Рогожинский парк

Рогожинский парк (ранее Парк 250-летия Тульского оружейного завода) — один из существующих на территории Тулы парков. Входит в ГУ ТО «Тульские парки». Своё название получил по урочищу Рогожня с рекой Рогожня. Основу рекреации на территории Рогожинского парка составляют природные рекреационные ресурсы: микроклимат, рельеф местности, лесная растительность, ихтиофауна. В своей совокупности они круглогодично привлекают на повседневный отдых горожан с целью восстановления сил в природных условиях. В южной части парка на прилегающих участках долины ручья Рогожня, представлена преимущественно лиственными лесными насаждениями искусственного происхождения.

В 1941 году по территории Рогожинского парка проходил передний край обороны Тулы. Здесь погиб комиссар Тульского рабочего полка, один из создателей народного ополчения Тулы, Григорий Антонович Агеев. Место гибели Агеева, получившего после войны звание Героя Советского Союза, отмечено памятным знаком. А на склоне Рогожинского оврага в память о погибших бойцах Тульского рабочего полка была посажена березовая роща.

После войны парк именовался Пионерским (здесь у памятника Агееву торжественно принимали в пионеры) или Перекопским (по месту расположения). В 1962 году парк был реконструирован и расширен в честь 250-летнего юбилея Тульского оружейного завода. До начала 1990-х годов в парке был детский городок, танцплощадка, летний кинотеатр, аттракционы, постоянно проводились спортивные соревнования, культурно-массовые мероприятия.

В 1990-е парк пришёл в запустение, аттракционы были заброшены и разобраны.

В соответствии с распоряжением правительства Тульской области № 43-р от 29.01.2015 года часть городского парка «Рогожинский» передана в оперативное управление государственного учреждения Тульской области «Тульские парки». В настоящее время в Рогожинском парке ведутся работы по строительству первой в Туле ледовой арены.

Отрывок, характеризующий Рогожинский парк

Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.