Рогинский, Яков Яковлевич

Яков Яковлевич Рогинский
Научная сфера:	антропология
Учёная степень:	доктор биологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	МГУ
Награды и премии:

Я́ков Я́ковлевич Роги́нский (9 [21] мая 1895, Могилёв — 28 мая 1986, Москва) — советский антрополог, один из крупнейших российских и советских исследователей антропогенеза, выдающийся педагог, воспитавший несколько поколений студентов. Участник Первой мировой и Гражданской войн.

Биография

Родился в семье Якова Львовича Рогинского, кандидата права, и Александры Матвеевны Рессер, преподавателя музыки. Учился в московской гимназии имени И. и А. Медведниковых. По воспоминаниям Надежды Вольпин, осенью 1919 года бывал на заседаниях поэтического кружка «Зелёная мастерская». Окончил физико-математический факультет МГУ в 1925 году.

С 1926 по 1929 годы — профессор этнологического факультета 1-го МГУ. В 1927 году учился в аспирантуре Антропологического института 1-го МГУ. Участвовал в экспедиции по изучению тунгусо-маньчжурских народностей. Летом 1927 года совместно с Б. А. Куфтиным и М. Г. Левиным исследовал эвенков Прибайкалья, в 1928 году под руководством Куфтина было продолжено изучение ороков восточного Сахалина и удэгейцев в районе р. Хора.

19 января 1934 года арестован по политическому делу, 2 апреля того же года приговорён по обвинению в антисоветской агитации (ст. 58-10 УК РСФСР) коллегией ОГПУ к высылке в Северный край на 3 года условно. Отправлен в бессрочную командировку в Воронеж, где общался с О. Э. Мандельштамом. Яков Яковлевич был хорошо знаком с поэтом, так как дружил с братом Н. Я. Мандельштам — Евгением Яковлевичем Хазиным.

В 1942 году в эвакуации в Ашхабаде — профессор и исполняющий обязанности заведующего кафедрой дарвинизма. В 1946 году защитил диссертацию на соискание степени доктора биологических наук на тему «Некоторые антропологические вопросы в проблеме происхождения современного человека». Тогда же, в 1946 году, стал лауреатом премии им. М. В. Ломоносова III степени за работу (в рукописи) «Теории моноцентризма и полицентризма в проблеме происхождения Homo sapiens и его рас». С 1950 года — профессор МГУ; в течение многих лет читал курсы: «Этническая антропология», «Введение в антропологию», «Специальные главы антропогенеза», «Антропология СССР», «Антропогенез», «Палеоантропология СССР», «История антропологии».

С 1964 по 1975 годы — заведующий кафедрой антропологии биолого-почвенного (позднее биологического) факультета Московского университета. В 1975—1986 годах — профессор-консультант той же кафедры.

Научные интересы

Основные работы касались вопросов возникновения современного вида Homo sapiens (человека разумного), расоведения и морфологии человека. В частности, Я. Я. Рогинский много работ посвятил критическому разбору гипотезы существования «пресапиенса» в Европе. Также разрабатывал проблему «разрывов постепенности» и скорости эволюции предков человека. Важной составляющей научного наследия Я. Я. Рогинского является изучение основных типов характера и их становлению в эволюции человека. Существенна разработка философских аспектов антропогенеза.

Ученики

• В. М. Харитонов, диплом, 1969, дисс. к.б.н., 1974
• Генрих Хрустов

Вспоминает Юлия Борисовна Гиппенрейтер:

Профессором антропологии у нас был замечательный ученый и педагог Яков Яковлевич Рогинский. Он был влюблён в свою науку, а мы, студенты, были влюблены в него и в его лекции. О чём бы ни рассказывал Яков Яковлевич — о человеческих расах, строении черепов или доисторических предках человека — всё звучало в его устах как волшебная сказка. Его глаза светились, мягкий голос звучал вдохновенно и завораживающе, его волнение по поводу какой-нибудь детали или археологической находки передавалось и нам. Мы любили этот предмет, и почти все сдавали экзамен на «отлично». Прошло несколько десятков лет, но и теперь, собравшись, мы с большой теплотой вспоминаем любимого учителя и его волнующие истории о «наших чудесных предках» — питекантропах и неандертальцах.

Награды

Награждён орденом «Знак Почёта» и медалями.

Лауреат премии имени М. В. Ломоносова (1946) за работу «Теория моноцентризма и полицентризма в проблеме происхождения Homo sapiens и его рас».

Адреса

1934 — Москва, ул. Каляевская, 36, кв, 13.

1961—1986 — Москва, Ломоносовский проспект, д. 33, корп. 1.

Публикации

Книги

• Бунак В. В., Нестурх М. Ф., Рогинский Я. Я.  Антропология. Краткий курс. — М.: Учпедгиз, 1941. — 380 с.
• Рогинский Я. Я.  Н. Н. Миклухо-Маклай. — М.: Изд-во «Правда», 1948. — 24 с.
• Рогинский Я. Я.  Новые теории происхождения человека. — М.: Изд-во «Правда», 1948. — 29 с.
• Рогинский Я. Я.  Теории моноцентризма и полицентризма в проблеме происхождения современного человека и его рас. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1949. — 155 с.
• Рогинский Я. Я., Левин М. Г.  Антропология. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955. — 502 с. (2-е издание: М.: Высшая школа, 1963. — 485 с.; 3-е издание: М.: Высшая школа, 1978. — 530 с.)
• Рогинский Я. Я.  Проблемы антропогенеза. — М.: Высшая школа, 1969. — 263 с. (2-е издание: М.: Высшая школа, 1977. — 264 с.)
• Рогинский Я. Я.  Об истоках возникновения искусства. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. — 32 с.

Статьи

• Рогинский Я. Я. Помолодение в процессе человеческой эволюции (изложение и критика теории Л. Болька) // Антропологический журнал, 1933, № 3.
• Рогинский Я. Я. К вопросу о периодизации процесса человеческой эволюции // Антропологический журнал, 1936, № 3.
• Рогинский Я. Я. Проблема происхождения Homo sapiens (по данным работ последнего десятилетия) // Успехи современной биологии, 1938, т. IХ, вып. 1 (4). — С. 132—133.
• Рогинский Я. Я. Некоторые проблемы позднейшего этапа эволюции человека в современной антропологии // Тр. ин-та этнографии АН СССР, 1947, т. 2.
• Рогинский Я. Я. К вопросу о древности человека современного типа (место сванскомбского черепа в системе гоминид) // Советская этнография, 1947, № 3.
• Рогинский Я. Я. Происхождение современного человека и теория «полиицентризма» // Советская этнография, 1947, № 1.
• Рогинский Я. Я. Закономерности пространственного распределения групп крови у человека // Труды института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Новая серия. Том I. Памяти Д. Н. Анучина (1843—1923). — М.-Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1947.
• Рогинский Я. Я. Выступление на совещании по проблеме происхождения Homo sapiens // КСИЭ, 1950, № 9.
• Рогинский Я. Я. Основные антропологические вопросы в проблеме происхождения современного человека // ТИЭ. М., 1951. Т. 16.
• Рогинский Я. Я. К вопросу о переходе от неандертальца к человеку современного типа // Советская этнография, 1954, № 1.
• Рогинский Я. Я. Морфологические особенности черепа ребёнка из позднемустьерского слоя пещеры Староселье // Советская этнография, 1954, № 1.
• Рогинский Я. Я. Некоторые проблемы происхождения человека // Советская этнография, 1956, № 4.
• Рогинский Я. Я. О некоторых общих вопросах теории антропогенеза // Вопросы философии, 1957, № 2.
• Рогинский Я. Я. О проблеме «пресапиенса» в современной литературе // Советская этнография, 1959, № 6.
• Рогинский Я. Я. О формировании пропорций тела путём усиления градиентов роста (в связи с проблемой антропогенеза) // Вопросы антропологии, 1960, вып. 2.
• Рогинский Я. Я. 1964. Проблема прародины человека современного типа // Наука и человечество, 1964, вып. 3. — С. 36—52.
• Рогинский Я. Я. 1965. Изучение палеолитического искусства и антропология // Вопросы антропологии, 1965, вып. 21. — С. 151—158.
• Рогинский Я. Я.  Палестинские и близкие им формы гоминид // Ископаемые гоминиды и происхождение человека. — М.: Наука, 1966. — (Тр. ин-та этнографии АН СССР, нов. сер., т. 92). — С. 182—204.
• Рогинский Я. Я.  Внеевропейские палеоантропы // Ископаемые гоминиды и происхождение человека. — М.: Наука, 1966. — (Тр. ин-та этнографии АН СССР, нов. сер., т. 92). — С. 205—226.

Литература

• 3алкинд Н. Г. 75 лет со дня рождения Я. Я. Рогинского // Вопросы антропологии, 1970, вып. 36.
• Яков Яковлевич Рогинский: человек и учёный: Сборник. К 100-летию со дня рождения / Отв. ред. В. П. Чтецов. — М.: Моск. гос. ун-т, 1997. — 143 с.

Отрывок, характеризующий Рогинский, Яков Яковлевич

– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.