Роберт де Куртене

Роберт де Куртене Robert de Courtenay<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет из сборника биографий Promptuarii Iconum Insigniorum (1553 год)</td></tr>
Император Латинской Империи
1219 — 1228
Предшественник:	Иоланда де Эно
Преемник:	Балдуин II де Куртене
Рождение:	1201(1201)
Смерть:	1228(1228) Константинополь
Род:	Дом Куртене
Отец:	Пьер II де Куртене
Мать:	Иоланда де Эно

Роберт де Куртене (фр. Robert de Courtenay; 1201 — 1228) — граф, император Латинской империи с 1221 года. Сын императора Латинской империи, Пьера II де Куртене и императрицы Иоланты де Куртене. С 1228 года был женат на дочери Балдуина де Невилля.

Биография

После смерти в 1219 году его матери-императрицы его старший брат маркграф Намюра Филипп отказался занять трон, и Роберт унаследовал престол Константинополя.

Пока два года наследник добирался до своих владений из Франции, империей управлял рыцарь Конон де Безан, известный также как трувер. Роберт был коронован только 25 марта 1221 года. Латинская империя в то время находилась в весьма сложном положении, теснимая Эпирским деспотством и Никейской империей, и молодой император просил помощи у папы Гонория III и французского короля Филиппа II, однако значительной поддержки не получил.

Вынужденный пойти на соглашение с никейским императором Иоанном III Дукой Ватацем, Роберт признал все его завоевания и обещал жениться на Евдокии, дочери покойного никейского императора Феодора I Ласкариса (1204—1222), с которой он прежде обручился. После он отменил своё обещание ради женитьбы (1228) на дочери артезианского рыцаря Балдуина де Невилля, погибшего в битве при Адрианополе. Вассалы императора, раздражённые расстройством политического брака, а также подстрекаемые бывшим женихом новой императрицы, убили её мать, изуродовали саму девушку, отрезав ей нос, и покушались на жизнь императора. Спасаясь от подданных, Роберт покинул Константинополь и умер в 1228 году в Морее.

Ссылки

•  (англ.) Foundation for Mediéval Genealogy : [fmg.ac/Projects/MedLands/LATIN%20EMPERORS.htm#_Toc114198684 Empereur latins de la maison de Courtenay]

Отрывок, характеризующий Роберт де Куртене

Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.