Монтгомери, Роджер, 1-й граф Шрусбери

Роджер, 1-й граф Шрусбери Монтгомери
граф Шрусбери
Отец:	Роджер де Монтгомери

Роджер де Монтгомери (англ. Roger de Montgomerie; около 1030—27 июля 1094) — нормандский аристократ, соратник Вильгельма Завоевателя и 1-й граф Шрусбери, один из крупнейших магнатов Англии конца XI века. На основе полученного от короля графства Шропшир Роджер создал новую оборонительную систему на границе с Уэльсом (Шропширская марка).

Биография

Роджер был сыном нормандского рыцаря Роджера де Монтгомери, чьи владения находились в центральной части Нормандии, главным образом в долине реки Дива. Роджер был одним из советников герцога Вильгельма, однако во вторжении 1066 года в Англию он не участвовал, будучи оставленным на управлении Нормандией во время отсутствия Вильгельма. Тем не менее, спустя год Роджер отправился в Англию, где получил от короля суссекский рейп Эрандел и другие земельные владения в десяти графствах, конфискованные у англосаксов. Замок Эрандел имел существенное значение в системе организации оборонительной системы юго-восточного побережья Англии.

В 1075 году король Вильгельм присвоил Роджеру де Монтгомери титул графа Шрусбери и передал ему управление графством Шропшир, включая семь восьмых земель этого графства. На Роджера была возложена обязанность создания укреплённой пограничной системы вдоль средней части границы с Уэльсом, в верховьях Северна и Ди. К северу от Шропшира уже располагалась Честерская марка Гуго д’Авранша, успешно ведущая наступление на североваллийские королевства. Роджеру удалось создать целую систему крепостей на возвышенностях восточной части Центрального Уэльса, главной из которых стали город и замок Монтгомери.

После смерти Вильгельма Завоевателя в 1087 году Роджер присоединился к восстанию части англонормандских магнатов против нового короля Вильгельма II. Войска Роджера и других рыцарей валлийских марок двинулись в Вустершир, но были разбиты англосаксонским ополчением под командованием епископа Вульфстана. Вскоре Роджер перешёл на сторону короля и принял участие в разгроме мятежников. После подавления восстания Роджер направился в Нормандию, где был арестован его старший сын Роберт Беллемский. Разбив отряды нормандского герцога Роберта Куртгёза, Роджер добился освобождения своего сына и возвращения ему его земельных владений. В начале 1090-х годов граф продолжил продвижение на территорию Уэльса. Ему удалось захватить практически весь Кардиган и проникнуть в Пембрукшир, где в 1093 году был возведён мощный замок Пембрук. В результате под властью Роджера оказалась бо́льшая часть Среднего и Юго-Западный Уэльс. Однако завоевания оказались непрочными: уже в 1094 году в Уэльсе вспыхнуло массовое восстание против англонормандских феодалов, в результате которого все территории Монтгомери в Среднем Уэльсе были отвоёваны валлийцами.

Незадолго до своей смерти в 1094 году Роджер Монтгомери разделил свои владения между сыновьями: старший Роберт получил земли в Нормандии, средний Гуго — Шропшир, Арундел и другие земли в Англии с титулом графа Шрусбери, а младший Арнульф — Пембрукшир.

Брак и дети

• 1-я жена: (с 1048/1055) Мабель де Беллем (убита в 1082), наследница сеньории Беллем на границе Нормандии и Мэна:
  1. Роджер (ум. в 1066);
  2. Роберт (1052—1130), 3-й граф Шрусбери;
  3. Гуго (ум. 1098), 2-й граф Шрусбери;
  4. Роджер Пуатевинец (ум. между 1122 и 1140), основатель Ланкастера;
  5. Филипп (ум. в 1099);
  6. Арнульф (ок. 1068—1122);
  7. Эмма, аббатиса монастыря Алменшеш;
  8. Матильда, замужем за Робертом, графом Мортена;
  9. Мабель, замужем за Гуго де Шатонеф-ан-Тимерэ;
  10. Сибила, замужем за Робертом Фитцхэмоном;
• 2-я жена: Аделаида де Ле Пюизе:
  1. Эверар, монах.

Литература

• Ордерик Виталий. Церковная история
• [www.thepeerage.com The Complete Peerage]  (англ.)
• [patp.us/genealogy/conq/montgmry.aspx Роджер де Монтгомери]  (англ.)
• Poole, A. I. From Domesday Book to Magna Carta. — Oxford, 1955.
• Stenton, F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971.

Предшественник  Новое образование

граф Шрусбери  1075 — 1094

Преемник Гуго

Отрывок, характеризующий Монтгомери, Роджер, 1-й граф Шрусбери

Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.