Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
2-й граф Лестер Роберт де Бомон
англ. Robert de Beaumont
граф Лестер
 
Род: де Бомон

Роберт де Бомон (англ. Robert de Beaumont; 11045 апреля 1168) — англонормандский аристократ из рода де Бомон, 2-й граф Лестер, участник гражданской войны в Англии 1135—1154 гг. на стороне короля Стефана Блуаского и юстициарий Англии в 11551168 гг. В средневековых источниках он известен как Роберт Ле-Боссю, что означает «Роберт Горбун».





Биография

Юность и образование

Роберт де Бомон был сыном Роберта де Бомона, графа де Мёлан и 1-го графа Лестер, крупного государственного деятеля и близкого соратника английского короля Генриха I, и Элизабет де Вермандуа, внучки французского короля Генриха I. У Роберта был брат-близнец Галеран. Вскоре после смерти своего отца в 1118 г. Роберт и Галеран были приняты под покровительство короля Англии. Обширные владения по обе стороны Ла-Манша, оставшиеся после смерти графа де Мёлана, до достижения братьями совершеннолетия находились под опекой группы англонормандских аристократов во главе с Вильгельмом де Варенном, графом Сурреем, вторым супругом Элизабет де Вермандуа.

Юные братья Роберт и Галеран получили отличное для того времени образование. Возможно, они обучались в школе Абингдонского аббатства, однако окончательно это не установлено. Известно, что уже в 1119 г. они сопровождали короля Генриха I в Нормандию на встречу с папой Каликстом II, где по просьбе короля провели философский диспут с кардиналами. Особой учёностью отличался Роберт, который, по всей видимости, был одним из наиболее образованных аристократов Англии. До настоящего времени дошёл трактат по астрономии, который содержит посвящение «графу Роберту Лестеру, человеку дела и глубоких знаний, наиболее искусному в вопросах права»[1].

Граф Лестер и сеньор де Бретёй

В 1120 году братья Бомон были объявлены совершеннолетними и вступили во владение землями своего отца. Галеран получил титул графа де Мёлан и владения Бомонов в Нормандии и Иль-де-Франсе, Роберту достались английские земли и титул графа Лестера. Согласно Книге Страшного суда в Англии отцу Роберта принадлежало более 91 манора, что делало его одним из богатейших людей страны. Более того, в 1121 году Генрих I, симпатизировавший молодому Роберту, передал ему обширные владения в Верхней Нормандии с центрами в Бретёе и Паси-сюр-Эр, конфискованные за два года до этого у бретонского дома де Бретёй, к которому принадлежала жена Роберта де Бомона. В 1120-е годы Роберт был занят наведением порядка в своих новых нормандских владениях: бароны Бретёя не сразу приняли нового сюзерена и неоднократно выступали против Роберта и короля Генриха I. Во время восстания в Нормандии 11231124 годы, поддержанного Галераном де Бомоном, Роберт остался верен королю и часто бывал при дворе Генриха I.

В то же время Роберт де Бомон активно занимался округлением своих английских владений. Он силой захватил некоторые земли епископа Линкольна и графа Честера в Лестершире, объединив под своей властью компактный блок земель от Лухборо до Мельтон-Моубрей и Маркет-Харборо. О величине владений графа Лестера и развитости системы их управления свидетельствует тот факт, что Роберт имел собственную палату шахматной доски, организованную по образцу королевской, которая занималась контролем за доходами с земель графа и урегулированием споров между вассалами и прочими держателями графской земли. В своих владениях Роберт де Бомон активно покровительствовал церкви. Он основал несколько монастырей, из которых самым крупным и влиятельным стал монастырь Св. Марии де Пре в Лестере, а также цистерцианское аббатство Гарендон.

После смерти короля Генриха I в 1135 году Роберт и Галеран де Бомоны поддержали кандидатуру Стефана Блуаского на английский престол и на Большом королевском совете на Пасху 1136 года принесли ему присягу верности. Затем Роберт вновь вернулся в Нормандию, где в течение двух последующих лет защищал свои владения от посягательств со стороны прочих нормандских феодалов и отражал попытки сторонников императрицы Матильды укрепиться в герцогстве. В процессе военных действий ему удалось захватить и присоединить к своему домену замок Понт-Сен-Пьер. В конце 1137 года Роберт вернулся в Англию, ко двору короля Стефана. Вместе со своим братом они входили в круг ближайших соратников короля и стали инициаторами смещения и ареста Роджера Сольсберийского, юстициара Англии, что имело катастрофические последствия для Стефана, поскольку лишило его поддержки английского духовенства.

Участие в гражданской войне в Англии

В начавшейся в 1139 г. в Англии гражданской войне между сторонниками Стефана и императрицы Матильды Роберт поддержал короля. Владения графа Лестера в Дорсете и принадлежащий ему порт Уарем уже в 1139 г. были захвачены Робертом Глостерским, лидером партии Матильды. В то же время Стефан передал Роберту де Бомону город и замок Херефорд, контролируемые графом Глостером. В 1140 г. Роберт вновь отправился в Нормандию и некоторое время достаточно успешно защищал герцогство от войск императрицы Матильды и анжуйцев. Однако постепенно преимущество перешло на сторону последних. В 1142 г. анжуйцы захватили Фалез и проникли в Вексен, в начале 1144 г. пал Руан. Нормандские владения Роберта были конфискованы Жоффруа Плантагенетом, граф был вынужден отказаться от сопротивления и вернуться в Англию.

В последнем этапе гражданской войны в Англии Роберт де Бомон активного участия не принимал. Хотя он по-прежнему считался сторонником короля Стефана, они уже не были близки и Роберт редко появлялся при дворе. Граф Лестер сосредоточился на управлении собственными среднеанглийскими владениями и их защите от грабежей военных отрядов противоборствующих сторон. Наибольшую проблему представлял Ранульф де Жернон, граф Честер, который претендовал на доминирование в Средней Англии и стремился расширить свои владения в Лестершире и Линкольншире. Противостояние Роберта де Бомона и Ранульфа де Жернона продолжалось с переменным успехом до 1147 г. Роберту удалось закрепить за собой северный Лестершир и стратегически важный замок Маунтсоррель в Чешире. Граф Лестер стал одним из инициаторов создания системы частных договоров между среднеанглийскими феодалами о поддержании совместными силами мира в регионе. Этому способствовал отъезд императрицы Матильды в Нормандию и ослабление её партии в Англии. Договоры о мире, заключаемые между собой графами и баронами Средней Англии, являются яркими свидетельствами полного упадка королевской власти в регионе и стремления местных феодалов собственными силами обеспечить порядок и спокойствие в своих владениях. Особенно показателен в этом смысле договор между графами Лестера и Честера, заключённый между 1149 и 1153 г. Обширный документ содержит подробное описание принципов, которые будут определять отношения между этими двумя крупнейшими феодалами Средней Англии: каждый брал на себя обязательство не начинать войны без предварительного уведомления другой стороны за 15 дней, на пограничной территории запрещалось возведение замков и укреплений, а в случае нападения короля на одну из сторон договора, другая имела право оказать королю помощь не более, чем двадцатью рыцарями. Гарантами соблюдения условий договора выступали епископы Лестера и Честера.[2]

К 1149 г. в Средней Англии удалось восстановить относительный порядок. В то же время Роберт взял на себя опеку над владениями своего брата в Вустершире и в 1151 г. воспрепятствовал королю Стефану захватить Вустер. Охлаждение отношений графа Лестера с королём привело его в лагерь императрицы Матильды. По всей видимости, с весны 1153 г. Роберт вёл переговоры с сыном Матильды Генрихом Плантагенетом, графом Анжуйским и герцогом Нормандии. В мае 1153 г. Генрих вернул Роберту его владения в Нормандии. В июне Генрих был принят в замке Лестер, а в последующей кампании против Стефана Роберт выступал уже на стороне Плантагенета. После заключения в ноябре 1153 г. Уоллингфордского мира между королём Стефаном и Генрихом Плантагенетом, Роберт де Бомон отправился в Нормандию, где вступил во владение возвращёнными ему землями и замками. Одним из условий соглашения Роберта с Генрихом стало признание за графом Лестером и его потомками почётной наследственной должности лорд-распорядителя (сенешаля) Англии и Нормандии.

Главный юстициар Англии

После смерти Стефана Блуасского в 1154 г. на английский престол вступил Генрих Плантагенет. Вскоре после коронации Генрих назначил Роберта де Бомона на пост главного юстициара Англии — второй, после короля, пост в судебно-административной системе страны. В компетенцию юстициара входил надзор и контроль за соблюдением законности в судах и местных органах управления и осуществление правосудия по важнейшим государственным делам, а также замещение короля в Англии во время его поездок на континент. Роберт де Бомон занимал этот пост непрерывно в течение почти четырнадцати лет до своей смерти и завоевал значительный авторитет. В процессе осуществления функций юстициара граф Лестер внёс значительный вклад в разработку Кларендонских конституций и в формирование разветвлённого административного аппарата Анжуйской монархии.

Роберт де Бомон скончался 5 апреля 1168 г., вероятно в замке Бракли, в Ноттингемшире. Перед своей смертью он принял монашеский сан и был погребён к северу от главного алтаря основанного им Лестерского аббатства.

Брак и дети

Роберт де Бомон был женат (после 1120) на Амиции де Монфор (ум. ок. 1168), дочери Рауля II, сеньора де Монфор и де Бретёй, младшего сына Ральфа II, графа Восточной Англии. Их дети:

Напишите отзыв о статье "Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер"

Примечания

  1. British Library ms Royal E xxv
  2. Текст договора приведён в книге Stenton, F. English Feudalism. — Oxford, 1932.

Ссылки

  • [www.stirnet.com/HTML/genie/british/bb4ae/beaumont01.htm Генеалогия дома де Бомон]  (англ.)
  • [www.beaumontfamily.com/bf_downloadBIH.htm Бомоны в истории Англии]  (англ.)

Литература

  • Crouch, D. The Beaumont Twins: the Roots and Branches of Power in the Twelfth Century. — Cambridge, 1986.
  • Crouch, D. The Reign of King Stephen, 1135—1154 — London, 2000.
  • Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956 ISBN 0-19-285287-6
 Предшественник 
Роберт де Бомон
 граф Лестер 
11181168
Преемник
Роберт де Бомон

Отрывок, характеризующий Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер

– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?