Джавадов, Ровшан Бахтияр оглы

Ровшан Бахтияр оглы Джавадов
азерб. Rövşən Bəxtiyar oğlu Cavadov
Дата рождения	19 октября 1951(1951-10-19) (72 года)
Место рождения	Лачин, АзССР, СССР
Место смерти	Баку, Азербайджан
Принадлежность	СССР СССР Азербайджан Азербайджан
Годы службы	1973 — январь 1989 январь — ноябрь 1989 ноябрь 1989 — 1992 1992 — 1995
Звание	майор полковник
Командовал	Отряд полиции особого назначения (февраль 1992 — 17 марта 1995)
Сражения/войны	Гражданская война в Афганистане (1989—1992), Карабахская война, Мятеж азербайджанского ОПОН

Ровша́н Бахтия́р оглы́ Джава́дов, (азерб. Rövşən Bəxtiyar oğlu Cavadov, родился 19 октября 1951 года в городе Лачын, погиб 17 марта 1995 года в городе Баку) — азербайджанский военачальник, полковник, командир Отряда полиции особого назначения (1992—1994), заместитель министра внутренних дел Азербайджанской Республики (1994—1995).

Биография

Отец — Бахтияр Магеррам оглы Джавадов (1917—2003) окончил Шушинскую педагогическую школу и работал в своем родном селе Гочаз Лачинского района Азербайджанской ССР преподавателем математики в средней школе, секретарем комсомольской организации Лачинского района, после окончания заочного отделения юридического факультета Азербайджанского государственного университета и до выхода на пенсию (1944—1976) в органах прокуратуры Азербайджанской ССР. Мать — Джавадова (Алиева) Тамара Сейид Фаррух кызы из села Сейидляр Лачинского района. В семье было четверо детей — два мальчика и две девочки. Его брат — Махир Джавадов живёт в городе Зальцбург в Австрии, две сестры живут в Баку.

В 1973 году окончил Азербайджанский государственный медицинский институт. В 1973—1976 годах работал в госпитале МВД республики. В 1980 году Ровшан Джавадов получил второе специальное образование в Ростовском отделении факультета заочного обучения Высшей школы МВД РСФСР.

Начало политической карьеры

После завершения военного образования в 1980 году, Джавадов хотел отправиться добровольцем на Афганскую войну. Однако, командование, подозревая его в антикоммунистических настроениях, отклонило его просьбу о вступлении в контингент советских войск в Афганистане.

Это не помешало Ровшану Джавадову от дальнейшего осуществления его стиля жизни — свободолюбивого человека и подлинного патриота Азербайджана. Он всегда был против несправедливых, авторитарных режимов. Поэтому, бросая вызов коммунистической власти, в качестве любимого вида спорта выбрал каратэ. Властями коммунистического режима СССР каратэ рассматривался как совершенно западный вид спорта и был официально запрещён. Тем не менее, страсть Ровшана к этому виду спорта заставила его организовать подпольную секцию каратэ в Азербайджане в 1981 году.

В 1982 Ровшан Джавадов стал инспектором милиции города Гянджа. В городе, который исторически известен как один из наиболее обеспокоенных судьбой Азербайджана, который часто выступал против захватнических сил, защищая независимость Азербайджана, как это имело место во времена монгольского вторжения в 13-м веке, вторжения русских и советских большевистских войск в в XIX и XX веках. В 1987 году, в связи с ухудшением ситуации в Карабахе, Ровшан Джавадов, вместе со своим братом Махиром Джавадовым организовали подпольную партию Takamul (Evolution) в Карабахе и Гяндже.

В 1989 году, в самом начале Карабахского конфликта, партия Takamul создавала группы боевых отрядов, в которые записывались желающие, а также каратисты из секций Ровшана Джавадова. В январе 1990 советские войска вторглись в Азербайджан, ожесточенные бои вспыхнули в Баку и других городах. Ровшан Джавадов помогал в подготовке и оснащении оружием активистам Народного фронта Азербайджана. Однако, советские войска быстро заняли Баку из-за проникновения агентов КГБ в некоторые высшие звенья Народного фронта. Ровшан Джавадов, разочаровавшись в Народном Фронте, планировал уехать из Баку в Гянджу со своими сторонниками и провозгласить Гянджу столицей и возобновить боевые действия против оккупации. Сделать это он не успел и советские войска вступили в Гянджу к середине марта.

Профессиональная карьера военного

В 1987 году, в связи с обострением конфликта в Нагорном Карабахе, МВД СССР организовало специальную группу в Степанакерте. Капитан Ровшан Джавадов был приглашен в группу в качестве оперативного работника. В задачу группы входили обеспечение общественного порядка и законности на территории Нагорного Карабаха, выявление и нейтрализация лиц ведущих антисоветскую пропаганду, разжигающих межнациональную вражду.

В январе 1989 года в поселке Гасанабад Нагорного Карабаха оперотряд, возглавляемый Ровшаном Джавадовым, при задержании правонарушителей вынужден был вступить в перестрелку с работниками Степанакертской милиции. Руководством спецгруппы МВД СССР в отношении Ровшана возбуждено уголовное дело за превышение полномочий. Во избежание ареста, Ровшан Джавадов нелегально перебрался в Пакистан.

В Пакистане Джавадов встретился со своим студенческим другом-афганцем, который находился в армии Гульбеддина Хекматияра и командовал отрядом. Вместе с этим отрядом Ровшан Джавадов воевал в Афганистане, а после смерти друга принял командование отрядом на себя и с тяжелыми боями вывел отряд обратно на базу в Пакистан.

В ноябре 1989 года уголовное дело в СССР в отношении капитана Джавадова было отменено, он вернулся на родину и был назначен на должность командира патрульно-постовой службы Лачинского РОВД. На этой должности Джавадов проработал до февраля 1992 года, получив очередное звание майора.

В январе 1992 года, в связи с развалом СССР, Отряд милиции особого назначения (ОМОН) МВД СССР в Нагорном Карабахе был расформирован. Решением местных властей на основе ОМОН был создан Отряд полиции особого назначения (ОПОН) МВД Азербайджанской Республики. Командиром ОПОН-а был назначен майор Ровшан Джавадов. За большие заслуги по охране интересов страны Ровшану Джавадову на этом посту было присвоено внеочередное звание полковника. Ровшана Джавадова назначают заместителем министра внутренних дел Азербайджанской Республики.

В декабре 1992 года Ровшан Джавадов вылетел в Афганистан на встречу с Премьер-Министром Афганистана Гульбеддином Хекматияром и добился прибытия весной 1993 года около 1000 афганских бойцов в помощь Азербайджанской Республике в Карабахской войне. Тогда же была приглашена группа из ветеранов спецназа армии США для тренировки азербайджанских солдат. Финансирование этих операций производилось частично за счет МВД Азербайджанской Республики, частично за счет пожертвований частных лиц, том числе из личных средств министра внутренних дел Искандера Гамидова, а также Махира и Ровшана Джавадовых.

В 1993 году сборная Азербайджана по каратэ во главе с Ровшаном Джавадовым поехала в Японию на чемпионат мира, и там сенсационно заняла 1-ое место. Пораженная Японская федерация Каратэ присвоила Ровшану 10-й почетный дан.

Ровшан Джавадов становится кумиром молодёжи, образцом чести и отваги для них, Ровшана избирают председателем молодёжного движения Азербайджана.

Разногласие с властями

С приходом Гейдара Алиева к власти в Азербайджанской Республике в 1993 году, моджахеды были отправлены обратно в Афганистан, без боя сданы несколько районов Азербайджанской Республики, начались переговоры о перемирии, завершившиеся в мае 1994 года подписанием властями Азербайджанской Республики Бишкекского протокола о перемирии с Республикой Армения и НКР.

Против этого договора выступали заместитель Председателя Милли Меджлиса Азербайджанской Республики Афияддин Джалилов, начальник контрразведки Министерства обороны Шамси Рагимов, Махир и Ровшан Джавадовы, оценившие этот протокол как предательство интересов азербайджанского народа. Джалилов и Рагимов были убиты при невыясненных обстоятельствах, а вину за их убийство власти Азербайджанской Республики возложили на Махира Джавадова, была выдана санкция на его арест и издан приказ о расформировании ОПОН.

Ввиду отказа братьев Джавадовых подчиниться приказу Гейдара Алиева о прекращении вооруженной борьбы в Карабахе, 17 марта 1995 года база ОПОН в Баку была окружена правительственными войсками. Ровшан Джавадов при посредничестве посла Турции в Баку Алтана Караманоглы вступил в переговоры с Гейдаром Алиевым и принял решение прекратить противостояние. Не согласившись братом, Махир Джавадов призывал солдат ОПОНа сражаться с правительственными войсками. В ответ на это Ровшан Джавадов потребовал от Махира Джавадова покинуть базу и не мешать ему в мирном разрешении конфликта. Махир Джавадов был вынужден покинуть расположение базы. Ровшан Джавадов по пути на переговоры в штаб правительственных войск был ранен и скончался от потери крови в госпитале МВД Азербайджанской Республики из-за неоказания ему медицинской помощи. Сотни бойцов ОПОНа были арестованы и приговорены к длительным тюремным срокам.

19 декабря 2003 года в Москве, при загадочных обстоятельствах, был убит также единственный сын Ровшана Джавадова — двадцатидевятилетний Лачин Джавадов.

Отрывок, характеризующий Джавадов, Ровшан Бахтияр оглы

Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.