубине[6], но в 1868 году Уайтхед представил новый образец торпеды - с соосными гребными винтами и гидростатом - принятый, после некоторой доработки, на вооружение Австро-Венгерским флотом в 1871 году[7]. Торпеда впоследствии постоянно совершенствовалась Уайтхедом и ещё при его жизни компанией Уайтхеда было создано значительное число вариантов торпед. С 1866 по 1905 года максимальная скорость хода торпед Уайтхеда увеличилась с 6,5 до 32 узлов, а максимальная дальность пуска увеличилась с 200 до 2200 ярдов (со 180-ти до 2000 метров)[8][9][10][11].
В 1868 году, после успешной демонстрации возможностей торпеды, австро-венгерскеий флот решил разместить заказ на её производство. Роберт Уайтхед при заключении контракта сохранил за собой право продажи торпед другим странам и посвятил всю свою дальнейшую жизнь развитию торпедного оружия. К 1869 году сведения о деятельности Уайтхеда в Фиуме дошли до руководства Королевского Флота Великобритании. За этим последовало приглашение Роберта назад в Великобританию, где он провёл демонстрации своих 14-ти (355,6-мм) и 16-ти дюймовых (406,4-мм) торпед. За демонстрациями последовала покупка права на использование этих торпед британским флотом, а с 1872 года покупка права и на их производство в Вулвичском арсенале (Royal Arsenal).
В течение нескольких последующих лет на фабрику Уайтхеда последовали заказы на приобретение торпед со стороны Франции (1872 год), Германии (1873 год), Италии (1873 год), России (1874 год),[12] Аргентины, Бельгии, Греции, Дании, Испании, Норвегии, Португалии, Турции, Чили, Швеции и Японии. Россия стала шестым государством мира, принявшим (в 1874 году) на вооружение своего военно-морского флота торпеду.
Напишите отзыв о статье "Уайтхед, Роберт"
Примечания
- ↑ На самом деле торпеду (правда неудачную) изобрел Джованни Лаппис, а в 1865 году русский изобретатель И. Ф. Александровский уже имел ограниченно пригодный для практического использования опытный образец торпеды. Но Уайтхед был действительно первым, кто довел свой образец до принятия на вооружение.
- ↑ [www.users.globalnet.co.uk/~wykedh/rwbook/rwindexpage.htm New Page 1] (недоступная ссылка — история)
- ↑ [flot.parus.ru/arms0003.htm Торпеды Российского флота] (недоступная ссылка — история)
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. (составители). Торпедой - пли!: История малых торпедных кораблей / Тарас А. Е. - Минск : Харвест, 1999. - С. 49. - ISBN 985-433-419-8.
- ↑ Имеющее хождение мнение, что «аппарат Лапписа» перемещался вдоль берега с помощью верёвок не соответствует действительности.
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. (составители). Торпедой - пли!: История малых торпедных кораблей / Тарас А. Е. - Минск : Харвест, 1999. - С. 50. - ISBN 985-433-419-8.
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. (составители). Торпедой - пли!: История малых торпедных кораблей / Тарас А. Е. - Минск : Харвест, 1999. - С. 50-51,55. - ISBN 985-433-419-8.
- ↑ www.users.globalnet.co.uk/~wykedh/rwbook/rwindexpage.htm>
- ↑ [archive.is/DIiw A History of the Torpedo The Early Days By Geoff Kirby]
- ↑ Silverstone P. H. The New Navy (1883—1922). — NY.; L., 2006. - ISBN 978-0-415-97871-2.
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. (составители). Торпедой - пли!: История малых торпедных кораблей / Тарас А. Е. - Минск : Харвест, 1999. - С. 64. - ISBN 985-433-419-8.
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. (составители). Торпедой - пли!: История малых торпедных кораблей / Тарас А. Е. - Минск : Харвест, 1999. - С. 53,55. - ISBN 985-433-419-8.
Литература
- Gray, Edwin. The Devil’s Device: Robert Whitehead and the History of the Torpedo, Annapolis: Naval Institute Press, 1991 310pp, ISBN 0-87021-245-1 (нем.)
- Sternberg, Cecilia. «Es stand ein Schloß in Böhmen (Wanderjahre einer Europäerin», Hamburg, 1980, ISBN 3-404-10164-2 (нем.)
Ссылки
- [flot.parus.ru/arms0003.htm Торпеды Российского флота] (недоступная ссылка — история)
- [www.users.globalnet.co.uk/~wykedh/rwbook/rwindexpage.htm Биография и изобретения] Роберта Уайтхеда. (англ.) (недоступная ссылка — история)
- [www.weymouthdiving.co.uk/torphist.htm#WHITEHEAD Развитие торпед Уайтхеда] (англ.) (недоступная ссылка — история)
Отрывок, характеризующий Уайтхед, Роберт
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
