Роджерс (перевал)
| Перевал Роджерс англ. Rogers Pass | |
 | |
| Трансканадское шоссе проходит через перевал | |
| 51°18′05″ с. ш. 117°31′12″ з. д. / 51.30139° с. ш. 117.52000° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.30139&mlon=-117.52000&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 51°18′05″ с. ш. 117°31′12″ з. д. / 51.30139° с. ш. 117.52000° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.30139&mlon=-117.52000&zoom=9 (O)] (Я) | |
| Страна |  Канада |
| Регион | Британская Колумбия |
| Горная система | Колумбия |
| Хребет или массив | Селкерк |
| Высота седловины | 1330 м |
Перевал Роджерс — перевал в горах Селкерк, Британская Колумбия, Канада. Перевал находится на территории национального парка Глейшер и с 1971 года является национальным историческим местом Канады.
По перевалу проходит автомобильное трансканадское шоссе и канадская тихоокеанская железная дорога.
География
Река Колумбия в окрестностях горы Селкерк течёт на север, где в районе Биг-Бенд пересекает горы и устремляется на юг. Перевал Роджерс — коридор, который соединяет северное и южное течение реки. Перевал находится в очень узком месте с крутыми склонами и очень лавиноопасен[1]. Лавины на перевале могут вылазить на противоположный склон и возвращаться обратно, пересекая ущелье дважды. Самой опасной считается зона протяжённостью 80 км, на которой обнаружено 74 лавины[2].
История
При строительстве канадской тихоокеанской железной дороги было необходимо преодолеть несколько сложных горных хребтов. В 1881 году было принято решение проложить маршрут через Канадские Скалистые горы по перевалу Кикинг-Хорс (Kicking Horse). Для продолжения этого маршрута нужно было найти дорогу через горы Селкирк. На поиски решения в труднодоступные и малоизученные горы был направлен опытный инженер American railway майор А. Б. Роджерс, который обнаружил перевал на следующий год. Перевал был назван его именем[1]. В 1883 году начались строительные работы, а железнодорожное сообщение заработало уже в 1886 году, первый трансконтинентальный поезд Монреаль — Ванкувер отправился в путь 8 июля[2].
Из-за повышенной лавиноопасности перевала на нём работала команда железнодорожных рабочих и техники, которые чистили пути от снега. Также было построено в общей сложности 30 км галерей[2]. В 1916 году в обход самой лавиноопасной части перевала был построен туннель Коннот[1], который заменил 8 км галерей и 35 км дороги[2].
При строительстве автомобильной трассы проектировщики встали перед выбором: провести шоссе через лавиноопасный участок, или делать окружной маршрут вдоль реки Колумбия. В 1953 году на перевал была направлена съёмочная партия, которая три года занималась изучением особенностей лавин в районе перевала. В 1956 году план строительства был утверждён[2] и в 1962 году через перевал было проложено трансканадское шоссе[1].
27 марта 1971 года перевал Роджерс был включён в реестр национальных исторических мест Канады в связи с его ролью и местом в основной национальной железнодорожной артерии, которую он занимал с 1886 по 1917 годы[1].
Изучение лавин
В 1887 году инженер Д. К. Каннингемом произвёл съёмку лавин в районе перевала. Только в 1948 году его работу продолжил служащий парка Глейшер Н. К. Гарднер, который по собственной инициативе начал вести наблюдения за лавинами. В 1953 году в район перевала отправилась съёмочная партия и Гарднер стал руководить её исследованиями, собирая информацию о размерах, расположении, частоте и особенностях лавин. После того, как в 1956 году план строительства автотрассы через перевал был утверждён, Гарднера поставили во главе лаборатории Национального научно-исследовательского совета. В штате лаборатории помимо него было шесть человек, кроме того Гарднер мог напрямую обращаться к инженерам и ресурсам совета. В 1957 году совет принял на работу швейцарского инженера Петера Шерера, который должен был проверить выкладки Гарднера[2].
Происшествия
5 марта 1910 года на перевале Роджерс на отряд из шестидесяти железнодорожных рабочих со стотонным снегоочистителем обрушилась мощная лавина. В живых остался только один человек, а снегоочиститель разломало и забросило на соседний склон. Рабочие чистили дорогу от снега для пассажирского поезда, который был отрезан предыдущей лавиной. Сам поезд лавина не затронула[2].
Напишите отзыв о статье "Роджерс (перевал)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.historicplaces.ca/en/rep-reg/place-lieu.aspx?id=12562&pid=0 Rogers Pass National Historic Site of Canada]. Парки Канады. [www.webcitation.org/6Fl1Jxn6z Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.litmir.net/br/?b=116291&p=53 Отуотер Монтгомери - Книга: "Охотники за лавинами" - Страница 53]. Мир. Редакция космических исследований, астрономии и геофизики (1972). [www.webcitation.org/6FeOOnTlH Архивировано из первоисточника 5 апреля 2013].
Отрывок, характеризующий Роджерс (перевал)
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
