Роджерс, Джимми

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джимми Роджерс
Jimmie Rodgers
Основная информация
Полное имя

Джеймс Чарльз Роджерс

Дата рождения

8 сентября 1897(1897-09-08)

Место рождения

Меридиэн (штат Миссисипи, США)

Дата смерти

26 мая 1933(1933-05-26) (35 лет)

Место смерти

Нью-Йорк

Годы активности

1927—33

Страна

США США

Профессии

певец, гитарист

Жанры

кантри

Псевдонимы

Поющий Кондуктор

Коллективы

The Tenneva Ramblers, The Ramblers

Сотрудничество

Луи Армстронг

Лейблы

Victor

[www.jimmierodgers.com/ Официальный сайт]

Джимми Роджерс (англ. Jimmie Rodgers; настоящее имя Джеймс Чарльз Роджерс; 8 сентября 1897 — 26 мая 1933), также известный как «Поющий Кондуктор» (англ. The Singing Brakeman), был первой звездой музыки кантри. В связи с этим ещё одно его прозвище было «Отец музыки кантри» (англ. The Father of Country Music).





Ранние годы

Джеймс Чарльз Роджерс родился в городе Меридиэн[en] (штат Миссисипи). Он был младшим из трёх сыновей. Его мать умерла, когда Джимми был ребёнком, и он провёл следующие несколько лет, живя с родственниками на юго-востоке Миссисипи и юго-западе Алабамы. Наконец он вернулся домой, чтобы жить с отцом, который к тому времени стал бригадиром на железной дороге между Мобилом и Огайо, а также вторично женился.

Карьера исполнителя

Тяга к выступлениям возникла у Джимми в раннем возрасте. Его манила дорога. К 13 годам он дважды пытался организовать дорожные шоу, но оба раза отец возвращал его домой. Отец и нашёл ему работу водоносом на железной дороге. Там он научился петь в свойственной ему манере, а рабочие научили его бренчать на гитаре. Через несколько лет он стал кондуктором на северо-восточной железной дороге.

В 1924-м, в возрасте 27 лет, Джимми заболел туберкулёзом. Болезнь временно оборвала его железнодорожную карьеру, но, в то же время, дала ему возможность вернуться к своей давней любви — музыке. Он организовал гастрольный тур и ездил по юго-востоку, пока однажды ураган не уничтожил его палатку. Он вернулся к работе кондуктора на восточном побережье Флориды, однако болезнь не позволила ему там остаться. Джимми перебрался в Тусон, штат Аризона, и устроился работать стрелочником. На этой работе он оставался около года, а затем, в начале 1927-го, вернулся с семьёй в родной Меридиан.

Успех

В том же 1927 году Роджерс решил отправиться в Эшевилл, Северная Каролина. 18 апреля он вместе с Отисом Кайкенделлом в первый раз выступил на радио. Несколько месяцев спустя он собрал группу в Теннесси под названием Tenneva Ramblers и получил еженедельную радиопередачу. В августе 1927 года Роджерс и его группа распадаются, и первые записи Джимми делает один в Бристоле, Теннесси. За них он получает около ста долларов.

Эти записи выходят в свет в октябре и пользуются определённым успехом. В ноябре, в Филадельфии, Роджерс проводит ещё одну сессию, в ходе которой он записывает 4 песни, включая «Blue Yodel», более известную как «T for Texas». В следующие два года было продано более полумиллиона копий этой песни, что было невероятным в те времена успехом.

Следующие несколько лет Роджерс был сильно занят. Он делал короткометражный фильм «Поющий кондуктор» для «Columbia Pictures» и записал множество песен по всей стране. Участвуя в программе Красного креста, он, вместе с юмористом Уиллом Роджерсом, гастролировал по среднему востоку. В июле 1930 г. он записал «Blue Yodel #9», вместе с Луи Армстронгом и его женой Лилиан, которая аккомпанировала им на фортепиано.

Последние годы

Предпоследняя сессия Роджерса состоялась в августе 1932 года в Кэмдене, Нью-Джерси. В это время становится ясно, что его туберкулёз прогрессирует. Он больше не гастролирует, но выступает с еженедельной передачей на радио в Сан-Антонио, куда он перебрался, после того как «T for Texas» стала хитом.

В то время в стране свирепствует Великая депрессия. В мае 1933 г. Джимми отправляется в Нью-Йорк для групповых записей. Эту сессию он начинает один и в первый день записывает четыре песни. После однодневного отдыха он возвращается в студию, где он уже не может записываться стоя, но вскоре возвращается в отель, рассчитывая на то, что силы скоро к нему вернутся. Тем временем, звукоинженеры находят для него двоих музыкантов, с которыми он записывает ещё несколько песен, включая «Mississippi Delta Blues». Тем не менее, последнюю песню Джимми решает записывать один, и песня «Years Ago» подводит итог его карьеры.

Джимми Роджерс умер два дня спустя, 26 мая 1933 года. Ему было 35 лет.

Наследие

Когда в 1961 году был учреждён Зал славы кантри-музыки, Роджерс был одним из первых трёх принятых туда людей (вместе с Фредом Роузом и Хэнком Уильямсом). Он был принят в Зал славы композиторов в 1970-м и в Зал славы Рок-н-ролла в 1986-м, как оказавший раннее влияние на этот музыкальный стиль.

С 1953 года в Меридиане, родном городе Джимми Роджерса, проводится ежегодный музыкальный фестиваль его памяти.

В списке «40 величайших людей в кантри-музыке», опубликованном в 2003 году телесетью СМТ (Country Music Television), Джимми Роджерс занимает 33-е место.

Напишите отзыв о статье "Роджерс, Джимми"

Примечания

Ссылки

  • [elkazoo.ru/jimmie-rodgers Джимми Роджерс. Статья об исполнителе кантри в кантри-энкицклопедии El Kazoo]  (рус.)
  • [www.jimmierodgers.com Официальный сайт Джимми Роджерса]
  • [pisigin.ru/photostories/photostory-blues/42/seriya-38-merjdian-meridian-ms-gorod-dzhimmi-rodzhersa/ Меридиэн — город Джимми Роджерса. Фотоочерк Валерия Писигина.]

Отрывок, характеризующий Роджерс, Джимми

«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?