Роберт Фиц-Хэмон

Роберт Фиц-Хэмон (англ. Robert Fitzhamon; ум. 1107) — нормандский рыцарь, один из первых англонормандских баронов, начавших завоевание Южного Уэльса, покоритель Гламоргана и основатель Кардиффа.

Биография

Происхождение

Происхождение Роберта Фиц-Хэмона до конца не установлено. Существуют сведения, что он был двоюродным или троюродным братом Вильгельма Завоевателя, однако в отношение его отца мнения специалистов по генеалогии расходятся: по одной версии, Роберт был сыном Хэмона (Хамона), графа Корбейля, потомка (вероятно, внука) Ричарда I, герцога Нормандии, по другой — отцом Роберта был Хамон Зубатый, нормандский барон из Бессена, один из лидеров восстания 1047 г. против тогда ещё юного Вильгельма Завоевателя, погибший в битве в долине Дюн. Последняя версия выглядит более предпочтительной, поскольку известно что владения Роберта Фиц-Хэмона в Нормандии — сеньории Крельи, Ториньи, Таон и Эвреси — располагались именно в Бессене, на территории современных департаментов Кальвадос и Манш. Возможно также, что Роберт был не сыном, а внуком Хамона Зубатого, в пользу чего свидетельствуют прямое указание на это у Вильяма Мальмсберийского и тот факт, что до конца 1080-х годов о нём практически нет никаких сведений. Матерью Роберта, согласно средневековым источникам, была Хависа (или Элизабет) д’Авой, вдова Гуго II, сына и наследника французского короля Роберта II Благочестивого.

Лорд Глостера

До 1088 года о Роберте Фиц-Хэмоне нет никаких сведений. Он не участвовал в битве при Гастингсе, его земельные владения не упомянуты в Книге страшного суда 1086 года. Однако благодаря тому, что Роберт во время восстания английских баронов 1088 года против Вильгельма II Руфуса поддержал короля, ему были пожалованы обширные земли в Глостершире, включая собственно владение Глостер и феодальные права в отношении городов Глостер и Бристоль, а также земли в некоторых других графствах Англии. Возможно, некоторые из этих земель ранее принадлежали умершей королеве Матильде Фландрской, супруге Вильгельма Завоевателя. Передача Роберту земель в Глостершире вероятно была нацелена на укрепление сил сторонников короля в приграничных графствах, где доминировали бароны, поддерживавшие или напрямую участвовавшие в восстании 1088 года, и обеспечить контроль над дорогой на Лондон на случай будущих волнений.

Вскоре после своего появления в качестве крупного землевладельца на валлийской границе Роберт Фиц-Хэмон укрепил свои позиции женитьбой на Сибилле, дочери Роджера Монтгомери, графа Шрусбери, который управлял Шропширской маркой и контролировал подступы к Среднему Уэльсу. В южной части границы с Уэльсом после ликвидации графства Роджера Фиц-Вильяма в 1075 году не существовало единого управления, аналогичного Шропширской и Честерской маркам, и Роберт Фиц-Хэмон в качестве лорда Глостера являлся одним из нескольких наиболее влиятельных баронов региона.

Завоевание Гламоргана

В 1091 году в юго-западном Уэльсе, входившим в состав валлийского королевства Дехейбарт, вспыхнуло восстание против короля Дехейбарта Рис ап Теудур. Во главе мятежа находился претендент на престол Грифид ап Маредид, а также Энеон и его родственник Маредид ап Кидифор. Однако в битве при Сент-Догмайлс мятежники были разбиты, а Грифид ап Маредид убит. Энеон бежал в Морганнуг, королевство занивашее территорию исторической области Гламорган в Южном Уэльсе, где нашёл убежище при дворе короля Морганнуга Иестина ап Гурганта. Последний открыл военные действия против Риса ап Теудура, а для поддержки своих операций против Дехейбарта обратился за помощью к Роберту Фиц-Хэмону, лорду Глостера. В 1093 году (по другим сведениям — в 1091 году) небольшой отряд нормандских рыцарей под командованием Роберта Фиц-Хэмона высадился в Гламоргане. Объединённая армия Иестина и Роберта атаковала и разорила Дивед. Решающая битва произошла у границы с Брихейниогом: в сражении при Брин-и-Бедау войска Дехейбарта были разгромлены, а сам Рис ап Теудур и двое его сыновей погибли. Однако вскоре после победы между Иестином и Робертом Фиц-Хэмон вспыхнул конфликт. Нормандцы начали грабить земли и города Гламоргана. В битве при Минед-Бихан, недалеко от современного Кардиффа, отряд Иестина был разбит, последний король Морганнуга пал на поле боя. Гламорган, по крайней мере его равнинная часть, оказался во власти Роберта Фиц-Хэмона.

Завоёванную территорию Роберт организовал по подобию английских графств. Не пытаясь завоевать горные части Гламоргана, он основал несколько крепостей на границе Гламорганской долины, важнейшей из которой стал Кардифф, будущая столица Уэльса. Валлийцы были почти полностью вытеснены из долины, на их место пришли скандинавские и английские колонисты, земля была разделена на участки, которые распределили между рыцарями, сопровождавшими Роберта в завоевании. Был также создан небольшой флот, охранявший побережье Гламоргана от возможных рейдов кельтских и скандинавских пиратов, и обеспечивающий связь региона с владениями Роберта в Глостершире, на другом берегу Северна. Местное население осталось преобладающим лишь в горных областях, там сохранилось валлийское право и традиции, а также власть местных вождей кланов, признающих верховную власть Роберта Фиц-Хэмона.

В 1094 году Уэльс охватило массовое восстание валлийцев против англонормандской власти. Недавно выстроенные замки были разрушены, нормандцы изгнаны с захваченных территорий. Лишь Гламорганская долина, Пембрукшир и Брекнокшир остались под властью нормандских баронов. Владение Роберта Фиц-Хэмона оказалось окружённым территориями враждебных валлийских князей, однако устояло перед напором восстания. Только в начале XII века началось постепенное отвоевание земель Южного Уэльса.

Последние годы жизни

Существует версия, что в 1097—1100 годах Роберт Фиц-Хэмон участвовал в крестовом походе в Палестину в составе отряда нормандского герцога Роберта Куртгёза. Однако источники того времени не упоминают Роберта среди английских крестоносцев, а его отъезд из страны в условиях обострения ситуации в Южном Уэльсе представляется сомнительным. Известно также, что на момент смерти Вильгельма II в 1100 году Роберт находился в Англии и принимал участие в последней охоте короля, в то время, как Куртгёз вернулся в Нормандию из крестового похода значительно позже. В последовавшем после коронации Генриха I восстании английских баронов в 1101 году Роберт Фиц-Хэмон встал на сторону короля против мятежников и Роберта Куртгёза. Это позволило ему сохранить и укрепить свои позиции в Глостершире и Южном Уэльсе.

В 1105 году Роберт Фиц-Хэмон во главе отряда, набранного в его нормандских владениях, принял участие в операциях Генриха I в Нормандии. Войска Роберта атаковали Байё, в котором укрепились сторонники Куртгёза, однако потерпели неудачу, а сам Роберт был пленён. В ответ Байё был атакован королевской армией Генриха I. Последний добился освобождения Роберта, а после взятия города приказал его разграбить. Позднее Роберт Фиц-Хэмон сопровождал короля в его нападении на Кан и Фалез. При осаде Фалеза его тяжело ранили. Роберт был вынужден вернуться в Англию, где и скончался в марте 1107 года. Тело Роберта Фиц-Хэмона было захоронено в Тьюксберийском аббатстве, которое он восстановил в 1092 году и активно поддерживал на протяжении последних лет жизни.

Брак и дети

Роберт Фиц-Хэмон был женат на Сибилле Монтгомери, младшей дочери Роджера де Монтгомери, 1-го графа Шрусбери. Роберт и Сибилла имели нескольких дочерей, старшая из которых, Мабель в 1114 году (по другим сведениям, в 1119 году) вышла замуж за Роберта (ум. в 1147 году), побочного сына короля Генриха I. После смерти Роберта Фиц-Хэмона его владения в Глостершире и Гламоргане некоторое время находились под опекой и управлением английского короля, а затем были переданы Роберту Глостерскому, супругу Мабель, который также получил титул 1-го графа Глостера.

О судьбе остальных дочерей Роберта Фиц-Хэмона известно мало. Одна из них (Изабелла или Хависа) вышла замуж за некого графа из Бретани, двое других вместе со своей матерью, видимо, ушли в монастырь. Правнучка Роберта Изабелла Глостерская в 1189 году стала женой английского короля Иоанна Безземельного.

Литература

• Вильям Мальмсберийский. История английских королей.
• [vlib.iue.it/carrie/texts/carrie_books/nelson/index.html Nelson, L. H. The Normans in South Wales, 1070—1171. — Austin, 1966]
• [www.castlewales.com/cardiff.html История Кардиффского замка]
• [www.castlewales.com/glam_rum.html Lightfoot, K. W. B. The Norman Invasion of South Wales and Rumney Castle]

Отрывок, характеризующий Роберт Фиц-Хэмон

– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.