Роджер Меннерс, 5-й граф Ратленд

Роджер Меннерс
Roger Manners
Дата рождения:	6 октября 1576(1576-10-06)
Подданство:	Англия Англия
Дата смерти:	26 июня 1612(1612-06-26) (35 лет)
Место смерти:	Кембридж, Англия
Отец:	Джон Меннерс, 4-й граф Ратленд
Супруга:	Элизабет Сидни

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Роджер Меннерс, 5-й граф Ратленд (англ. Roger Manners, 5th Earl of Rutland; 6 октября 1576 года — 26 июня 1612 года, Кембридж) — английский аристократ, меценат, военный деятель и дипломат.

Под опекой государства

Роджер Меннерс родился и провел детские годы в замке Хелмсли у реки Рай (ржаная река) в Северном Йоркшире. Он получил блестящее классическое образование. C 6 лет с ним занимались домашние учителя, которые готовили его к обучению в Кембридже, где в своё время учились его отец и дядя. В 1587 году, в возрасте 11 лет, он был отправлен на учёбу в Колледж Королевы в Кембридже. На следующий год, в 1588, умер его отец — Джон Меннерс, 4-й граф Ратленд; Роджер в возрасте 12 лет стал 5-м графом Ратлендом и, по тогдашним правилам, «подопечным государства», как все мальчики из аристократических семей, потерявшие отцов до своего совершеннолетия. В его владение перешел фамильный замок Бельвуар в Лейстершире с большой, постоянно пополняемой библиотекой. Лорд-казначей королевы Елизаветы I Уильям Сесил, 1-й барон Бёрли, поручил попечение над юным графом государственному деятелю и ученому Фрэнсису Бэкону, который выбрал ему в качестве наставника выдающегося педагога Джона Джегона, вслед за которым граф Ратленд позже перешел в колледж Тела Христова. 20 февраля 1595 года он закончил этот колледж и во время торжественной церемонии, в которой участвовали его старшие друзья граф Эссекс и граф Саутгемптон, получил степень Магистра Искусств.

Путешествие за границу

В сентябре 1595 года графу Ратленду было разрешено выехать за границу, в январе 1596 года он сел на корабль в Плимуте и через Францию и Швейцарию добрался до Италии, где стал слушателем в знаменитом Падуанском университете. В Швейцарии он познакомился с выдающимся ученым Гаспаром Вазером, с которым потом переписывался. В Падуе его однокурсниками были два студента из Дании — Розенкранц и Гильденстерн. В Италии Роджер Меннерс тяжело заболел лихорадкой, дело было настолько серьезно, что он даже составил завещание, однако болезнь отступила. Вернувшись в 1597 году в Англию, граф Ратленд принял участие в морской экспедиции графа Эссекса и сэра Уолтера Рэли против Испании, флот вышел из Плимута, но жестокий шторм не дал ему уйти далеко от берегов Англии. В этой экспедиции вместе с графом Ратлендом были его друг граф Саутгемптон и поэт Джон Донн. В 1598 году Роджер Меннерс продолжил своё юридическое образование в Грейс Инн — одной из четырёх придворных юридических корпораций, славившейся своими театрализованными праздниками.

Женитьба и ирландский поход

5 марта 1599 года, по настоянию родственников и с согласия королевы граф Ратленд женился на падчерице графа Эссекса Елизавете Сидни, дочери поэта Филиппа Сидни, национального героя, умершего от ран, полученных на поле боя. Невесте было 14 лет. Вскоре после свадьбы, граф Ратленд, произведенный в пехотные полковники, самовольно, без разрешения королевы, присоединился к графу Эссексу в его походе в Ирландию, где 30 мая того же года после взятия крепости Кахир был посвящён в рыцари, однако по настоянию королевы Елизаветы уже в июне 1599 года он был вынужден вернуться в Англию. Замечен в пренебрежении службой при дворе ради ежедневных походов в театр вместе со своим другом графом Саутгемптоном. 10 июля того же года Ратленд получил степень Магистра Искусств в Оксфорде, затем короткое время служил в Голландии под началом графа Нортумберленда, а 14 июня 1600 года был назначен на почетные должности констебля Ноттингемского замка и хранителя Шервудского леса.

Участие в мятеже графа Эссекса

8 февраля 1601 года граф Ратленд принял участие в мятеже графа Эссекса против королевы Елизаветы и был одним из тех, кто был задержан в доме Эссекса. 23 февраля 1601 года граф Эссекс был казнен. Граф Ратленд вместе с графом Саутгемптоном и двумя младшими братьями Фрэнсисом и Джорджем, также участвовавшими в мятеже, был заключен в Тауэр, допрошен Тайным Советом и оштрафован на гигантскую по тем временам сумму 30 тыс. фунтов стерлингов, после чего сослан в замок Аффингтон под надзор его дяди эксквайра Роджера Меннерса. Только в 1602 году по ходатайству казначея королевы лорда Сесила Роджеру Меннерсу было разрешено вернуться в замок Бельвуар.

Посол короля Якова I в Эльсинор

После смерти королевы Елизаветы в 1603 году, по приказу нового короля Якова I граф Ратленд, как и другие участники мятежа Эссекса, был освобожден от наказания и вскоре вместе со своей женой, крестницей королевы Елизаветой Сидни-Ратленд встречал короля в своем замке Бельвуар — здесь король остановился по пути из Шотландии в Лондон, где в это время свирепствовала чума. Для короля была представлена пьеса-маска Бена Джонсона «Метаморфозы цыган». Граф Ратленд прибыл в Лондон вместе с королём, и во время коронации Якова I 2 июня 1603 года был награждён орденом Рыцаря Бани, а 9 июня 1603 года получил почетные должности хранителя Бирквуд Парка, Йоркшира, Нортхэмптоншира и замка Клипстон. Через несколько дней он был направлен Яковом I с посольством в Данию, где вручил королю Христиану IV Орден Подвязки и был представителем короля Якова I при крещении наследника датского престола. Торжества проходили в замке Эльсинор, где граф Ратленд вновь встретился со своими падуанскими однокурсниками Рознекранцем и Гильденстерном. 20 сентября 1603 года Ратленд был назначен лордом-лейтенантом Линкольншира, а затем попечителем Грантхэма. Его жена Елизавета интересовалась литературой, её поэтический салон посещали крупнейшие поэты того времени — Джон Донн, Бен Джонсон, Майкл Дрейтон, Джордж Чапмен, Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер.

Тайные похороны

В 1609 году граф Ратленд стал попечителем Беннингтона и Мэнсфилда, но к этому времени он уже тяжело болел, однако успел основать в Боттесфорде, в пяти милях от замка Бельвуар, школу и дом престарелых. 26 июня 1612 года в возрасте 36 лет Роджер Меннерс, 5-й граф Ратленд, умер в своем кабинете в Кембридже. Его тело было забальзамировано и через месяц доставлено в фамильную усыпальницу Ратлендов недалеко от замка Бельвуар в церкви Пресвятой Девы Марии в Боттесфорде, где и было захоронено, причем никому не было позволено увидеть лицо покойного. Об этом необычном погребении в церкви сохранилась особая запись. Погребальная служба была проведена через два дня после похорон, во внутреннем храме замка Бельвуар. Вдова графа Ратленда Елизавета Сидни-Ратленд на похоронах не присутствовала и в завещании графа упомянута не была. Она умерла через несколько недель после похорон мужа, в возрасте 27 лет, и была похоронена в соборе Св. Павла в Лондоне, в могиле её отца Филипа Сидни. Тем не менее, в церкви Пресвятой Девы Марии в Боттесфорде можно видеть общее надгробие Роджера Меннерса и Елизаветы Сидни. Несмотря на существовавшую в Англии 17-го века традицию, ни один поэт, в том числе и те, кто бывал в гостях у Елизаветы Ратленд, не почтил память этих выдающихся представителей высшей английской знати поминальными стихами и поэмами.

Кандидат в Шекспиры

В 1920-е годы авторы, поднимающие так называемый шекспировский вопрос, то есть не признающие, что автором шекспировских пьес является уроженец Стратфорда-на-Эйвоне Уильям Шакспер (так эти авторы пишут фамилию того, кого принято считать Шекспиром), включили в число возможных кандидатов в авторы шекспировских произведений и графа Ратленда. Эта идея была впервые предложена Д. Х. Мадден, наибольшую поддержку получила у немецкого автора Карла Бляйбтроя и далее была поддержана некоторыми другими авторами, которые в шекспироведении получили наименование «антистратфордианцы». Среди них и русский юрист, автор работ по риторике П. С. Пороховщиков, эмигрировавший в США и написавший книгу «Шекспир без маски». По версии И. Гилилова, 5-й граф Ратленд и его жена Елизавета Сидни являются подлинными авторами произведений, которые написал Шекспир. Доказательства этой версии представлены в книге Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса», 1997.

В пользу Ратленда говорят такие факты:

• учёба с датскими студентами Розенкранцем и Гильденстерном в Падуанском университете;
• студенческое прозвище Ратленда — Shake-speare, «потрясающий копьем»;
• перерыв в творчестве Шекспира с 1601 по 1603 год, когда Ратленд в результате мятежа Эссекса был заключен в Тауэр, а после суда был оштрафован и сослан;
• после мятежа, последующего судебного процесса над участниками и казни Эссекса Шекспир перешел от комедий к трагедиям;
• значительные изменения, внесенные Шекспиром в пьесу «Гамлет» сразу после поездки графа Ратленда в датский Эльсинор;
• прекращение литературной деятельности Шекспира в 1612 году, когда Ратленд умер.

Ратлендианская версия не является самой популярной среди антистратфордианцев (большинство их в настоящее время высказывается за кандидатуру графа Оксфорда, хотя Оксфорд умер в 1604 году, а произведения Шекспира продолжали появляться до 1612 года). Как и другие антистратфордианские версии, эта гипотеза отвергается научным сообществом шекспироведов как псевдонаучная. Антистратфордианцы, в свою очередь, отвергают классическое шекспироведение, называя его «великим обманом», однако выражают благодарность стратфордианцам, которые, по их мнению, кропотливо работая над шекспировской темой, добывают все больше косвенных доказательств, что Шекспир — это не уроженец Стратфорда.

Литература

• The Manuscripts of His Grace, the Duke of Rutland, G.C.B., Preserved at Belvoir Castle. Charles Manners Rutland, Great Britain Royal Commission on Historical Manuscripts. 1905
• The history of Belvoir castle, from the Norman conquest to the nineteenth. Irvin Eller. London : R. Tyas, 1841
• Lord Rutland est Shakespeare, le plus grand mystère dévoilé Shaxper de Stradford hors cause С. Carrington. Demblon C, Paris, 1912
• Alias William Shakespeare? Sykes Claud W. L., 1947
• Шекспир — Рэтленд. Шипулинский Ф. М., 1924
• [www.ebooksread.com/authors-eng/dodgson-hamilton-madden/shakespeare-and-his-fellows--an-attempt-to-decipher-the-man-and-his-nature-dda/1-shakespeare-and-his-fellows--an-attempt-to-decipher-the-man-and-his-nature-dda.shtml Shakespeare and His Fellows: An Attempt to Decipher the Man and His Nature] by D. H. Madden, Dutton and Company, New York; 1916.
• Shakespeare Unmasked, Petr Sergeevich Porokhovshchikov, Savoy Book Publishers, New York, 1940; 304 pages.
• Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса, Илья Гилилов. Изд «международные отношения»;М; 2013
• Rutland; a chronologically arranged outline of the life of Roger Manners, fifth earl of Rutland, author of the works issued in folio in 1623 under the … operandi of the engagement of William Shax, Lewis Frederick Bostelmann, Nabu Press (August 12, 2010)

Отрывок, характеризующий Роджер Меннерс, 5-й граф Ратленд

Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.