Родзянко, Александр Павлович

Александр Павлович Родзянко
Дата рождения	13 августа 1879(1879-08-13)
Место рождения	Российская империя
Дата смерти	6 мая 1970(1970-05-06) (90 лет)
Место смерти	Нью-Йорк, США
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1897—1920
Звание	полковник (1912) генерал-лейтенант (1919)
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России: Бои в Эстонии 1-й поход на Петроград 2-й поход на Петроград
Награды и премии

Алекса́ндр Па́влович Родзя́нко (13 августа 1879 — 6 мая 1970, Нью-Йорк) — генерал-лейтенант (1919), один из руководителей Белого движения на Северо-Западе России. С 19 июня и по 2 октября 1919 года Родзянко — командующий Северным корпусом, позднее переформированным в Северо-Западную армию.

Происхождение

Из дворянской семьи малороссийского происхождения. Отец — Павел Владимирович, крупный землевладелец. Мать — Мария Павловна, урождённая княжна Голицына. Дяди — председатель Государственной думы III и IV созывов М. В. Родзянко и князь П. П. Голицын. Брат — Павел Павлович, полковник Кавалергардского полка.

Окончил Пажеский корпус (1899), Офицерскую кавалерийскую школу (1907), кавалерийскую школу в Сомюре (Франция, 1908).

Кавалерийский офицер

С 1899 года — служил в Кавалергардском полку, корнет, с 1903 года — поручик, с 1907 — штаб-ротмистр, с 1911 — ротмистр, с 1912 — полковник. В 1908—1909 годах временно командовал эскадроном Его Величества. С 1909 года — начальник полковой учебной команды, 1909—1911 годах — командующий 2-м эскадроном, в 1911—1912 — командир этого эскадрона (после производства в ротмистры). С 1912 года — помощник командира полка по хозяйственной части.

Одновременно с военной службой много времени уделял конному спорту. В 1902 году участвовал в международных конных соревнованиях в Турине, был награждён кавалерским крестом итальянского ордена Короны. В 1911 году был участником крупных соревнований в Лондоне, в 1912 году в составе российской команды выступал на Олимпийских играх в Стокгольме.

В начале Первой мировой войны отправился на фронт, недолго служил во 2-м Кубанском, 1-м Линейном казачьем полках, в течение недели временно командовал 16-м Донским казачьим генерала Грекова полком. С 25 ноября 1914 года служил в 8-й армии. С 17 июля 1915 года — штаб-офицер Кавалергардского полка. С мая 1916 года — командир полка Офицерской кавалерийской школы, элитной воинской части, сформированной на основе постоянного состава школы. С апреля 1917 года — командующий 1-й бригады 17-й кавалерийской дивизии. В июне — июле 1917 был начальником гарнизона Риги. С октября 1917 года временно командовал 17-й кавалерийской дивизией. После её расформирования в 1918 году остался в Пскове, был интернирован наступающими немецкими войсками и отправлен в Германию.

Деятель белого движения

С августа 1918 года жил в Риге. В ноябре 1918 года при поддержке немецких властей начал формирование антибольшевистских стрелковых батальонов. Вопрос о его производстве в генерал-майоры недостаточно выяснен — известно, что в ноябре 1918 года командование Псковского Добровольческого корпуса признало А. П. Родзянко в этом чине. После отступления немецкой армии из Пскова установил связи с представителями Антанты, которые, однако, отказались в то время поддерживать белое движение, представленное офицерами, сотрудничавшими с их противниками в период Первой мировой войны. В январе 1919 года прибыл в Ревель, где в феврале того же года стал командиром сформированной им бригады в Добровольческом корпусе, переименованном к тому времени из «Псковского» в «Северный». В конце февраля 1919 года во главе бригады отбил наступление группы красных войск из Пскова в направлении Эстонии, что было высоко оценёно главнокомандующим эстонской армией генералом Йоханом Лайдонером. В апреле 1919 при поддержке части офицеров и эстонского командования принял фактическое командование над Северным корпусом, возглавив начавшееся в мае его наступление на Гдов и Ямбург. Наступлению сопутствовал успех, причём часть красных войск перешла на сторону белых, которым удалось выйти на подступы к форту Красная Горка и Ораниенбауму. 1 июня официально вступил в командование Северным корпусом. Малочисленность белых войск, отсутствие их связи с антибольшевистским подпольем в Петрограде (об антисоветском восстании на форте Красная Горка Родзянко узнал только на третий день), разногласия с эстонцами привели к прекращению наступления. В ходе боёв Родзянко проявил себя энергичным командиром, недооценивавшим, однако, важность штабной работы и заполнившим свой штаб недостаточно компетентными кадрами.

19 июня Северный корпус вышел из подчинения эстонскому командованию, тогда же корпус был развёрнут в Северную (с 1 июля — Северо-Западную) армию, командование которой сохранил Родзянко. С августа 1919 года он конфликтовал с генералом Н. Н. Юденичем, который стал главнокомандующим фронтом и обладал более значительным авторитетом и влиянием, чем Родзянко. Настаивал на наступлении из Пскова на Новгород с последующим окружением Петрограда, тогда как Юденич был сторонником скорейшего взятия Петрограда с помощью удара на нарвском направлении. 2 октября Юденич для реализации своего плана лично вступил в командование Северо-Западной армией и назначил Родзянко своим помощником с производством в генерал-лейтенанты.

Участник наступления на Петроград

Во время наступления на Петроград в октябре 1919 года находился в первых рядах наступавшей 3-й дивизии. Участвовал в занятии Гатчины и Царского Села, настаивал на максимально высоких темпах наступления. Один из его подчинённых (капитан А. С. Гершельман) вспоминал:

В длиннополой кавалерийской шинели, в сапогах «танках» (солдаты так называли тяжеловесные английские сапоги), Родзянко, не обращая внимание на стрельбу, пёр вперёд, пока не натыкался на нашу разведку, и тогда начинал ругаться, что медленно идут.

После поражения белых и отступления армии из-под Петрограда был командирован генералом Юденичем в Англию с целью добиться финансовой и материальной помощи для восстановления боеспособности Северо-Западной армии. Однако не получил ни командировочного удостоверения, ни дополнительных указаний, что сделало его миссию невозможной.

Эмигрант

В начале 1920 года выехал в Стокгольм, а оттуда в Германию, где работал над мемуарами, в которой подверг резкой критике деятельность генерала Юденича и защищал правильность собственных решений и инициатив. В 1921 году опубликовал эти воспоминания в Берлине. Позже эмигрировал в США, где был председателем полкового объединения кавалергардов в США и председателем отдела Союза пажей.

Скончался 6 мая 1970 года. Похоронен на русском кладбище Новодивеевского монастыря в Нануете, Нью-Йорк.

Награды

• Орден Святого Владимира 4 степени с мечами (1913)
• Орден Святой Анны 3 степени (1913)
• Орден Святого Станислава 3 степени (1913)
• Орден Святой Анны 4 степени (1915)
• Более 7 медалей

Труды

• Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин 1921; 2-е издание — М., 2000.

Библиография

• Рутыч Н. Белый фронт генерала Юденича. М., 2002. С. 327—344.
• Белая борьба на северо-западе России. М. 2003.

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=727 Родзянко, Александр Павлович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• [www.hrono.ru/biograf/bio_r/rodzanko_ap.html Биография]

Отрывок, характеризующий Родзянко, Александр Павлович

– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.