Холл, Роб

Роберт Эдвин Холл
Robert Edwin Hall
Имя при рождении:	Роберт
Род деятельности:	альпинист
Дата рождения:	14 января 1961(1961-01-14)
Место рождения:	Крайстчерч, Новая Зеландия
Гражданство:	Новая Зеландия Новая Зеландия
Дата смерти:	11 мая 1996(1996-05-11) (35 лет)
Место смерти:	Эверест, Непал
Супруга:	Джен Арнольд (англ. Jan Arnold)
Дети:	дочь Сара Арнольд-Холл (англ. Sarah Arnold-Hall)

Роберт Эдвин (Роб) Холл (англ. Robert Edwin "Rob" Hall; 14 января 1961 — 11 мая 1996) — новозеландский альпинист, гид, совладелец компании Adventure Consultants, наиболее известный в связи с трагической гибелью его самого и нескольких членов его команды на Эвересте в 1996 году.

Детство и молодость

Родился в новозеландском городе Крайстчерч в католической семье среднего достатка. Младший из девяти детей. Поскольку семья жила близко к горам, Роб рано ощутил интерес к скалолазанию. В возрасте 14 лет, оставив учёбу в школе, он предложил фирме Alp Sports разработанную им самим линию одежды, палаток и рюкзаков для альпинистов. Фирма наняла его в качестве дизайнера, и к 17 годам он уже возглавлял швейный цех. Затем Холл перешёл на работу в компанию Macpac Wilderness Ltd. (основной новозеландский производитель туристского и спортивного снаряжения), а к 21 году основал в г. Крайстчерч собственную фирму Outside, что позволило ему посвящать больше времени альпинизму.

Карьера альпиниста

В 1980 году, в возрасте 19 лет, Роб покорил свою первую гималайскую вершину, Ама-Даблам (6856 м) в регионе Кхумбу (второе восхождение в истории по Северному ребру). В 1981 году он (также вторым в истории) покорил другой гималайский пик, Нумбур (6954 м), после чего в связке со Стивом Лэсшером (англ. Steve Lassher) совершил у себя на родине первое зимнее восхождение на гору Кука (3754 м) по стене Каролины, поставив при этом рекорд скорости (8,5 часов). В течение следующих трёх лет Холл сочетал свою основную работу с деятельностью в качестве гида и спасателя в рамках Новозеландской программы антарктических исследований, совершив несколько первых восхождений на удалённые и труднодоступные вершины. В 1987 году вместе со старшим напарником Гэри Боллом (англ. Gary Ball) он вновь отправился в Гималаи, где совершил несколько попыток покорить Аннапурну и Эверест.

В 1990 году Холл поднялся на вершину Эвереста в качестве руководителя экспедиции, в составе которой был сын Эдмунда Хиллари Питер, проведший с вершины сеанс радиосвязи с Новой Зеландией. Воспользовавшись достигнутым успехом, Болл и Холл нашли спонсоров и покорили семь высочайших вершин семи континентов за семь месяцев. За это достижение Холл был награждён медалью, а их с Боллом имена приобрели национальную известность.

Карьера коммерческого гида

На прибыль, полученную в результате мирового турне 1990 года, в начале 1991 года Болл и Холл основали собственную фирму Hall and Ball Adventure Consultants, которая предоставляла услуги горных гидов по всему миру. Первая же организованная фирмой экспедиция на Эверест увенчалась блестящим успехом: на вершину взошли трое гидов (Болл, Холл и новозеландский военный инструктор по альпинизму Гай Коттер (англ. Guy Cotter)), шесть клиентов и четверо шерпов. В том же году фирма организовала восхождения на г. Аконкагуа и на массив Винсон. В 1993 году фирма организовала новую успешную экспедицию на Эверест: семь человек, в том числе сам Холл и его супруга Джен Арнольд, побывали на вершине.

В том же 1993 году во время некоммерческого восхождения на Дхаулагири (8167 м) от отёка лёгких скончался Гэри Болл. Это нанесло серьёзный удар по процветающему бизнесу, фирма была переименована в Adventure Consultants, и Роб Холл продолжил организовывать ежегодные коммерческие экспедиции на массив Винсон.

В 1994 году Роб Холл в партнёрстве с американским Эдом Вистурсом (англ. Ed Viesturs) организовал экспедицию на Эверест. На вершину взошли шесть клиентов, в том числе норвежец Эрлинг Кагге (норв. Erling Kagge), первый человек в мире достигший вершины Эвереста и обоих полюсов пешком, а сам Холл стал первым в истории человеком с Запада, взошедшим на вершину Эвереста четырежды. Через несколько дней после возвращения в базовый лагерь Холл и Вистурс совершили восхождение на вершину Лхоцзе (8516 м). В том же году Холл совершил успешное восхождение на Чогори, а также организовал успешные коммерческие экспедиции на Чо-Ойю и Пунчак-Джая, после чего экспедиции по последним двум маршрутам стали ежегодными. За достижения в альпинизме Холл был удостоен кавалерской степени Ордена Британской империи.

В 1995 году Холл в партнёрстве с Вистурсом и Коттером организовал экспедицию на Эверест, однако из-за глубокого снега и задержек, вызванных медлительностью других команд, прекратили подъём на Южной вершине. Шерпа Лобсанг Янгбу продолжил подъём и взошёл на вершину в одиночку. Во время спуска Холл и Коттер спасли французскую альпинистку Шанталь Модюи (фр. Chantal Mauduit), пытавшуюся взойти на вершину без кислорода, но потерявшую сознание на Южной вершине. В том же году Холл вместе с Вистурсом и финном Вейккой Густафссоном совершил восхождение на Макалу (8463 м).

Трагедия 1996 года

Подробно об этом событии читайте в статье «Трагедия на Джомолунгме в мае 1996 года»

В 1996 году Холл организовал очередную коммерческую экспедицию на Эверест. Поскольку Вистурс и Коттер уже имели другие обязательства, он нанял в качестве гидов двух профессиональных альпинистов: новозеландца Энди Харриса (англ. Andy Harris) и австралийца Майка Грума (англ. Mike Groom). В состав экспедиции также вошёл (на правах клиента) журналист и опытный альпинист Джон Кракауэр (англ. Jon Krakauer), выполнявший функции специального репортёра журнала Outside.

10 мая шестеро клиентов и трое гидов взошли на вершину, но на обратном пути попали в снежный шторм, в результате чего японская альпинистка Ясуко Намба погибла, а американец Бек Уэзерс (англ. Beck Weathers) получил серьёзнейшие обморожения. Холл задержался на вершине, помогая ослабевшему клиенту американцу Дагу Хэнсену (англ. Doug Hansen), однако на спуске клиент полностью обессилел, и Холл остался вместе с ним на Ступени Хиллари в ожидании помощи, несмотря на настойчивые уговоры по радио спускаться к Южной седловине в одиночку. Гид Энди Харрис вновь отправился наверх с запасом кислорода и воды, чтобы помочь Холлу.

В 4:43 утра 11 мая Холл сообщил по радио, что он находится на Южной вершине, что ночью Хэнсен умер, и что Харрис, нашедший их, тоже куда-то пропал. У самого Холла отказал регулятор кислородного баллона, и он не мог пользоваться кислородной маской. В 9 часов утра Холл вновь вышел на связь и сообщил, что ему удалось починить регулятор, но он сильно обморозил руки, и ему трудно будет пользоваться веревками. Примерно в это же время два шерпа из состава команды Adventure Consultants — сирдар Анг Дорже и Лхакпа Тшеринг — предприняли отважную попытку выйти на помощь своему руководителю из IV штурмового лагеря на Южной седловине, но, поднявшись на 900 метров, были вынуждены остановиться под Южной вершиной, всего в 100 метрах от Холла. Днём 11 мая Холл попросил, чтобы его соединили по радио с его беременной женой в Новой Зеландии. Эта просьба была выполнена. После разговора с супругой Холл отключился и больше на связь не выходил. 23 мая его тело было обнаружено на Южной вершине Дэвидом Брешерсом (англ. David Breashears) из экспедиции IMAX — он лежал на боку, лицом к востоку, голова и плечи были засыпаны снегом, рука без рукавицы лежала сверху на бедре. Кошки были сняты, рядом были аккуратно разложены кислородные баллоны и воткнуты два ледоруба, его собственный и Энди Харриса.

Дочь Роба родилась спустя два месяца после трагедии, её назвали Сарой (Sarah).

По сведениям вдовы Холла, Джен Арнольд, к 2010 году его останки были сброшены ветром со стены Кангшунг и теперь лежат на 3800 м ниже. Весной 2010 года организаторы непальской экспедиции, имевшей своей задачей спуск со склонов горы тел погибших восходителей, обратились к Арнольд с предложением отыскать и спустить вниз останки её мужа. Арнольд ответила, что она была бы благодарна за возможность проститься с супругом, но считает эту задачу практически невыполнимой и сопряженной с чрезмерным риском для участников.

Оценка действий Холла во время экспедиции 1996 года

Большинство исследователей и очевидцев этой трагедии выражает недоумение, почему Роб Холл нарушил непререкаемое собственное правило и не повернул клиентов назад в 14 часов. Альпинист и очевидец событий 1996 года Грэм Рэтклифф (англ. Graham Ratcliffe) в своей книге A Day To Die For: 1996: Everest’s Worst Disaster — One Survivor’s Personal Journey to Uncover the Truth приводит доказательства того, что Холл знал о прогнозируемой на 10-11 мая снежной буре, но все же из каких-то соображений не отменил восхождение.

Должен признаться, что с чувством горечи во мне смешивался гнев в отношении Роба, который я носил в себе с самого базового лагеря. Я всем своим существом был убеждён, что ошибок 10 мая можно было избежать, что на катастрофу Роба и его команду, вероятно, обрекла самоуверенность. Роб громче всех остальных гидов говорил о собственном мастерстве и более, чем кто-либо, ощущал гору своей вотчиной. Подчас он поступал так, словно был совладельцем Эвереста, и это отношение меня раздражало. Эверест имеет много разных значений для многих разных людей, но не принадлежит никому. Его клиенты пришли совершить восхождение, а не брать на себя серьёзный риск. Предполагалось, что опыт Роба гарантирует их безопасность, и Роб их подвёл. В воздухе витало ужасное предчувствие беды. Мы видели, как пятьдесят пять человек соскользнули по закреплённым верёвкам в третий лагерь, прежде чем они вышли к вершине. В тот день я решил спустить членов своей экспедиции к подножью горы и дождаться, пока непогода и толпы людей рассосутся, чтобы потом попытаться взойти на вершину самим. И потому я злился на горечь и хаос, порождённые этими трагическими смертями. Не так всё должно оборачиваться для клиентов, платящих за восхождение на эту великую гору.

— Дэвид Брешерс

Роб Холл в кино

• В фильме «Смерть в горах: Смерть на Эвересте» (1997) роль Роба Холла сыграл Натаниэль Харпер
• В фильме «Эверест» роль Роб Холла исполнил актёр Джейсон Кларк.

Литература

• Colin Monteath. Hall & Ball: Kiwi Mountaineers: From Mount Cook to Everest. Cloudcap, 1997. ISBN 978-0-938567-42-4
• BBC News. [news.bbc.co.uk/2/hi/8637710.stm Retrieving Everest climber’s body 'too risky' — widow]
• David Breashears. [www.nytimes.com/books/first/b/breashers-high.html High Exposure]

Ссылки

• [www.independent.co.uk/news/obituaries/obituary-rob-hall-1348607.html Некролог]
• [www.everesthistory.com/climbers/robhall.htm Биография на сайте Everest History]
• [www.adventureconsultants.com/adventure/history/ История компании Adventure Consultants]
• [7summits.com/statistics/Hall Страница на сайте 7summits.com]

Отрывок, характеризующий Холл, Роб

Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.